Райский сад дьявола, стр. 14

– Ну, чего сопишь? – спросил я недовольно – злая энергия возбуждения искала выхода.

– Да чего там… – вздохнул тяжело Кит и откусил полбублика.

– Из тебя слово вырвать тяжелее, чем коренной зуб… – сердито сказал я.

– А чего там говорить? – пожал плечами Кит. – Знай, как в рекламе – лучше жевать, чем говорить.

Посмотрел с сожалением на оставшийся кусок бублика, протянул засиженную маковым пометом четвертушку, лицемерно угостил:

– Хочешь? – Кит надеялся, что я откажусь и он благополучно дожрет свой бублик.

Толстые усы Кита были грустно опущены. Его усы служили индикатором душевного состояния. Когда они опускались, его мясистая хряшка становилась вроде греческой маски печали и страдания. Поднимались грозно вверх – маска задора и готовности к бою.

Я отнял огрызок, торопливо сжевал и пообещал:

– Не плачь – дам калач…

– Ага, как же! Дождешься, – эпически заметил Кит, мрачно наблюдая, как я слизываю с ладони маковые зернышки. – Слушай, командир Ордынцев, а может быть, ты с Лешкой слишком круто? А? Вдруг мы ошибаемся… Вдруг он не уходил никуда?

– Запомни, Кит, я никогда не ошибаюсь. Понял? Не ошибаюсь! Не могу! Не имею права…

Кит помотал тяжелой башкой:

– Все, Петрович, ошибаются. Когда-нибудь. Даже минеры…

– А я, Кит, и есть минер. Как ошибусь – конец, в жопу… А с Лехой я не ошибаюсь!

– Почем знаешь?

– Его друга Ларионова убили, когда он дежурил. Лешка сейчас должен был по потолку бегать. А он себя до хрипа отмазывает…

Итак, за прошедшую ночь мы потеряли двоих из нашей малочисленной, непрерывно сокращающейся команды.

Когда-то наш отдел в «Шестерке» – Главном управлении по борьбе с оргпреступностью – был довольно грозной силой. Именно тогда прилипло название «Дивизион»: Юрка Любчик, болтун и полиглотник, называл его по-английски – «ферст дивижн», то есть первый отдел, И другие стали повторять – «дивизион».

Так и привыкли.

А отдел редел и усыхал, как шагреневая кожа. Интересно, кто такой этот самый шагрень – чья кожа все время уменьшается и исчезает?

Мы подошли к машине Кита – самому уродливому автомобилю на территории Российской Федерации. Может быть, даже во всем СНГ. Старый военный «газон», реставрированный, переделанный, переоснащенный, перекрашенный в камуфляж цвета свежей блевотины. Когда Кит после года ремонтно-восстановительной деятельности пригнал машину впервые, мы все, естественно, вывалили на улицу – смотреть обновку.

К.К.К., ученая головушка, задумчиво-растерянно сказал:

– Н-да, можно сказать, тюнинговый кар…

Мила Ростова осторожно спросила:

– В нем ездить не опасно?

Валерка Ларионов успокоил:

– Его хоть с Останкинской башни скинь – ни черта ему не станет…

Гордон Марк Александрович предположил:

– Никита, это вам Ордынцев у душманов отбил?

Кит Моржовый обиженно сказал:

– Да что вы все понимаете? Нормальный «иван-виллис», естественный русский джип…

И усы его были грозно воздеты в зенит. А добренький наш Любчик утешил:

– Нет, Кит, у него вид не как у джипа. Он выглядит как «джопа»…

Как припечатал. Навсегда. Даже Гордон Марк Александрович и Мила вежливо спрашивали:

– Кит, мы поедем на «джопе»?

Мы влезли в кабину «джопы», больше похожую на водительский отсек БМП, и Кит спросил:

– Поехали?

– Давай в Сыромятники. Потихоньку… А я тебе обскажу свой план по дороге… Шаг за шагом, как говорят американцы – «step by step»…

– Ну да, – кивнул Кит. – Степ бай степ кругом, путь далек лежит…

11. НЬЮ-ЙОРК. ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ. ПОЛИС ПЛАЗА, 1. СТИВЕН ПОЛК

– Здесь одиннадцать с половиной фунтов! – приглушенно-таинственно сказал детектив Джордан и театральным жестом указал Стивену Полку на свой стол. – Тысяча сто сорок шесть штук!

– В протокол внесли? – спросил Полк.

– Конечно! – удивленно выкатил на него свои сизые маслины Джордан.

