Умножающий печаль, стр. 22
— Ты уверен, что я отказываюсь от таких деньжищ из выродочного советского целомудрия?
— От непонимания ситуации в целом, — спокойно ответил магнат.
— Это как раз ты не понимаешь ситуацию в целом! Я всю жизнь зарабатываю деньги тем, что служу обществу или государству, или не знаю там как…
— Сережа, не возбухай! Подумай, не спеши, не горячись. Когда ты работаешь сейчас на меня — ты служишь державе под названием Россия…
— Россия или «РОСС и Я»? — резко подался я вперед.
Серебровский усмехнулся, устало помотал головой:
— Сегодня это одно и то же… Нераздельные это вещи… Попробуй понять — я не хапошник, грабящий беззащитную мамку-родину! Россия — это мир, который я строю. Я служу ему восемнадцать часов в сутки. Поэтому я владею им. И от тебя хочу одного — устрой так, чтобы Кот Бойко не мешал мне это делать!
— Я попробую. Я очень постараюсь. Но не за деньги… Ты это можешь понять?
— Нет! — отрезал Серебровский.
— Саня, да что с тобой? Неужели ты не сечешь? Ты просто назначил свою котировку тридцати сребреникам! Четыре тысячи баксов за один сребреник! Все нормально! Курс московской валютной биржи!
— Я не прошу тебя убить Кота…
— Не просишь. Ты разрешаешь его убить! Сто двадцать штук — моя плата за эту милую работенку!
— А если ты не берешь эти деньги? Вполне, кстати говоря, скромные.
— Тогда я найду Кота и рассчитаюсь с ним из капитала нашей прошлой жизни!
— Надежный источник финансирования, ничего не скажешь, — своим зыбким, недостоверным тоном заметил Серебровский.
Я злобно засмеялся:
— Не знаю, берет ли твой банк в обеспечение залог дружбы, любви, верности… Памяти прожитой вместе жизни…
— Берет, — серьезно кивнул Серебровский. — Но под выданный кредит обязательно требует разумный и надежный бизнес-план.
— Он прост и очевиден…
— Уточни.
— Найду Кота, встану перед ним на колени или изобью его как собаку…
— И то и другое сомнительно, — хмыкнул Серебровский. — Кот дерется гораздо лучше тебя, а ты и в церкви на колени не станешь…
— Не твоя забота! Объясню, уговорю, заболтаю! Слово свое, честь офицера в заклад ему отдам! А все равно решу!
КОТ БОЙКО: МЕМОРАНДУМ
Уже в прихожей, открывая входную дверь, я еще раз напомнил:
— Подруга, все поняла? Все запомнила? I — Поняла-поняла! Запомнила! — мотнула Лора своей золотисто-рыжей копной.
— Я без тебя — никуда ни ногой. Сижу, как гвоздь в стене. Мне сейчас болтаться по улицам не полезно…
— За-ме-ча-тель-но! — сказала Лора. — Железная маска!
— Точняк! — обнял я ее на дорожку. — Московский боевик — «Резиновая морда в Железной маске».
— Ладно. Я поехала?
— Давай. Люблю и помню…
— Хорошо, я поехала. Поцелуй еще разок. Покиссай меня, пожалуйста…
Лора уже вышла, потом снова засунула в дверь голову и быстро сказала:
— А еще говорят — тюрьма не учит. Без меня не грусти, не пей, не плачь…
— Не буду, — пообещал я. — А вообще-то я последний раз плакал в детстве. Нам книжку читали — мелкие серые мыши убили слона. Выгрызли ему ночью мягкие подушечки на ногах…
Лора вернулась обратно в прихожую, поцеловала меня, шепнула:
— Я люблю тебя…
Выскочила на площадку и захлопнула за собой дверь. А я еще долго медленно разгуливал по комнате, подходил к окну — глазел на улицу, раздумывая хаотически обо всем сразу и ни о чем в отдельности, — бывает такое состояние, когда размышления похожи на грязевой сток. Потом возвратился за стол, удобно устроился перед компьютером, с удовольствием смотрел в экран монитора с пляшущей эмблемой программы «майкрософт», лениво покуривал, вспоминал людей и обстоятельства, злорадствовал и горевал. Пока не выстучал одним пальцем заголовок: «МЕМОРАНДУМ».
