Лекарство против страха, стр. 21

— Это еще неизвестно, каким ты будешь лекарем, — уныло и упрямо бубнит фискал, и на лице его — гнев и зависть оттого, что никто никогда не провожал его так добро и весело в дорогу, и не поднималось за всю его жизнь столько заздравных чарок, и не висли у него на шее девицы, лаская не за деньги, а искренне и горячо, и никогда за всю жизнь не удалось ему узнать столь много, сколь знает этот молокосос, а главное — что никогда не возникало желания уйти от порога своего постылого дома дальше, чем на двадцать лиг. И поэтому он с нарастающей злостью повторяет: — Неизвестно, каким ты будешь лекарем! Может быть, станут тебе благодарностью плевки, хула и поношения…

Не дал я ему закончить, бросил в него обглоданным куренком:

— Замолчи, злопыхающий глупец! Запомни этот вечер — пройдут годы, и повторите вы за мной слова писания: я есмь хлеб жизни, приходящий ко мне не будет алкать, и верующий в меня не будет жаждать никогда…

— Ты святотатствуешь!.. — вопит жалкий и злой человек, но Луиджи уже несет его на своем необъятном животе к дверям.

Музыканты пришли, согрелись вином, дружно загремели их мандолины, рожки, флейты, виола-дагамба и немецкий роммель-пот. Зажгли масляные плошки, и их дымный свет пятнами прыгает по красным, потным лицам, все кричат, поют и хохочут одновременно, всем очень весело. Я ношусь по траттории в обнимку с девицами, и пляшу лучше всех, и пою громче всех, и зову налить еще бокалы:

— Веселитесь, пойте и пейте, пока мы топчем эту прекрасную, солнечную, зеленую землю, потому что потом ввергнут грешников в печь огненную, там будет плач и скрежет зубовный. А мы с вами все, слава богу, грешники…

Восходит солнце; половина гуляк вповалку спит на лавках и по углам, остальные сонными мухами ползают между столами и стойкой, остужая кислым вином неутомимый похмельный жар. Я вышел во двор, умылся прозрачной ключевой водой; я свеж и бодр, будто выспался безмятежно в пуховой постели. Отвязал осла, сложил в седельную суму снедь на дорогу и пошел к городской заставе, на север, туда, где за альпийскими перевалами живут в довольстве, сытости и покое немцы, многоученые и недвижимые, как крепостные камни…

Глава 6

У ВАС ЕСТЬ НА ПРИМЕТЕ ЛИБИХ?

На Бережковской набережной, в той части, что ближе к окружному железнодорожному мосту, хорошо думать. В любое время пусто на тротуаре около чугунной решетки. Здесь мало жилых домов — одни учреждения, служащим некогда прогуливаться над рекой, утром они торопятся на работу, вечером спешат домой.

А сейчас я стоял совсем один, опершись на решетку, и смотрел на серую воду, измятую свежим сентябрьским ветерком и белоснежным прогулочным корабликом, спешившим от Киевского вокзала к Лужникам. Вдали, над мостом, повис в мутной синеве трезубец университета, контур его был размыт расстоянием и косым осенним солнцем, и отсюда выглядел он сооружением сказочным, ненастоящим, как замок Пьерфон. А на другой стороне реки золотились тугие маковки куполов Новодевичьего монастыря, и красные кирпичные стены его словно подгрунтовывали тяжелую, усталую зелень старых садов.

Думать здесь было хорошо, но оказался я на набережной не потому, что больше мне подумать негде было, а потому, что десять минут назад вышел из Центральной патентной библиотеки, расположенной как раз за моей спиной, и застрял на этой пустынной набережной, где было тихо, ветер носил вялые речные запахи и блеклый свет почти не оставлял теней.

В кармане у меня лежал листок с номерами и названиями одиннадцати авторских свидетельств, которые мне подобрали за три часа — сам я их не собрал бы за три года. Как любит говорить Шарапов, «все в мире давным-давно известно, надо только знать, где и у кого спросить». Но, проснувшись сегодня утром, я неожиданно — толчком, будто кто-то отчетливо и внятно произнес эти слова вслух, — понял самое главное: мне надо знать, не где и не у кого, а о чем спрашивать…

Спрашивать надо было о работах Панафидина. За последний год. За десятилетие. За всю его научную жизнь.

