Восковое яблоко, стр. 12
На самом деле просветить доктора Фредерикса на мой счет следовало бы уже давно, и, если бы он не был таким омерзительным типом, я бы рассказал ему правду. В общем-то это объясняло то, почему доктор Камерон не ввел его в курс дела. Этот вопрос долго не давал мне покоя, но теперь я понимал, почему он решил самостоятельно искать выход из создавшегося положения и не делиться своими мыслями с помощником: чтобы не подвергаться насмешкам и оскорблениям с его стороны, а вовсе не из соображений безопасности.
Но тогда зачем позволять Фредериксу крутиться под ногами? Впрочем, подумал я, найти человека на должность помощника в “Мидуэе”, должно быть, нелегко. Сам доктор Камерон занимал свое место с удовольствием – ведь “Мидуэй” был творением его рук, – а вот помощник находился здесь временно, это для него была лишь ступенька карьеры. Хорошие специалисты охотнее пойдут в больницы и санатории, где нужно заниматься настоящей работой, а не в реабилитационное заведение для бывших пациентов. Выбор у доктора Камерона был, вероятно, невелик, вот почему здесь и появился доктор Фредерике.
А он тем временем отмахнулся от моих возражений насчет чувства превосходства:
– Я наблюдал за вами во время занятия, Тобин. Вы считали себя просто наблюдателем, а совсем не участником. Вы смотрели на остальных, будто они разыгрывают перед вами представление для вашего удовольствия.
– Вовсе нет, – запротестовал я и чуть было не добавил: “Совсем не для удовольствия, а для прояснения ситуации”.
– Не лгите мне, Тобин.
– А вы не разговаривайте со мной в таком тоне, я не один из ваших...
Он склонил голову набок:
– Что-что?
– Я здесь новичок, – сказал я, чувствуя себя смущенным, одураченным и напуганным, – и буду принимать участие, когда привыкну.
– Вы не один из моих кого, Тобин? Я пожал плечами и отвернулся:
– Мне просто не нравится, как вы разговариваете.
– Я для вас слишком сообразителен?
Именно так, черт его побери. Я снова пожал плечами, глядя в сторону.
– Вы предпочли бы, чтобы я более небрежно относился к своим обязанностям?
Если бы я действительно был тем, о ком говорилось в моем досье, его слова были бы ударом ниже пояса, поскольку там содержались сведения о том, что мой коллега погиб из-за моей небрежности. Я посмотрел на него, взбешенный, пытаясь придумать правдоподобный ответ того Тобина, которым он меня считал, но смог сказать лишь:
– Фредерике, вы ублюдок.
Он подался вперед, вперив в меня тяжелый взгляд и постукивая о стол очками, зажатыми в левой руке. Еще одна неприятная привычка.
– Вы снова были наблюдателем. Что с вами, Тобин?
– Со мной ничего.
Он решил стрелять наугад:
– Вы стали причиной смерти вашего коллеги?
– Да.
– Каким образом?
Непонятно почему, я выпалил правду:
– Я был в постели с женщиной.
Он нахмурился, пристально вглядываясь в мое лицо. В документах, которые он читал, ничего подобного не было.
– В постели с женщиной? Ну и что?
– Я должен был страховать его. Он был моим напарником, и мне следовало быть рядом с ним, а я был с женщиной. Я женат, и мне приходилось встречаться с ней в рабочее время: я сбегал с работы, чтобы увидеть ее, а Джок меня покрывал. Мой напарник.
Внимательно глядя на меня, он спросил:
– И что произошло?
– Джок отправился на задержание. Предполагалось, что это будет простым делом, но вышло не так. Джока убили, и тогда они обнаружили, что меня с ним не было.
– Кто обнаружил?
– Полиция. – Я наконец услышал, что говорю, и отвел глаза. – У меня болит голова, – соврал я. – Сам не знаю, что несу. Но я знал.
– Тобин!
Я посмотрел на него с большой неохотой.
– Тобин, – сказал он, подавшись вперед и заглядывая мне в глаза, – Тобин, кто вы такой, черт возьми?!
Я встретился с ним взглядом, пытаясь найти ответ, но ответа не было. В комнате царила тишина, и я знал, что рядом нет никого, кто мог бы ее нарушить. Это должен был сделать я.
