Умножающий печаль, стр. 21

КОТ БОЙКО: УЕВИЩЕ

— Але, подруга! — Я поцеловал Лору в шею. — Ты работу не проспишь?

— Что я, с ума сошла, сегодня на работу переть? — Лора вылезла из-под простыни, взяла с тумбочки свои фасонистые очки. — А сколько времени?

— Семь-двадцать. А что скажешь на работе?

— Ничего. Шефу своему позвоню, отговорюсь. Он у меня с понятием. Если бы не приставал с глупостями — цены бы ему не было…

— Секс-обслуживание в контракт не входит?

— Ты бы взглянул на шефа — по нему курс эндокринологии учить можно. — Лора встала с тахты и сообщила, как вердикт вынесла: — Сейчас из тебя человека буду делать.

— Уточните, мадам? — насторожился я.

— Отпарю тебя, как старые брюки, отглажу, отмою, подстригу — станешь лучше нового! — Лора смотрела на меня с улыбкой, но говорила твердо: — Такой причесон забацаем — полный улет! Как у Зверева, только забесплатно…

— Сказка! — восхитился я. — Волшебный сон!

— У тебя денег, ловчила, наверняка нет? — спросила утвердительным тоном Лора.

Я показал на смятую пачку на столе.

— Чепуха! — махнула рукой Лора и с энтузиазмом сообщила: — А у меня есть тысяча шестьсот «у.е.».

— Это что такое? — удивился я.

— Баксы официально называют «условные единицы»…

— По-моему, доллар — это не условная, а очень конкретная единица, — возразил я. — Совсем с ума посходили — полное уевище…

— Ну, не важно! Условные, безусловные! Когда их нет, они, наверное, условные. А так — важно, что есть! Значит, приводим тебя в божеский вид, я звоню на службу — быстро отбиваюсь, мы завтракаем… — Лора замолкла и мечтательно закрыла глаза.

— И что дальше? — опасливо спросил я.

— Едем в город и одеваем тебя с ног до головы! Чего ты смеешься, обормот? Не веришь, что за кило-шестьсот можно фирмовый прикид собрать? Я такие места знаю! Не веришь? Давай собирайся, берем деньги и едем…

Я обнял ее, прижал голову Лоры к своему плечу, чтобы она не видела моего лица. У меня было сейчас наверняка плохое, слабое лицо, морда утешаемого слабака, сентиментальная патока заливала мой разбойный фэйс. Мой приятель Фотокакис наверняка сказал бы, что у меня влажно заблестели глаза. Просто срам!

Как странно возвращаются к нам наши поступки!

Как давно мы сбежали с дачи Толика Туранды, который, оказывается, доводится Лоре приемным дядей. В машине не только жить, в ней ехать было невыносимо из-за жуткого холода — мы, крепко обнявшись, грели друг друга.

Марины уже не было со мной, перегрелись и напряглись отношения с Хитрым Псом, и Верный Конь Серега отбыл на службу в Интерпол. А дела мои были на таком стремительном и опасном взлете, что я не хотел на всякий случай ночевать дома.

— Поехали в Питер, — предложил я тогда Лоре.

— Поехали, — сразу согласилась она. — А зачем?

— Поспим в гостинице, согреемся. Одежонку купим. А?

— Хорошо. Но ко мне — согреться — ближе…

— А ты где живешь?

— Снимаю квартиру в Теплом Стане.

— Отдельную?

— Отдельную, — кивнула Лора. — Там не «Шератон», конечно, небогато, но тепло.

— Ну да, наверное, — поверил я. — Стан-то, говорят, Теплый…

— Поехали-поехали! — настойчиво звала Лора. — Вот скоро меня хозяйка выгонит, тогда поедем греться в Питер. Если до этого я тебе не надоем…

— А почему выгонит?

— Она квартиру продавать надумала, ей сдавать невыгодно. Ей, мол, двадцать штук предлагают…

— Ладно, поехали к тебе. Питерских ментов жалко.

— При чем здесь менты?

— Ну представь, завтра на заре ловят они на Московской заставе нашу тачку, в которой едут два давно заледенелых трупа. Ну скажи на милость, выдерживают такое человеческие нервы? Даже если ты человек-мент?

— Не выдерживают, никогда, — согласилась Лора. — Поворачивай на Кольцевую, поедем ко мне.

— Поедем. А ты с утра вызывай хозяйку и вели по-быстрому оформлять на тебя документы…

С трудом шевеля синими от холода губами, Лора сказала:

— Какие документы? А деньги?