Синтезом и применением транквилизаторов он занимается шестнадцать лет. На его имя зарегистрировано двадцать четыре авторских свидетельства. Все они получены им в соавторстве с другими учеными, и это естественно: век алхимиков давно миновал. Но, не будучи специалистом химиком, я должен был своим разумением сформулировать для себя принцип отбора людей, которые могли участвовать в создании метапроптизола. Среди ученых, искавших для людей добро, мне надо было вычислить кандидата в подозреваемые. При этом я не настаивал на том, чтобы он обязательно был обаятельным и симпатичным. С противным я бы тоже охотно потолковал.

Я впервые в жизни держал в руках свидетельство на изобретение, документ, который в просторечии мы обычно называем патентом, — тетрадку, прошнурованную шелковой лентой и скрепленную огромной алой гербовой печатью. Титульный лист, зеленовато-синий, на водяной бумаге, был похож на старые, военных времен облигации — под виньеткой из лавровых листьев вздымались домны, гидростанции, комбайны, вышки.

Авторское свидетельство № 297657

Комитет по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР выдал настоящее свидетельство на изобретение «Способ получения и применения в психотерапии полиамидинов» по заявке № 138293 с приоритетом от 24 ноября 1963 года.

Авторы изобретения: Панафидин Александр Николаевич и другие, указанные в прилагаемом описании.

Зарегистрировано в Государственном реестре изобретений Союза ССР.

18 декабря 1964 г. Действие авторского свидетельства распространяется на всю территорию Союза ССР.

Председатель комитета.

За титульным листом шло подробное описание, котороевозглавляла графа «Авторы».

Те самые «другие», кроме Панафидина.

И среди них была А. В. Желонкина!

Соавторами Панафидина по двадцати четырем свидетельствам было зарегистрировано сорок два специалиста. По разным работам число их колебалось от одного до семи человек. В первых трех работах его фамилия завершает список авторов. В последних семи он возглавляет группу исследователей. В остальных свидетельствах его имя постепенно смещается от конца к началу. Получалась занятная диаграмма восхождения человека по научной лестнице.

Но научная карьера Панафидина сейчас интересовала меня лишь с точки зрения поиска его более удачливого соперника в создании метапроптизола. Ведь Панафидин сосредоточенно и целенаправленно работал над этой проблемой и, судя по всему, продвинулся в ее решении дальше остальных. И вдруг мы находим в пивной пробке вещество, которое безуспешно пытается создать целая лаборатория! Но если в пробке был действительно метапроптизол, если это не «артефакт», то почему же автор не заявил о его открытии? И почему им травят Позднякова?

Стоп! Стоп! Я снова начинаю уклоняться. Будем исходить из того, что метапроптизол существует, хотя на него и не подано авторской заявки. Получить его случайно, не имея перед собой ясно осознанной цели, практически невозможно. Значит, его синтезировал человек, который был причастен к работе над транквилизаторами. Панафидин занимается этой проблемой с момента ее возникновения. Все или почти все ученые, всерьез интересовавшиеся данным вопросом, контактировали с Панафидиным, все они знают друг друга, обмениваются информацией, готовят совместные труды. Гений-одиночка, вчера задумавшийся над созданием метапроптизола, сегодня получить его не мог. Значит, скорее всего создатель этого гиганта транквилизатора должен быть хоть раз поименован в списке соавторов Панафидина. Скорее всего…

Но кто он — один из сорока двух?

Справка об авторах слабо проясняла этот вопрос. Некоторые работали или сейчас работают вместе с Панафидиным, другие — из смежных лабораторий и институтов. В списке соавторов Панафидина были люди, подписавшие с ним одну-две работы и исчезнувшие навсегда, участие других было более стабильным. Некоторые соавторы занимали, совершенно очевидно, более высокое место в научном мире, другие — пониже, но и здесь не было четкой картины, потому что по мере восхождения Панафидина верхняя ступенька постепенно освобождалась для него персонально.