Покачав головой, я произнес:
– Думаю, нам лучше поговорить с доктором Камероном.
Глава 7
Говорил доктор Камерон, а Фредерике сидел и слушал. Когда мы вошли, я рассказал доктору Камерону достаточно, чтобы он понял, что пора открыть карты перед доктором Фредериксом, а потом сел и предоставил ему взять бразды правления в свои руки.
Фредерике походил на губку, в которой спрятано лезвие, если такое сравнение вообще уместно. Он буквально впитывал в себя каждое слово.
Когда Камерон закончил, Фредерике спросил с едва сдерживаемой яростью:
– Почему мне об этом не сказали раньше?
– Я полагал, что следует по возможности сузить круг посвященных, – объяснил ему доктор Камерон. Интересно, до какой степени сам Камерон испытывал антипатию к Фредериксу. – Я полагал, что вам будет легче вести себя как обычно, если вы будете думать, что все идет своим чередом.
– Но разве вы не понимаете, к чему это привело? – Фредерике был разъярен, но ему удавалось сдерживать свой гнев. – Рушится абсолютно все, что я пытаюсь сделать. Вам следовало бы прийти сегодня на занятие, доктор, тогда вы наверняка почувствовали бы, что что-то не в порядке. Я знал, что в этом виноват Тобин, в нем было что-то фальшивое, но я и на минуту не мог предположить, что его внедрили намеренно! Если на групповой терапии присутствует посторонний, все, что я пытаюсь сделать, сводится к нулю. Да и само его пребывание в этом доме...
Доктор Камерон попытался успокоить Фредерикса, убеждая его в том, что если в корзине яблок оказался восковой муляж, то это не портит всю корзину. Я откинулся назад и в изумлении взирал на происходящее. Из всех причин, которые Фредерике мог бы найти для оправдания своей теперешней злости – а я мог бы придумать несколько, – он выбрал ту, которая была за гранью моего разумения. Его не обидело то, что ему не рассказали о происходящем. Он не был озабочен тем, что постояльцам “Мидуэя” грозила опасность, а их о ней не предупредили. Его беспокоило только то, что мое присутствие изменило условия протекания какого-то непонятного эксперимента. “Мидуэй” был для него не чем иным, как лабораторией, и, если его обитателям нравилось коротать время, нанося друг другу увечья, для него это было просто интересно; если начальник заведения скрывал что-то от своего помощника, это было в его представлении просто неразумно; но когда сюда внедрили человека, который не вполне вписывался в эту среду, он пришел в бешенство.
Я сидел, наблюдая за тем, как Фредерике кипит от злости, а Камерон его успокаивает, пока Фредерике не вскинул руки и не возопил:
– Как я могу судить об их реакции на мои слова, если они подсознательно реагируют на него?! – И он указал на меня.
– Извините, доктор Фредерике, – произнес я. Он посмотрел на меня одновременно со злостью и нетерпением. – Вы хотя бы задумывались о том, что намеренно оскорбляете постояльцев “Мидуэя”?
Он раздраженно отмахнулся от моего вопроса:
– У меня нет ни времени, ни желания объяснять свои методы непрофессионалу.
– Это не метод, доктор Фредерике, – возразил я. – Вы столь же оскорбительно ведете себя и по отношению ко мне, а вы ведь уже выяснили, что я не обычный постоялец. Вы чертовски хорошо знаете, что доктор Камерон – не постоялец, но постоянно обижаете и его.
Доктор Камерон замахал руками:
– Ничего, Тобин. Мы с доктором Фредериксом понимаем друг друга. Мы с этим разберемся.
– Я рад, – сказал я и поднялся со стула. – Пойду наверх, отдохну. Я еще не вполне пришел в себя после вчерашней истории. Сообщите, укладывать мне чемодан или нет.
Доктор Камерон выразительно посмотрел на меня, призывая к терпению:
– Уверен, все уладится, Я кивнул, увидев по его лицу, что лишь мешаю ему. Я вообще не стал бы вмешиваться в их беседу, если бы Фредерике приложил хоть малейшие усилия, чтобы не доводить меня до белого каления, и я с трудом сдерживался, стараясь не наговорить еще больше.