Плата за страх, стр. 58

Жара продолжалась еще две недели. Я в течение этого времени изредка принимался за работу, в основном рано утром или поздно вечером, но вообще-то погода для копания в земле была неподходящая, и большую часть времени я проводил внутри дома, в одной из комнат с кондиционером — гостиной или спальне — либо у телевизора, либо занимаясь чтением книг и набросками плана для стены.

Капитан Дрисколл позвонил мне через два дня после того, как мы распрощались в участке; решение оказалось таким, как я и предвидел, дело Донлона предпочли не предавать огласке. Правда была известна начальству, полицейским, занимающимся расследованием по делу, да тем, кто оказался в нем замешан.

Через день после звонка капитана Дрисколла я получил забавную открытку от Халмера Фасса с приглашением в любое время заглянуть в “Частицу Востока” на бесплатную чашечку кофе — “молоко, сахар, трупный яд — по желанию”, — но на открытку я не ответил и в “Частицу Востока” не заглянул и больше ничего от ее владельцев не слышал.

Я знал, что Кейт захочет узнать, что случилось, хотя и не будет мучить меня расспросами. Постепенно, в ходе нескольких разговоров, я сообщил ей обо всем, чем занимался и что видел, пока меня не было дома. Ее все интересовало, и я осознал, как ей, должно быть, одиноко делить со мной мое уединение, и после этого я вообще какое-то время не мог с ней говорить. Но постепенно напряжение ослабло, и все встало на свои места.

Дома я сначала не находил себе покоя, но все равно никуда не пошел. Ничего, прошло.

В тот день, когда прекратилась жара, разразился ливень, дождь лил повсюду, как из ведра, небо было черно-серым, окружающий мир — черно-зеленым, адом — черно-желтым. Сверкала молния, гремел гром, дул порывистый ветер. Я шагал взад-вперед по дому, как лев в клетке, а Кейт почти весь день провела за кухонным столом с чашкой кофе в руке, глядя в окно.

На следующий день погода выдалась ясная, солнечная, прохладная. Земля была еще слишком сырая, поэтому я просто прошелся по заднему двору, поднял упавшие вешки, натянул между ними проволоку, очистил от грязи сложенные в кучу цементные блоки, проверил, не промокли ли накрытые брезентом материалы. Следующий день, вторник, был таким же ясным, земля просохла, можно было ее копать.

В девять часов я приступил к работе, сосредоточив наконец все свое внимание на стене. В половине первого из черного хода вышла Кейт с озабоченным выражением лица и объявила:

— Митч, пришла Робин Кеннеди. Со своей матерью. Выглянув из канавы, я спросил:

— А теперь чего они хотят?

— Робин сегодня выписали из больницы, — ответила она. — Ей давали лекарства, чтобы восстановить память, и теперь она все вспомнила. Они хотят поблагодарить тебя, Митч.

— Я не для них старался.

— Они думают, что для них, и хотят тебя поблагодарить, Митч, они ждут в гостиной.

Я окинул взглядом свою работу, но знал, что это бесполезно. Надо идти и разговаривать с этими людьми, которые, не дай Бог, до самого вечера у нас просидят.

Нет чтобы им прийти во время жары, когда я все равно не мог работать.

Я поднял глаза на Кейт и кивнул:

— Ладно.

— Робин хочет, чтобы ты видел, что ей лучше.

— Знаю, знаю. Сейчас приду, только вымоюсь сначала. Кейт знала, что я делаю это только ради нее, и это ее беспокоило. Она сказала:

— Мы будем в гостиной.

— Хорошо.

Она удалилась. Я отложил инструменты, вошел в дом, вымылся и прошел в гостиную. Робин выглядела лучше, чем тогда в больнице, но хуже, чем в первый раз.

День тянулся медленно. Они все хотели побольше разузнать про убийства, а я уже не мог припомнить всех подробностей. Меня выручила Кейт, которая в основном и вела разговор, пока я сидел и думал о своей стене.

Я снова приступил к работе только в среду.