Умножающий печаль, стр. 89
— Ты и за Валеру еще ответишь, падлюка! — взвизгнул Скелет.
— Кому отвечу? Тебе, что ли? — спросил я и уселся на стул посреди комнаты.
Надо протянуть время, нужно сориентироваться, понять — вызвали они подмогу или повезут к себе в их вонючие застенки? Где их замечательный командир Николай Иваныч?
Комната расшарена, распотрошена обыском. Они что-то искали. Долго. Они здесь давно. А Николая Иваныча нет! Они не торопятся с победным рапортом.
А может, они, помимо сдельно-премиальной оплаты, поддерживают себя частным мародерством? Они краем уха слышали, что меня ищут из-за денег. Они ищут здесь деньги! Вот идиоты!
От дикости этой догадки я засмеялся. Они еще не дошли до антресолей, где лежит под барахлом мой чемодан. Эх, мне бы сейчас карабин…
Своим смехом я обидел Скелета. Он подпрыгнул и ударил меня ногой в грудь.
Тяжело вломил, но плохо. Раз не вырубил, значит, плохо. На пол я рухнул, вздохнул, душевно сказал:
— Не каратист ты, а говно. Нормальная срань…
Он ударил меня ногой в живот.
— Говорю же тебе — дерьмо ты, кал, экскремент поносный!
Опять врубил он мне.
— Как есть — навоз, фекалий…
Скелет долбанул меня кулаком в темя — до темени в глазах.
— Конечно, ты — какашка, меконий…
Скелет хотел ударить ногой слева, но я откатился немного, не удар получил, а толчок.
— Жалкое ты испражнение дристучее!
Тут он меня все-таки достал, а я, задыхаясь, намекнул:
— В натуре — жопный плевок, дрэк ты текучий…
Гнойный Мозг остановил спарринг-партнера:
— Погоди! Собери все дискеты компьютерные в сумку…
Я лежал на паркете и успокаивал Лору:
— Яблочко мое дорогое, не грусти… Все будет хорошо! Ничего они мне не сделают. Я такой ловкий — толкачом в ступе не отловишь… Ты только не бойся этих козлов…
Чем позже они найдут чемодан на антресолях — тем лучше. Там лежат деньжата какие-то и документы. Для этих подзаборных мародеров — огромные деньжищи! Они могут из-за них нас убить — деньги украдут, а начальству доложат, что во время захвата пришлось нас укокошить.
Упираясь мордой в теплые буковые клепки паркета, я начал группироваться. Ах, если бы я сейчас был здесь с ними один! Но при первом моем рывке они застрелят Лору. Господи Боже, как легко и сладко было всю жизнь одиноко волчарить!
Я ждал.
Тихо лежал.
Не мог он забыть обо мне.
Не мог не услышать мой крик о помощи.
Цакуга-дзен, мой боевой дух, неужели ты покинул меня?
И еле слышно шелохнулся шелест-шепот:
— Я здесь…
— Цакуга, учитель и друг мой, я унижен своим бессилием.
— Мы не ведаем, когда слабость становится силой, а унижение возвышает…
— Цакуга, я не боюсь смерти.
— Я знаю… Воин переступает страх, как путник порог перед долгой дорогой.
— Цакуга, я боюсь за девочку…
— Не думай о ней сейчас… Страх за нее гнет к земле твою силу. Победи сам — спасешь ее…
— Цакуга-дзен, я безоружен, а руки мои в металле… Тихо-тихо засмеялся старый самурайский дух.
— Есть узы крепче металла.
А из коридора раздался счастливый крик Скелета:
— Гля, чего я тут наверху нашел!
Ну да, нашел-таки, зараза. Мой заветный чемоданчик, мой бывший меч-кладенец, мой боевой клад.
СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ: БУКЕТ СТРЕЛИЦИЙ
Я по-честному предложил:
— Давай завезу тебя домой, а потом подамся в Теплый Стан…
— Ага, как же! — возмутилась Лена, влезая за руль. — И это называется мужчина с человеческим лицом! Как служебная рутина или житейская бытовуха — тут мы не разлей вода! Скрещенье рук, скрещенье ног и прочее там скрещенье! А как большое приключение, ночной полет, звон риска — так все себе! Нехорошо, дяденька…
Рванула с места так, что гравий из-под колес градом ударил в забор, по широкой плавной дуге вылетела на шоссе и погнала в сером сумраке истекающей ночи.
— Что ты несешь, шоферюга несчастная? Какой риск? Какое приключение? — неохотно, вяло отговаривал я Лену. Я ведь хотел, чтобы она ехала со мной, я хотел, чтобы мы вместе разыскали Кота, я хотел, чтобы она была рядом.
