Тень Ангела Смерти, стр. 38

Еще стрелы не поразили цель, а королевские гвардейцы уже рубили обезумевших от страха наемников. Потеряв часть людей, корчившихся на раскаленной горной тропе, отчаявшиеся беглецы все же пытались организовать безнадежное сопротивление.

Первый же человек, приблизившийся к Кейну, был отброшен сокрушительным ударом меча. Еще один вырос за спиной первого, описывая топором сверкающую дугу, и от Кейна потребовалась вся его сила, чтобы отбить удар. Воин отскочил назад и снова замахнулся топором. Все, что мог Кейн, — обложить своего противника отборными ругательствами. Если бы он сейчас мог пользоваться левой рукой, давно бы уже выпустил кишки из этого полудурка. В то время как топор вновь обрушился на голову Кейна, слева подоспел еще один гвардеец.

Кейн отпрыгнул и отразил топор своим клинком, отчаянно увертываясь от второго противника. Замахиваясь мечом, он рассек запястье воина с топором и, когда тот от боли уронил оружие, пронзил его ребра.

Секунда на то, чтобы извлечь меч. Слишком долго. Клинок второго солдата обрушился на него. Кейн раненой рукой перехватил запястье противника. Дикая боль пронзила руку. Отчаянное усилие лишь смягчило удар — острие рассекло тяжелый плащ, подушку и пробило кольчугу. Кейн повалился, увлекая за собой противника. Он еще успел насадить гвардейца на его же меч, и в этот миг тяжелый удар, казалось, расколол череп надвое. Черная волна заволокла сознание, так и не дав понять, что же, собственно, произошло: добил ли его очередной гвардеец или рухнуло сверху мертвое тело.

I. НОЧНОЙ ЛЕС

Его глаза открылись — кругом прохладная тьма. Кейн с трудом выбрался из-под трупа солдата и сел. Глаза застилала пелена, из-за мучительной боли в голове казалось, что земля качается. Кейн закусил губу и заставил себя встать на колени. Вокруг него были только трупы.

Он осторожно снял с головы тяжелую повязку и провел пальцами по затылку. Шишка приличная, но повязки и густая рыжая шевелюра смягчили удар. Он поднялся на ноги и с отвращением отбросил плащ и рассеченную подушку. Кольчуга все-таки спасла, но клинок прорубил звенья и превратил правый бок в сплошную рану.

«Как все плохо », — подумал Кейн, снова проклиная свое неразумное решение спрятаться среди этого сброда, вместо того чтобы уходить самостоятельно. Тем не менее, ему еще повезло, что он сумел спастись, когда заговор был раскрыт, не говоря уже о том, что пережил эту засаду.

Он осмотрелся. Только что взошедшая полная луна давала достаточно света для его кошачьего зрения.

Тишина. Спокойствие. Смерть. Холодный лунный свет озарял странное зрелище: белые фигуры, словно спящие, разметались на темной земле. И ни дуновения ветерка, чтобы нарушить эту застывшую картину. Черные деревья отбрасывали тени — могут ли быть тени от лунного света — темные фигуры вцепились в тела павших.

Искаженное юное лицо — ему тяжело было умирать, долго ли он мучился? Может быть, этот человек о чем-то спрашивал Кейна за миг до сражения. Может быть, нет. Лунный свет искажал очертания, и лица, которые при солнечном свете были живыми и настоящими, теперь казались всего лишь кукольными масками. Кейн даже не был уверен, настоящая ли боль терзает его тело.

«Где я? » — подумал он, с трудом заставляя мысль работать. У границы земель, считающихся владениями Крозанта, — весьма уединенная часть королевства. Крозантинцы не любят заходить в эту лесистую местность, именно поэтому беглецы выбрали столь трудный путь. Еще одна плохая идея, припомнил Кейн. Джассартиону было наплевать на неприязнь подданных к этой части королевства, к тому же наемники Таливиона внушили особенную ненависть к себе.

Деревья поплыли перед глазами, когда Кейн умудрился встать. По крайней мере, прохладный ночной воздух врачевал раны, которые под палящим солнцем болели нестерпимо. Ему нельзя оставаться здесь, понял Кейн. Утром солдаты наверняка вернутся сюда — чтобы ограбить трупы. Только наступление ночи и страх перед этими местами удержали их от этого привычного занятия.