В Радиоцентре «Бетимпекса» инженеры рассматривают экран с участком города, захватывающим Теплый Стан. Источник радиосигнала попадает наконец в перекрестье двух поперечных локаторных лучей. Старший хватает телефон и торопливо набирает номер:
— Николай Иваныч, есть! Сигнал локализован и взят! Теплый Стан, улица Огурцова… Нет, дом пока не могу сказать… Хорошо, поисковые группы будут на месте… Я сними на связи… Нет-нет, предпринимать ничего не будут до вашего приезда…
АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ: ОБМЕН РИСКАМИ
Миша, начальник охраны, захлопнул за нами дверцу лимузина, прыгнул на свое место рядом с водителем, включил рацию:
— Я — первый! Эскортный ордер в работе. Тронулись помаленьку… Маршрут — семь… Скорость — штатная, лимит — плюс двадцать в режиме, дистанция — два метра…
Я поймал себя на том, что краем уха, закраиной внимания я контролирую этот конвойный вздор. Это ужасно. Глупо, не правильно, очень вредно — нельзя фильтровать такой поток информации, невозможно взаимодействовать со всеми вызовами мира.
Охранники в джипах сопровождения откликнулись, кортеж с места взял в намет, миновал ворота, с приглушенным подвизгом сирен, с фиолетово-синим просверком мигалок на крыше помчался по плавным загогулинам Рублевки через величаво дремлющий, прекрасно неподвижный подмосковный пейзаж.
Сергей спросил нейтрально:
— Ты с Людой видишься?
— Очень редко. Практически — нет. Я их с Ванькой хорошо обеспечиваю, а видеться с бывшими женами — пустое. Это как собачке из жалости рубить хвост по частям. Да ты ей сам позвони…
— Ага! Я обожаю такие звонки: «Ваш друг здесь больше не живет! Он — подлец, укравший мою молодость! И вообще, больше не смейте звонить сюда!»
— Перестань! — засмеялся магнат. — Люда — вполне цивилизованная женщина, почти все понимает. Нет, у нас вполне благопристойные отношения. А к тебе она всегда хорошо относилась…
Мы помолчали, и я добавил:
— Она всегда считала тебя противовесом дурному влиянию Кота. Предполагалось, что ты являешь фактор сдерживания и здравомыслия. Все чепуха…
Серега тихо засмеялся.
— Ты чего? — поинтересовался я.
— Вспомнил, как Люда нас обоих с Котом вышибла…
— Почему? — удивился я.
— Да мы пришли к ней деньги занимать, а она нам перчит мозги какой-то невыносимой патетикой. А про тебя, ну и про себя, естественно, она сказала с тяжелым вздохом: «За спиной каждого преуспевающего мужчины стоит очень усталая любящая женщина». Я, конечно, в расчете на деньги промолчал, а Кот, конечно, ответил: «Точно! Голая, очень костистая и с косой в руках!» Ну, Люда и сказала нам ласково: «Пошли вон отсюда! Оба!»
Мы засмеялись.
— Давно было, — сказал Серега. — Ванька еще был пацанчик. Кот для него был фигурой культовой…
— Ну да! — усмехнулся я. — Если учесть, что, собираясь к нам, Кот отбирал у тебя офицерские погоны, кобуру, кокарды и дарил Ваньке…
— Погоны были старые, кобура пустая, — вздохнул Серега. — А вот золотую медаль чемпиона он подарил Ваньке настоящую, собственную…
Интересно, Верный Конь забыл? Или, наоборот, мне намекает?
— Да, Серега, я помню это. Я помню, как на мой тридцатник Кот на банкете вручил мне свой орден Октябрьской Революции.
Серега кивнул:
— Это был знаменитый праздник, и подарочек Кота ничего выглядел — эффектно… Ты ему через пару месяцев отдарил «БМВ». Помню…
— Ну, на этой «боевой машине вымогателей» Кот недолго наездил — расколотил ее вдребезги, расшиб на мелкий металлолом…
— Это не важно, — усмехнулся Серега. — Ты ведь тоже дареный орден не носишь. Смешно сказать, я тогда очень переживал — мне-то вы таких подарков не дарили…
Я искренне удивился:
— Верный Конь, неужто ревновал? Завидовал?
— Нет, не завидовал, — помотал Серега головой. — Никогда. Ценность самого подарка — чепуха, ничего не значит. Важно душевложение в подарок, на твоем языке выражаясь — инвестиция чувства.
— А! Чего там сейчас вспоминать! Нет давно этих подарков, и чувств не осталось…