Часы для мистера Келли, стр. 37

Семь часов

На сто седьмом километре Балашов выключил двигатель. Стихла бешеная сутолока поршней, замолк ровный могучий гул. Только шуршал под колесами чуть слышно асфальт, и от этой внезапной тишины, от грохота крови в висках, от судорожного боя сердца Балашов оглох. Машина катилась по инерции еще километр. Миновав столб с загнувшейся табличкой «108», он свернул на обочину, затормозил. Руки тряслись, и он никак не мог зажечь сигарету — ломались спички. Вспомнил про автомобильную зажигалку, махнул рукой, бросил сигарету на пол — некогда. Вышел на шоссе, открыл басажник, вытащил на асфальт четыре канистры. Сзади приближалась знакомая старая «Волга»…

…— Вега! Я Альфа. Балашов остановился на сто восьмом километре, вынул из багажника четыре канистры. Прием.

— Альфа! Я Вега. «Мерседес» прошел сто третий километр. Они должны встретиться через три минуты. Прием.

— Высылаю наблюдение. Перед сто седьмым километром непросматриваемое закругление шоссе. Остановитесь там. Отбой…

…"Волга" проскрипела мимо, ушла дальше, исчезла за поворотом. Балашов достал из багажника домкрат, приладил к подножке, оглянулся, рывком нажал на вороток. На противоположной стороне шоссе, зашипев пневматическими тормозами, с лязгом остановился самосвал.

— Эй, загораешь? — крикнул, высунувшись из окна кабины, водитель. — Помочь, что ли?

— Да нет, спасибо, друг, у меня запаска есть, — спокойно ответил Балашов.

Фыркнув, самосвал умчался.

«Чтоб вас черт всех побрал, доброхоты проклятые!» — подумал Хромой.

…Цинклер, не снижая скорости, перегнулся назад и достал из саквояжа на заднем сиденье большой сверток, плотно упакованный пергаментной бумагой и перевязанный шпагатом. Подержав в руке, тяжело вздохнул и положил на сиденье рядом с собой. Потом опустил окно правой дверцы…

…Оперативная «Волга», не отворачивая к обочине, притормозила за поворотом. Толмачев выскочил из машины, перебежал ленту асфальта, сильным прыжком преодолел кювет и скрылся в высоких придорожных кустах. Он мчался, не разбирая дороги, по перелеску, продираясь сквозь густые заросли орешника, перепрыгивая через пеньки и муравьиные кучи. Успеть, только успеть сейчас. Быстрее! Быстрее! Еще быстрее! Пот заливает глаза. Успеть. И не разбить кинокамеру с телеобъективом. Быстрее!..

Семь часов три минуты

Балашов поднял голову и увидел, что к нему стремительно приближается белый «мерседес». Он разогнулся и махнул рукой. Заскрипели тормоза, и машина, гася скорость, стала прижиматься к асфальту, как напуганная собака.

Не съезжая с проезжей части, «мерседес» замер рядом с черной «Волгой». Цинклер крикнул:

— Кладите их прямо на… декке… на криша, в багажник!..

— А вы разве не выйдете?

— Быстро, черт вас забирай! Быстро, шнель!..

Балашов попытался забросить на крышный багажник сразу две канистры, но не смог — тяжело. Пришлось одну поставить обратно на асфальт.

— Доннерветтер! — красные щеки Цинклера тряслись.

— Еще один канистр наверх, еще один, еще…

— Деньги!

Цинклер протянул в окно сверток.

— Здесь все? Никакой ошибки нет?

— Идите к черту! Я вам будут написать…

«Мерседес» рванулся и, с визгом набирая скорость, исчез за поворотом.

…Толмачев судорожно открывал защелку камеры — кончилась пленка…

Семь часов шесть минут

— Вега, Вега! Я Альфа. Только что прошел «мерседес». На крышном багажнике — четыре канистры. Полагаю, что детали в них. Балашов, по-видимому, на месте. Можете его брать. Я следую дальше за «мерседесом». Прием.

— Вас понял. Отбой…

Семь часов восемь минут

Балашов смотрел еще мгновение вслед «мерседесу», прижав к груди сверток. «Ничего, у меня скоро такой же красавец будет», — подумал он. Потом положил сверток в машину и стал опускать домкрат. Рядом остановилась «Волга». «Ох, уж эти мне помощники, бог вам смерти не дает!» — и зло сказал подходящим к нему парням:

— Не надо, мне ничего, не надо! Езжайте себе своей дорогой!

