Людишки, стр. 58

32

Утром Кван проснулся, еще более слабый, чем накануне. Он отказался вставать с матраса на полу и лишь дважды приподнялся, чтобы проглотить немножко приготовленной Марией-Еленой смеси. На сей раз ему было больно глотать даже воду с медом, и большую часть дня он провел в дреме.

В недолгие периоды бодрствования Квана обуревало новое, доселе неведомое ему желание. Он сумел побороть отчаяние и окреп духом. Он по-прежнему мечтал умереть, покончить со своим бессмысленным существованием, но пропадать зря больше не хотел, а хотел он, чтобы о нем узнал мир – правительства, чиновники, все те бесчувственные люди, которые довели его до нынешнего состояния.

Григорий тоже не покидал гостиную. Как только Мария-Елена отдернула занавески, он уселся на диван, на котором спал, и принялся разглядывать пустое пригородное шоссе за окном. Мария-Елена должна была увезти Григория в половине одиннадцатого, чтобы успеть в клинику к обеду, но когда она сказала ему, что пора собираться, он после недолгого колебания признался, что не хочет уезжать.

– Возвращаться в клинику бессмысленно, – шепотом сказал он, не желая будить заснувшего Квана. – Теперь там делать нечего. Я хотел бы провести оставшееся время в… Мария-Елена, можно мне остаться?

– Боюсь, врач будет против, – осторожно заметила Мария-Елена, усевшись рядом с ним на диван.

– Конечно, если я вам мешаю…

– Вы мне не мешаете, Григорий.

– Хотя бы на несколько дней.

Не желая терять достоинство, Григорий старался избегать просительного тона. Заметив это, Мария-Елена ответила:

– Надо позвонить врачу, спросить разрешения…

– Нет, – отозвался Григорий. На его лице появилось несвойственное ему лукавое выражение. – Они не знают вашего адреса, не знают даже, в каком штате вы живете.

– Но если вы исчезнете, они поднимут на ноги полицию, будут беспокоиться…

– Тогда я позвоню сам.

– Что ж, неплохая мысль, – отозвалась Мария-Елена, подумав, что врачу будет проще уговорить пациента. Она ничуть не возражала против присутствия Григория в своем доме, но как же лекарства? Как же больничный режим? Сможет ли Григорий выжить без медицинской помощи, сколько он протянет, предоставленный самому себе?

– Позвольте мне поговорить с врачом наедине, – попросил Григорий. – У вас на кухне есть телефон?

– Да.

Григорий вышел на кухню, поддерживаемый Марией-Еленой, которая усадила его на табурет у аппарата и, убедившись в том, что здесь с ним ничего не случится, покинула кухню, плотно притворив за собой дверь.

В прихожей стояли Фрэнк и Пэми, готовые выйти на улицу. У Марии-Елены мелькнула мысль, что они собираются уехать навсегда. Женщину обуял страх, от которого затряслись руки, а в голосе послышалась дрожь.

– Уже уезжаете? – спросила она.

– От меня не так-то легко отделаться, – ответил, улыбаясь, Фрэнк. – Мы с Пэми решили прокатиться по магазинам. Похоже, после вчерашней пирушки ваши запасы изрядно оскудели.

Он был прав. После неожиданного появления еще троих гостей, кроме Григория, в доме почти не осталось съестного.

– Да-да, поезжайте, – ответила Мария-Елена, ощутив внезапный прилив облегчения и понимая, что после всего, что было вчера, Фрэнк не смог бы уехать – по крайней мере сразу, сейчас. – Я запишу, что нужно купить, – предложила она. – Я бы отправилась с вами, но Григорий…

– Ничего, мы сами справимся, – сказал Фрэнк. – Давайте список и рассказывайте, как проехать к магазину.

Мария-Елена сделала все, что нужно, и Фрэнк на прощание чмокнул ее в щеку, нимало не стесняясь Пэми. Мария-Елена вышла в гостиную и, остановившись подле спящего Квана, выглянула в окно, наблюдая за Фрэнком и Пэми, которые сели в «тойоту» и отъехали.

«Какое странное ощущение – оказаться под одной крышей с тремя незнакомыми людьми», – думала она. Безрадостная жизнь с Джеком (точнее, без Джека), потом – полное одиночество, и вдруг – такое. Место отчужденно-благопристойного Джека заняли отверженные – больная негритянка, белокожий преступник и умирающий китаец. И все-таки здесь, в окружении обреченных людей, Мария-Елена гораздо острее ощущала полноту жизни, чем во время своего сосуществования с Джеком.