Упыри. Вот в чем дело. Кейн вспомнил, что два века назад крозантинцы пережили необычайно жестокую гражданскую войну. В этих краях бои были особенно жестокими, и победившая группировка безжалостно расправилась с владыками и их подданными, — работа предков Джассартиона. Эти края так и остались безлюдными; о судьбе тех из победителей, которые пытались построить жилища на непохороненных костях своих несчастных предшественников, рассказывали странные легенды.

«Древнее побоище привлекло сюда стаи упырей или сделало упырей из оголодавших местных жителей , — подумал Кейн. Да, все говорило в пользу того, чтобы убраться отсюда как можно быстрее. — Черт! Хоть бы какую-нибудь конягу! »

Кейн устало подобрал свой меч и поковылял среди белых тел на черной земле, время от времени на чем-то поскальзываясь. Поморщившись, он покачал головой, но помутнение зрения не проходило. Под деревьями был привлекательный валун, и Кейн, спотыкаясь, добрался до него и присел отдохнуть, привалившись к камню спиной, словно ему достался вновь один из многих тронов, которые судьба годами дарила и вновь отнимала.

«Тоэм! Столько долгих лет! Может ли человек выдержать их груз! — На миг вихрь горьких воспоминаний помутил сознание. — Столетия скитаний! »

Погружаться в воспоминания, когда необходимо действовать — бежать. Безумие! Ночной пейзаж раскачивался, перед глазами пробегали огоньки, хриплый рев по временам оглушал его; тогда воцарялась тьма. Кейн понял, что его ударили сильнее, чем он полагал. Похоже, это контузия. Хорошенькое дельце! Днем солдаты Джассартиона вернутся сюда, а он тут сидит и бредит о павших и забытых империях.

Его горло пересохло от жажды, он подумал, найдется ли где-нибудь среди убитых фляжка с вином.

«Глупая мысль, у наемников было мало воды. Вообще-то вино — это очень вкусно, особенно белое вино, которое делают в Лартроксии. Хотя многие считают его слишком кислым. И вином хорошо промывать раны, потому что оно очищает их, вот только печет. Соленая вода тоже неплоха, но пить ее невозможно. И почему только в океанах не течет вино вместо воды? Многие потерпевшие крушение моряки были бы счастливы, хотя рыбе, наверное, пришлось бы туго. Однажды я пробовал осьминога, маринованного в вине. Вкус нежный, но все равно редкостная гадость ».

Океан вина убаюкивал Кейна своими щупальцами, мерно покачивая его вверх-вниз, на пурпурных волнах вокруг него кружились тела маринованных моряков, а из своих увитых водорослями нор украдкой поднимались осьминоги.

Резкий треск. Мгновенно отступил горячечный бред. Кейн внимательно осматривал поле боя.

Снова раздался треск, и Кейн узнал этот звук. Это был хруст разгрызаемых костей.

И тут он заметил упыря. Бледное существо, пожиравшее покойника, само напоминало труп. Меж молчаливых деревьев скользили бледные создания, чьи сутулые тела, казалось, сотканы были из ночного тумана. Значит, легенды не лгали.

Обычно упыри не нападают на вооруженного человека, Кейн знал это, но он слишком слаб, а упырей много, кроме того, они были голодны. Впрочем, пожиратели падали терпеть не могут свежую плоть, как люди не любят сырое мясо.

Кейн осторожно двинулся в глубь леса. Упырей интересовали только деликатесы, лежащие на дороге, голод заглушил их обычную пугливость.

Под его сапогом заскрипел камень, и Кейн застыл, боязливо оглядываясь. Несколько пар мертвых, бледных, почти светящихся глаз выискивали источник звука, но никто не бросился к нему. Довольный, что его не заметили, Кейн поспешил убраться подальше, и, когда полог деревьев скрыл его, он почти побежал прочь от жуткой поляны, освещенной луной.

Кейн намеревался обойти поле битвы по лесу и потом снова выйти на горную дорогу. Если повезет, ему удастся до зари оставить позади немало миль, а днем он сможет отдохнуть в лесу. Но дорога изгибалась и извивалась путем, неведомым Кейну; и по мере того как он брел среди деревьев, пытаясь выйти на дорогу, в его разум снова проникли щупальца лихорадки, на миг отступившей благодаря близкой опасности. Прошел час, и Кейн не только окончательно заблудился, ему уже было все равно, куда идти.