Умножающий печаль, стр. 27
КОТ БОЙКО: КАРАБАС
Водитель положил деньги в карман и спросил:
— Приехать попозже? Забирать вас не надо?
— Спасибо, земляк. Обойдусь…
— А как же вы отсюда в город доберетесь?
— Я тут останусь, жить тут буду, — пообещал я.
— Вольному — воля, — развел руками шоферюга и покатил на поиски своей неверной попутно-дорожной удачки.
А я, гуляючи, фланируя и созерцая, отправился в путь по «Моторленду» — уже никем не охраняемому, заброшенному, забытому прежними хозяевами автодрому на дальней развилке между Рогачевским и Дмитровским шоссе. Когда-то здесь была мощная спортивная автомототехническая база, пришедшая явно в упадок из-за отсутствия государственного финансирования. А состоятельных новых владельцев пока, видно, не нашлось.
Поэтому еще не кончилась здесь привольная, хоть и бедная, житуха байкерско-рокерской вольницы. Гром, рокот и треск мотоциклетных моторов, гул тяжелого «металлического» рока, пелена синего выхлопного дыма стелилась над гоночными трассами, выгоревшей желтой травой центрального поля, порывы ветра хлопали линялыми вымпелами и старыми флагами. Рокеры — в традиционном кожаном прикиде с блестящими заклепками и бляхами — выписывали вензеля по полю со своими отчаянными подружками.
Так, праздно разгуливая посреди желто-лимонного и нежно-голубого июльского дня, ленивым туристом дошел я до красно-кирпичного ангара. Перед ангаром был водружен полосатый зонт-тент, под зонтом — пластиковый стол и алюминиевые складные стулья. На столе разложены детали мотоцикла, инструменты, жестянки с бензином и смазкой, бутылка виски «Джим Бим» и пластиковые красные стаканы. Над всем этим железным мусором воздымался двухметровый человек — огромный, толстый, бородатый, с пегими лохмами, заплетенными в косу, в черной шевровой жилетке, с сигарой в зубах и в золотом пенсне. С непривычки это сооружение вызывало чувство шизофренического разрыва — глядя на него, невыносимо хотелось смеяться, а с другой стороны — очень боязно.
Я подошел к столу, уселся на стул, положил ногу на ногу и, покачивая мыском элегантного полусапожка, приветливо молвил:
— Бог в помощь, Карабас Барабасыч…
Человек-гора оторвался от своего ценного мотобарахла, неспешно допил свой красный стакан, наклонив голову, долго смотрел на меня поверх щегольского пенсне, лениво спросил:
— Ну, хрен с горы, откуда ты такой красавец сыскался?
— С хреновой горы, Карабас Барабасыч, — невозмутимо ответил я, снял свои шикарные крупноформатные темные очки, стянул парик и бросил этот постыдный реквизит на стол.
Карабас мгновение оцепенело смотрел на меня, потом стал подниматься из-за столика, как кожаная туча с заклепками и детским великом-пенсне, сделал шаг ко мне и поднял вверх вместе со стулом.
— Кот! Кот Бойко! — заревел Карабас нутряным басом. — Долбаный в голову!… Это ж надо!… Котяра собственной персоной! Дружбан ты мой дорогой!… Кот, с ума сойти! Уже не надеялся… Кот, йог твою мать!
— Не преувеличивай, — ввернул я словечко. — Может, поставишь на землю, Карабас? А то не поймут нас…
Карабас опустил на землю стул, на котором я изо всех сил старался сохранить невозмутимость, сокрушительно хлопнул меня по спине.
— Ох, какую мы сейчас с тобой пьянь учиним! — вымолвил он мечтательно-нежно.
— Мне нельзя, — усмехнулся я. — Режим…
— А у меня? — возмутился Карабас. — Ему, видите ли, нельзя! А мне можно? Режим! И у нас режим — напьемся и лежим. Ты, Кот, не тревожься, мы для начала пьянку аккуратную покатим, вполсилы…
— Я тебя знаю — вполсилы, — усомнился я. — Не забудь, я почти три года не тренировался…
— А ты, Котяра, не напрягайся, береги себя, пей лежа…
— Лежа, говоришь? Ладно! Сердце — не камень, душа — не деревяшка! Уговорил! — согласился я.
— Я и не сомневался в тебе никогда, — уверенно заметил Карабас. — Щас вспрыснем, как инжектором на форсированном движке…
Он обернулся в сторону ангара и зычно крикнул:
— Эй, Ксана! Вари пельмени, ко мне дружбан дорогой прибыл! Ты, Кот, пельмени любишь?