«Я не хочу с ними расставаться», – подумала Мария-Елена, понимая, что кое-кому из этих людей суждена скорая смерть, в каком бы обличье она ни явилась.

Услышав еле различимый призыв Григория, она ринулась в кухню, испугавшись, что он упал, разбился и попал в беду, с которой ей самой не справиться. Но нет, Григорий по-прежнему сидел на табурете, облокотясь о стойку.

– Врач хочет поговорить с вами, – сказал он, протягивая Марии-Елене трубку. – Я отказался возвращаться в клинику по крайней мере неделю.

Мария-Елена поднесла трубку к уху, и Григорий прошептал, приложив ладонь к губам:

– Не называйте своего адреса, не давайте номера телефона, ничего, что могло бы выдать мое местонахождение!

– Ладно, – отозвалась Мария-Елена и сказала в трубку: – Алло?

Это был доктор Фитч, один из знакомых Марии-Елене сотрудников клиники, спокойный, уверенный в себе мужчина с рыжеи бородкой, в которой серебрилась седина.

– Миссис Остон?

– Да, это я. Здравствуйте, доктор Фитч.

– Я полагаю, тут не обошлось без вашего влияния.

– Боюсь, вы правы.

– Григории рядом с вами?

– Да, он здесь.

– Ну что ж, – в голосе врача зазвучали профессиональные нотки. – Вам ничего не придется говорить, держать речь буду я. Григорий совершенно прав, утверждая, что отныне клиника ничем не может ему помочь. Разумеется, в клинике ему обеспечены удобства, недоступные в домашних условиях, но, должен признаться, я и сам не понимаю, почему он до сих пор жив. Он может умереть через неделю, а может – через месяц. Если Григорий останется у вас, он может умереть в вашем доме. Вы готовы к такому повороту событий?

– Думаю, да, – сказала Мария-Елена, плотнее прижимая трубку к уху.

– Запишите несколько номеров. Если вам потребуется помощь, звоните. В любое время, по любому поводу.

– Вы очень добры.

Мария-Елена записала телефонные номера и названия лекарств, способных в самых разных обстоятельствах гасить симптомы болезни; в конце разговора врач попросил женщину попытаться переубедить больного.

– Григорий будет чувствовать себя относительно сносно два дня, не более, – сказал он. – Потом для вас обоих наступят тяжелые времена.

– Я понимаю.

Когда разговор был окончен, Григорий улыбнулся, не разжимая губ, и сказал:

– Давайте сделаем вид, будто вы пересказали мне все, что просил передать врач.

– Хорошо.

– Сегодня после обеда мы поедем на разведку, – сказал Григорий. – Вы покажете мне окрестности.

– С удовольствием, – отозвалась Мария-Елена.

– А если у меня будет еще и завтрашний день, – добавил Григории, продолжая улыбаться, – то мы займемся кое-чем другим.

Вернувшись из поездки по магазинам, Фрэнк ворвался в дом, охваченный возбуждением. Григорий уже опять сидел в гостиной на диване и наблюдал за Марией-Еленой, пытавшейся напоить Квана питательной смесью. В дверях появился Фрэнк с сумками в обеих руках.

– Сейчас я отнесу жратву на кухню и приду побеседовать с вами, Григорий, – заявил он.

– Я подожду вас здесь, – отозвался Григорий.

Фрэнк и Пэми отнесли покупки и вернулись в гостиную. Кван по-прежнему сидел на матрасе со стаканом в руке. Фрэнк уселся на диван рядом с Григорием и заговорил, бессознательно суча и пощелкивая пальцами:

– Мы с Пэми разговорились в машине, и… Я рассказывал вам о своем пятимиллионном замысле, Григорий?

Григорий ответил отрицательно, и Фрэнк поведал ему, Марии-Елене и Квану о совете женщины-адвоката.

– Она и сама не понимала, до какой степени права, – говорил Фрэнк. – Единственный способ покончить с моей прежней жизнью – это провернуть одно крупное дело. Я чуть не свихнулся, пытаясь что-нибудь придумать, но в конце концов у меня появилась одна идея.