— Деньги — прах! Фарт нужен!

— Сумасшедший! — вздохнула Лора. — И врун. Все равно — поехали! Едем?…

— …Ну, ты что? Берем бабки и едем! — нетерпеливо дергала меня Лора.

— У меня дружок был, фарцовщик, — по-прежнему не глядя ей в лицо, вспомнил я. — У него кличка была Берем-едем.

— И что?

— Нет, ничего… Застрелили его отморозки в Сочах.

— Царствие ему небесное! — торопливо посочувствовала Лора, обуянная грандиозными планами. — Приступаем к помыву и причесону?

— Обязательно! Все сделаем, как ты сказала. Только совсем по-другому…

СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ: ПОЧЕМ В МОСКВЕ СРЕБРЕНИКИ

Питбуль Мракобес кровяным оком следил за каждым моим движением, неохотно, на миг, отрываясь, когда Серебровский кидал ему время от времени кусочки сыра и ветчины. Пес глотал с металлическим чавком, обязательно облизывал руку хозяина, но и в этот момент не спускал с меня настороженного взгляда.

На открытой террасе, где мы завтракали, посреди благостного барвихинского ландшафта, у сервировочного стола замерли неподвижно и беззвучно два официанта — молодые крепкие парни в белоснежных крахмальных рубашках и черных, тщательно отглаженных брюках с блестящим шелковым лампасом.

Вообще-то формой и выправкой они больше смахивали на вахтенных лейтенантов океанского корабля.

Кофейный сервиз здесь был лиможского фарфора, салфетки — будто из пиленого рафинада, ложки тяжелые, с монограммами — на всем печать роскоши, шика, дороговизны, и меня удивляла собственная плебейская неприязнь ко всему этому. Я боялся, что это — изнанка зависти. Но ведь видит Бог — не завидую я этому ничему!

— Так что, я подотчетен твоему шефу безопасности? Сафонову? — спросил я.

— Никогда, — мягко ответил Серебровский. — Ты подотчетен только мне. С Кузьмичом вы оперативно взаимодействуете. В рамках твоей задачи ты ему мягко и деликатно предписываешь все необходимые действия.

— А если он не согласится?

— Придет ко мне и спросит об указаниях. Я скорее всего велю выполнять.

— Обидится, наверное? — предположил я.

— Это его проблемы; никого не интересует. С сегодняшнего дня тебе выделят кабинет, где-нибудь рядом со мной. Тебе понадобятся секретарша и водитель.

— Водитель не нужен.

— Как знаешь… Телохранитель?

— Ага! И медсестру — лет девятнадцати, блондинку, килограммов на шестьдесят! — захохотал я.

— Если надо — обеспечим, — пожал плечами Серебровский. — И еще один важный вопрос — твоя зарплата…

— Для меня это не важный вопрос — я зарплату получаю.

— Эти совковые заскоки забудь! Со вчера тебе потекла зарплата — настоящая. Ты будешь получать сто двадцать тысяч в год. Баксов, разумеется…

Я внимательно смотрел в лицо Серебровского, эпически спокойное, чуть затуманенное подступающими заботами. Забавно, зарплата моего самого большого начальника, генерального секретаря Интерпола — главного полицейского мира — составляет 127 тысяч баксов.

— Сань, хочу пояснить тебе одну вещь — я у тебя год работать не собираюсь. Меня кисло-сладкая жизнь прикола у богатенького Буратино не интересует…

Серебровский нахмурился, хотел что-то сказать, уже пробежала мгновенная судорога гнева на лице, но я упредил его:

— Во-во-во! И сурово брови он насупил!… Саня, запомни: это ты для своей челяди — магнат, олигарх, тайкун, великий могул и завтрашний генерал-губернатор! А мы с тобой двадцать пять лет назад пипками мерились — у кого длиннее выросла. Когда-то ты, Кот и я были как братья. И служащим на зарплате у тебя я не буду…

— Ты согласился решить эту проблему, — недовольно сказал Серебровский.

— Да. Но ты обговорил только одну сторону вопроса — прикрыть тебя от Кота. И я буду стараться это сделать.

— А вторая сторона? — подозрительно спросил Серебровский.

— Не допустить, чтобы твои ломовики ненароком убили Бойко…

— Буду счастлив, если это удастся тебе, — сухо обронил Серебровский. — Но не получать за все это нормальной зарплаты — идиотизм…