— Не замай! — толкнула меня локтем Лена. — Ну подумай сам, какой прикол! Кота сейчас в Москве не ищет только тот, кто сам в розыске. А мы с тобой его находим! Полный отпад!…
На Кольцевой повернули направо, покатили на запад. За спиной небосвод натекал серым перламутром, над горизонтом пузырились парусники облаков.
Скоро рассветет.
— Брось на заднее сиденье эти чудовищные цветы и дозванивайся своим дежурным ментам… — распорядилась Лена. — В районе Теплого Стана вряд ли живет толпа Теслимовок.
— Наверное, — согласился я и на всякий случай поинтересовался: — Чем это цветы чудовищные?
— Не видишь? — удивилась Лена. — Жуть! Посмотри — уже не флора, еще не фауна! Как страшные черно-красные птицы… Раскрытые жадные клювы… Фу!
— Не выдумывай! Нормальный строгий элегантный цветок…
— Ага! Не вздумай только приносить их на мою жилплощадь! Мы с тобой уснем, доверчивые и беззащитные, как в детсаду на тихом часе, а они…
— Что они? Что ты мелешь?
— Допревратятся! Совсем станут хищными птицами и расклюют нас. Без смеха — боюсь их…
— С психиатром не советовалась?
— Советовалась. Хороший врач. Предложил переспать с ним.
— А ты? — живо заинтересовался я.
— Пообещала найти себе другое снотворное, не такое тошнотное… Угостите сигаретой, офицер! В сумке лежат…
Я бросил цветы на заднее сиденье, расстегнул замок сумки и снова наткнулся на холодный никелированный ствол. Достал из пачки сигарету, прикурил, осторожно вложил ей в губы сочащийся синим дымом бумажный цилиндрик.
— Спасибо, дорогой друг, — сказала Лена и начала корчиться от смеха.
— Так, нормально! Плавно переходим в следующую стадию безумия, — заметил я. — Что теперь?
— Мы с тобой сейчас как в «Санта-Барбаре»! Мечта провинциалов! Шикарный джентльмен изящным движением вкладывает в рот сигарету невероятно прекрасной красотке! Посмотри на нас! Ты в смокинге похож на загулявшего пингвина! Ой, умру!
Махнул на нее рукой, достал телефончик, который передал мне Кот, и начал дозваниваться в адресную справочную МВД — у меня были кодовые пароли.
Лена, казалось бы, внимательно смотревшая перед собой на дорогу, сказала буднично:
— Что-то я у тебя этот аппаратик не видела…
— Да-а? — неопределенно-вопросительно протянул я.
— Да! У тебя телефон «Эрикссон», — напомнила Лена. — А этот «Нокия»…
Вот шпионская морда! С ней не задремлешь, не соскучишься. Как она зорко сечет все вокруг себя! Вряд ли ее будущему мужу удастся безнаказанно сходить налево. А может быть, с такой бабой и не захочется? Дома страстей хватит…
— Это телефон Кота, — сказал я. — Мне его Марина передала…
— Ока-а-зывается! — подняла брови Лена. — Это называется «близкие контакты третьей степени»… А почему ты ему не позвонишь?
— Куда звонить-то? У меня нет его номера! Только он мне может звонить. По моему телефону звонить нельзя — он наверняка прослушивается.
— Волшебная земля Паранойя, — покачала головой Лена.
Мы гнали по пустынной дороге, я переругивался и перешучивался по телефону с ребятами в дежурной части министерства, разыскал там старого дружбана Аникеева, мы с ним поболтали о делах-делишках, пока его коллеги проверяли по своим учетам Теслимовку, и ночь незаметно дотлела в серый предутренний пепел.
На траверсе Внуковского шоссе я знал, что Теслимовка Лариса Алексеевна, 1973 года рождения, русская, образование незаконченное высшее, незамужняя, проживает на улице Огурцова, дом 16, корпус 2, квартира 79.
— Или проживала до последнего времени, — сказал Аникеев. — Сейчас миграция — страшное дело! Текут люди, как песок… Ну ладно, Ордынцев, бывай! Если что — звони…
Смутно припомнил теперь, что Кот называл ее Лара. Или Лора.
Нет, не должна была песчаной струйкой утечь отсюда Теслимовка. Недаром столько времени пасутся около ее дома патрули «Бетимпекса». Не понимаю почему, но они упорно ищут Кота здесь. Они ничего не знают про Лору-Лару, иначе бы установили ее адрес так же просто, как и я. Но они знают, что у Кота здесь где-то поблизости лежка. Поэтому не уходят. Они и сейчас, кстати, могут там топтаться.