– Ну, слава Богу! – усмехнулся Полк, уселся поудобнее в кресле и вытянул ноги. – Полдела сделано…

Полицейские любят накачивать пар. Или привыкли делать вид, будто они из-под земли добывают то, что им иногда с неба падает. Или с моста – как этот сумасшедший в «мерседесе».

Джордан смотрел на Полка с досадой и раздражением – этот «фед», этот нарядный джимен, этот нахальный хлыщ хочет ему показать, будто он такое в жизни повидал, что его ничем не удивишь. Наглец молодой, пончик с дерьмом.

– Я понимаю, что вам большие дела крутить не впервой, – стараясь улыбаться, заговорил Джордан, а голос его искрился от нарастающей злости. – Но нас, скромных мусорщиков уголовщины, поразить очень легко. Во всяком случае, за двадцать лет службы я впервые вижу одиннадцать с половиной фунтов зубов…

Полк, чуть прищурившись, разглядывал на пластиковой столешнице гору золотых зубов. Заходящее солнце косыми лучами рассекало кабинет Джордана на дымящиеся светом ломти, и нижний пласт разогревался сиянием небрежно насыпанных на столе кусочков золота. Полк оторвал взгляд от зубов и повернулся к полицейскому:

– Не злитесь, Джордан… Я сам никогда не видел ничего подобного…

Острые конусы клыков, плоские пластины резцов, суставчатые гусеницы мостов, бюгели, фестоны коронок, обломки вставных протезов – всех оттенков желто-красной гаммы.

Старшему специальному агенту ФБР Стивену Полку раньше приходилось не раз иметь дело с золотом. Украшения, золотые монеты или банковские слитки. Очень редко – самородки. И случалось, что золота было много больше, чем сейчас. Но почему-то именно эта куча золота вызывала у него непривычное ощущение тревоги и отвращения. Может быть, потому, что в нем тайно присутствовало ощущение былого страдания. Золото в монетах или слитках было обезличенным и по существу ничем не отличалось от обычных пачек денег. Эти зубы несли на себе отпечаток давно перенесенной людьми муки. И оттого, что их было так много, это старое истаявшее страдание уплотнялось и набирало силу.

– Скажите, Джордан, что вам удалось узнать о погибшем?

Джордан подвинул к себе листок бумаги, приподнял его над столом, и справка рассекла солнечный луч. В кучу золота на столе впечатался черный квадрат, и в этом месте искрящееся пламя золотого костерка на столе пригасло. Полк невольно подумал о том, что лицо Джордана похоже на это золото: неровная кожа с коричнево-золотым блеском, изрытая темными пятнами.

Джордан прокашлялся, будто собирался запеть или продекламировать Полку стихотворение.

– Виктор Лекарь, 1950 года рождения. Приехал в Соединенные Штаты четыре с половиной года назад из Израиля. Эмигрировал туда из СССР. Держал магазин, потом продал его и создал брокерскую фирму. Два года назад имел неприятности с налоговым управлением, но внес штраф и отбился. Фирма, мне кажется, липовая.

Реальными делами не занимается. «Мерседес» был оформлен как собственность фирмы.

– А что он за человек? – поинтересовался Полк.

– Сейчас детективы собирают информацию, пока ничего конкретного.

Полк отпил из картонного стаканчика остывший кофе и задумчиво сказал:

– Перед нами несколько вопросов. Очень бы хотелось узнать, откуда эти зубы. Потом меня интересует, что это такое…

– Я уже догадался, – ядовито усмехнулся Джордан. – Это искусственные человеческие зубы из драгоценного металла…

Полк помотал головой:

– Нет, лейтенант. Это раньше они были человеческими зубами. Сейчас у них есть какое-то новое качество.

– Не понял! – отчеканил Джордан.

– Видите ли, Джордан, ведь их было выгоднее переплавить. Поэтому меня интересует, что это такое. Плата? Аванс? Долевой взнос? Какая цель у этих зубов? У этих зубов, я не сомневаюсь, какое-то уголовное происхождение и, возможно, очень страшное прошлое.

– Вам не приходит в голову, что это имущество какого-нибудь давно практикующего дантиста? – хмыкнул Джордан.

– Нет, – покачал головой Полк. – И вы это знаете не хуже меня. Иначе бы вы тоже не так удивились. Не станет Дантист коллекционировать тысячу с лишним старых золотых зубов. Это не золотые коронки, это зубы. Поэтому мне бы очень хотелось узнать, каким образом попали к Лекарю эти зубы. Надо, чтобы ваши люди сегодня собрали всю мыслимую информацию о Лекаре. Мы подключимся по нашим каналам. Хорошо бы узнать о нем побольше…