Приходько усмехнулся:

— А наша дорога как раз к вам и ведет. Вы арестованы, гражданин Балашов…

Семь часов пятьдесят пять минут

Джага посмотрел на небо и подумал: «Сегодня, слава богу, хоть не так жарко будет! Выдрыхнусь за всю эту ночь проклятущую». Он вошел в свой подъезд, и почему-то от темноты и запаха псины на лестнице его охватила тревога. Он шел заплетающимся шагом по ступенькам, тяжело вздыхал и негромко матерился. Повернул ключ в замке, открыл дверь, и сердце сбилось с ритма, застучало, больно заерзало в груди.

— Гражданин Мосин?

— Д-да, то есть н-нет…

— Вы арестованы…

Восемь часов ровно

— Прямо после обыска везите его сюда, — сказал Шадрин и положил трубку на рычаг.

Подошел к окну, легко и радостно засмеялся, разогнав морщины по углам лица.

— Вот и кончился самый длинный день…

ЧАСТЬ IV.

Поединки

Каков удельный вес бензина?

Заполните декларацию, — таможенник протянул Цинклеру бланк. Офицер в зеленой фуражке внимательно читал его паспорт. Лицо пограничника было спокойно, вежливо, непроницаемо.

«С нами бог! Все будет в порядке. Это способ, проверенный на самых жестких западных таможнях…»

Достал «паркер», написал в декларации фамилию, имя. Ручку заело. Он посмотрел на свет золотое перо, резко стряхнул его. Ручка не писала. Он взглянул снова на свет и увидел, как перед окном таможни остановилась зеленая «Волга». «Где-то я ее видел», — подумал Цинклер и сразу же забыл о ней. Стряхнул еще раз ручку, аккуратно вывел во всех графах подряд — оружие, валюта, драгоценности — «не имею». Затейливо, с росчерком и завитушками, расписался. Таможенник о чем-то разговаривал с двумя мужчинами. Цинклер нетерпеливо постучал перстнем в полированную доску барьера:

— Я есть готов. Прошу выполнять формальность.

— Пожалуйста. Покажите мне содержимое вашего чемодана.

Цинклер одновременно щелкнул замками чемодана.

— Можете все видеть.

— Освободите чемодан от вещей.

Пограничник подошел ближе. Двое, приехавшие на зеленой «Волге», сидели в углу за журнальным столиком, негромко переговаривались и смеялись. Цинклер сшил сухую прорезь рта в одну нитку, рывком перевернул чемодан на досмотровой стол. Таможенный контролер бегло осмотрел его вещи, взял чемодан в руки. Пальцы прошлись по швам обивки, замерли в углах. Потом ослабли, чемодан аккуратно лег на стол. Таможенник сдвинул фуражку на затылок, мгновение подумал и достал из кармана небольшую отвертку. Дно чемодана было закреплено восемью фигурными кнопками. Таможенник подсунул под шляпку отвертку — и первая легко выскочила.

— Вы имеете ломать чужой вещь, — сказал, не меняясь в лице, Цинклер.

— Что вы, ломать! Соберем обратно — и видно не будет, что кто-то трогал.

Последняя кнопка вылетела из гнезда и зазвенела на мраморном полу. Таможенник поддел отверткой картон и легко вынул его. Под ним синело нейлоновым брюхом второе дно.

— Сантиметра четыре второе дно-то, а? — сказал Цинклеру, весело улыбаясь, таможенник.

— Это есть точно. Четыре сантиметр. Но я знаю, что два дно в чемодан — не есть запрещено. Это есть мое личное дело.

— Да, конечно, если во втором дне через границу ничего запрещенного не перевозится, это можно. Только уж простите за профессиональное любопытство — зачем вам этот тайник?

— Я могу объяснить. Я много ездить по Европе с коммерческие дела. Прислуга в отелях часто интересоваться тем, что лежит в чемодан. Поэтому я возить здесь деловые документ. Вы понимаете?

— Вполне. Давайте теперь осмотрим ваш автомобиль…

Заглянув в кабину, таможенник попросил открыть багажник. Инструментальная сумка, запасное колесо, четыре ровно поставленные канистры.