— Уважаю. Это наши предки хорошо придумали.
— Наши предки! — захохотал страшно Карабас. — Сибирские пельмени — наша национальная китайская гордость!
— Почему китайская? — удивился я.
— Потому что китайцы соорудили четыре угловых камня цивилизации — порох, компас, колесо и пельмени, — витийствовал Карабас. — То, что китайцы изобрели порох и компас, — мне плевать. А вот за микояновские пельмешки в пачках — большое им наше русское спасибо! — Одновременно Карабас быстро раскладывал по картонкам и ящичкам мотоциклетные детали, инструменты, тряпки, крепеж.
Я ехидно засвидетельствовал:
— Карабас, ты такой грамотей, мне с тобой толковать стыдно…
— Это ты зря! — успокоил меня великан, наплевав на мое ехидство. — Новые времена — новые песни о главном. Сейчас ничего не стыдно — стыдно только денег не иметь.
— Смотри, Карабас, как бы нам с этими песнями не помереть со стыда, — заметил я, внимательно вглядываясь в лицо приятеля. — Денег, похоже, не предвидится…
— Не боись, Кот, мы на этом гульбище барышников и конокрадов себя не потеряем, — успокоил Карабас. — Денег здесь и сейчас больше грязи, а людей приличных — как эритроцитов в моче, два-три в поле зрения…
— Дело говоришь, Карабас! Все будет замечательно — мы же с тобой везуны! Жили как люди, придет час — умрем как святые…
Карабас разлил по стаканам выпивку, пододвинул ко мне стакан.
— Сейчас мы с тобой, Котяра, глотнем аперитивчику — Акымя Варкын зовется…
— Это еще что такое? — опасливо спросил я, зная склонность Карабаса к питейным экспериментам.
— Не боись, это по-чукотски значит — Огненная Вода.
— Карабас, а ты на Чукотке был?
— А то! В чуме жил, рыбу сырую жрал да клык моржовый сосал, Акымя Варкын пил, с чукотскими бабами спал…
— Во даешь! — восхитился я. — И как?
Карабас снял с носа свое фантастическое пенсне, протер стеклышки, кинул обратно на переносицу и снисходительно сообщил:
— Что — как? Как у всех! Только дух у них — как от морского зверя. И волосы на всех причинных местах ликвидированы как класс.
— Страшное дело, Карабас! Ты у нас настоящий землепроходимец…
— Н-да, золотишка в тот раз я оттуда привез, — поделился Карабас. — Ну что, дружок, дернем по первой? За тебя, за твой фарт, чтобы глаз не погас, чтоб рука не дрогнула! За все прошлое, Кот, тебе — спасибо…
СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ: БИЛЛИОНЕР
Журнал американских толстосумов «Форбс» был занят любимым делом дураков и бездельников — считал чужие деньги. И делился этими сплетнями с нами — завистливыми безденежными ротозеями.
В мировом рейтинг-листе наиболее зажиточных ребят планеты обитали две совсем нескудных тетечки — английская и голландская королевы, и, как любят говорить наши журналюги, «получили прописку» пятеро русских.
Форбс полагал, что в России сильно продвинулись по части личных заработков Борис Березовский, Владимир Потанин, Александр Серебровский, Михаил Ходорковский и Геннадий Гвоздев.
Мой бывший одноклассник, может быть, вчера еще друг, но не наверняка, потому что с сегодня он мой наниматель, патрон, босс, хозяин, начальник, не знаю, кто там он мне еще, — Александр Серебровский в рейтинге смотрелся неплохо. Хотя, конечно, Хитрый Пес со своими скромными 2,7 миллиарда USD выглядел рядом с Биллом Хейнсом, владельцем «Макрокомп глобал электроникс», просто удачно подкалымившим любителем — Хейнс пришкаливал к сотне миллиардов.
Но, вообще-то говоря, 2,7 миллиарда — это тоже неплохо. Такие бы бабки да Коту Бойко в руки! Он бы сразу обналичил все активы и поставил себе невыполнимую задачу — ежедневно прогуливать по миллиону долларов в день.
Правда, Кот никогда не боялся трудностей, он бы придумал, как справиться с такой сложной, но увлекательной задачей.
Итак, мой товарищ Хитрый Пес — пока еще он никак не показал, что товарищем меня не считает, — так вот, Хитрый Пес является владельцем таких заводов, газет, пароходов, по сравнению с которыми пресловутый мистер Твистер — просто расистски настроенный, политически некорректный бомж.