Наемники, стр. 8

Снаружи был город, и он вонял. Воздух жаркий и влажный. Дышалось с трудом.

Я подумал о Граймсе и о тех ребятах, которых он оставил где-то напротив в надежде, что я приведу их к Билли-Билли Кэнтелу. Я в одиночестве шагал по улице, большинство окон в домах были темны. Лишь на верхних этажах были освещены несколько квартир. По обе стороны улицы отдыхали машины. Меньше чем через четыре часа, в восемь утра, они все уберутся — вступит в силу запрещение на парковку. При дневном свете машины, должно быть, отличались окраской — от нежно-розовых до голубых и других пастельных оттенков, но сейчас, в четыре часа утра, в душной тьме ночи все они казались черными. Даже отблеск хромированных деталей был приглушен.

Эту часть улицы освещал лишь один фонарь слева впереди и один справа, на той стороне. Парни Граймса, видимо, сидят в одной из машин, стоящих напротив, затаились в темноте так, чтобы на них не попадал свет ни одного из фонарей.

Моя улица, одна из западных восьмидесятых, была с односторонним движением. Гараж, в котором я держал свой “мерседес”, находился в восточном конце квартала. Попасть туда можно с моей улицы и с Коламбас-авеню. Если полицейские собирались сесть мне на хвост, а их машина стояла в середине квартала в направлении Сентрал-парка, то, поскольку я двинусь по Коламбас-авеню прямо в центр, им придется объезжать весь квартал, чтобы попасть туда, откуда я стартовал. Пожалуй, избавиться от хвоста не будет такой уж сложной проблемой.

Я тащился в сторону гаража. Как только вышел на улицу, сразу сильно вспотел. Адская жарища. Капли заструились по лбу, готовые скатиться с бровей в глаза. Белая рубашка под темно-серым костюмом прилипла к телу, а галстук казался обрывком теплой веревки на шее. Было слишком душно, чтобы бодро двигаться и спокойно думать и уж тем более, выскочив из прохладной квартиры с кондиционером, с воодушевлением бегать по всему Нью-Йорку в поисках ничтожного наркомана.

Оранжевая машина такси прошуршала мимо меня. На крыше тускло светился желтый огонек — указатель, что машина свободна. Она напомнила мне почему-то большую зубастую рыбу с широкой пастью, слоняющуюся среди водорослей на океанском мелководье. Сравнение было неожиданно прохладным, и я постарался удержать его в воображении, пока не разглядел таксиста, вцепившегося в руль. Похоже, ему было вдвое жарче, нежели мне. Я ощутил, как рубашка еще плотнее прилипла к моей спине — из сочувствия к нему, наверное.

Я вошел в контору гаража. Парнишка-пуэрториканец, работавший по ночам, сидел за столом и рассматривал комикс. Он улыбнулся, кивнул мне и, не сказав ни слова, ушел за машиной.

Контору заливал яркий желтый свет. Парнишка оставил комикс раскрытым, и я полистал его, пока ждал. Слова, которыми обменивались персонажи, были на испанском, языке. Но для того чтобы читать комиксы, не обязательно знать алфавит. Что там напыщенно вещал тот издатель комиксов? Что-то вроде: “Мы боремся с невежеством!” Я полистал страницы, разглядывая картинки, призванные якобы нести неграмотным свет знаний.

"Мерседес” загудел, плавно спускаясь по пандусу. Парень выскочил из него с сияющей мордашкой. Не важно, что ни одна машина в гараже не принадлежит ему. Он был счастлив тем, что имел право разъезжать на них вверх и вниз по пандусу. У многих ли пуэрториканских ребят есть возможность водить “Мерседес-Бенц-190”?

Он вылез из машины и придержал дверь для меня.

— Все в порядке, мистер! — радостно сказал он.

— Спасибо!

Я сел за руль, и он захлопнул дверь.

— Довольно поздно, — заметил он, глядя на меня сквозь открытое окно. — Вы уезжаете из города?

— Нет, через некоторое время я вернусь.

— О'кей!

Мы улыбнулись друг другу, и я вырулил на Коламбас-авеню. Я знал, что ставлю пуэрториканца в тупик, так же как и привратника в доме, где живу. Я выгляжу и одеваюсь как молодой преуспевающий чиновник: тридцать два года, рост сто восемьдесят два сантиметра, темные, коротко стриженные волосы. Лицо волевое, решительное. Ну и не глупое — я вполне смахивал на выпускника университета. Моя внешность годилась для студенческой Мэдисон-авеню.

Если же присмотреться, то вел я несколько странный образ жизни. Иногда уезжал из города на несколько недель. Случалось, днями не вылезал из квартиры. Я уходил и приходил без всякого расписания. И примерно раз или два обо мне справлялись полицейские. Привратник ни разу не уведомил меня об этом, а пуэрториканец иногда пытался расспрашивать меня как бы случайно. И у нас находилась тема для разговора, когда я забирал или отдавал машину.

Я проехал квартал по Коламбас-авеню и свернул направо. Проскочил Западную авеню и направился в центр. И все время внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Когда обнаружил, что машина, шедшая за мной по Коламбас-авеню, все еще сопровождает меня, то понял, что мне не удалось так легко отделаться от копов. Должно быть, они сторожили меня на двух машинах и переговаривались по рации.

Но это могла быть и случайность, так что пришлось проверять. Свернул налево на следующем углу, вернулся снова на Коламбас-авеню, снова направо и еще раз направо на следующем перекрестке, ан нет, сукин сын все еще висел у меня на хвосте примерно на расстоянии в полквартала. Я выбрался снова на Западную авеню, повернул налево и притормозил перед светофором.

Это произошло наконец. Я остановился довольно далеко от перекрестка. Впереди виднелись скользящие огни такси, но мой преследователь и я оказались рядом. Он сидел за рулем черного “шевроле” 56-го года, как я и думал. Полицейские вечно так. В этой стране, должно быть, миллионов двенадцать машин, и десять миллионов из них похожи на пластиковые игрушки из Японии — блестящие, розовые или желтые. Поэтому, когда коп хочет затеряться, на какой машине он поедет? Конечно, на черном “шевроле”. Странно, что, имея таких противников, Эд Ганолезе еще не захватил всю страну.

Коп за рулем казался еще более неприметным. Вместо того чтобы рвануть вперед рядом со мной по соседнему ряду, как сделал бы любой нормальный водитель, он ждал светофора позади меня. И тут я от него отделался.