Дурак умер, да здравствует дурак!, стр. 77

Лифтеру в Рокфеллеровском центре тоже не очень понравился мой запашок.

Штаб-квартира ГПП располагалась на одном из верхних этажей, поэтому мы с лифтером провели вместе довольно много времени, кое-как поддерживая беседу.

Когда я вышел из кабины, лифтер принялся обводить ее глазами, словно искал окно, которое можно было бы распахнуть.

На нужной мне двери не было никаких надписей, только номер. Я вошел и очутился в тесной неряшливой приемной; за столом сидела секретарша, а справа на скамейке восседали Карен и Герти, читая, соответственно, «Делу время» и «Потехе час».

При моем появлении обе вскочили на ноги. Карен бросилась ко мне с распростертыми объятиями, крича:

— Милый, я так волнова...

И резко остановилась.

— Извини, — сказал я.

Герти вытаращила глаза.

— Ты прятался в канализации? — спросила она.

— Маленькая неприятность, — ответил я.

— Сэр, это вы? — спросила секретарша. — Запах... Это от вас?

— Я не мог вернуться домой, — ответил я. — Еле сбежал.

Секретарша вскочила и распахнула окно. Я подошел к нему и сказал:

— Извините.

Секретарша шарахнулась от меня, как собака от лошади. Я снял пиджак и галстук и выбросил их из окна в большой мир, затем, повернувшись, объявил трем женщинам:

— Я постою тут, рядом с окошком.

Секретарша обратилась к Герти:

— Это и есть человек, которого вы ждали? — спросила она таким голосом, словно была заранее уверена в отрицательном ответе.

Но ответ оказался положительным.

— Это он, — сказала Герти. — Но вы не думайте, он не всегда такой.

— Может быть, я сумею раздобыть для вас какую-нибудь другую одежду, проговорила секретарша и поспешно покинула приемную.

Держась от меня подальше, Карен сказала:

— Я так волновалась за тебя, Фред. Ты все не приходил и не приходил.

— Возникли кое-какие сложности, — в миллионный раз повторил я, сумев придать некоторую твердость этому чересчур мягкому выражению.

— Я хотела позвонить в полицию, — сказала Карен. — Но Герти была уверена, что у тебя все получится.

— Теперь уж и не знаю, права ли я была, — вставила Герти.

В этот миг вернулась секретарша с белым лабораторным халатом в руках.

— Вот все, что я смогла достать, сэр, — сказала она.

— Спасибо, я не стиляга, — ответил я и шагнул к секретарше. Она поспешно бросила халат на спинку стула и отступила в дальний угол.

Ох, и тяжка же участь парии. Будто затравленный зверек, я схватил халат и попросил секретаршу показать, где мужской туалет, после чего оставил дам и ушел, увлекая за собой зеленый шлейф своих болотных миазмов.

В кабинке мужского туалета я полностью разоблачился и накинул халат, который, к счастью, оказался мне великоват. Рукава были слишком длинны, полы доставали до лодыжек. Я принялся закатывать рукава и вскоре увидел свои руки, после чего подошел к раковине и кое-как умылся, а затем вытерся бумажными салфетками. Вошедший в туалет дородный господин с сигарой в зубах увидел меня, резко развернулся и отправился восвояси.

Мои одежда и обувь погибли. Я бросил барахло в мусорный ящик и, шлепая босыми ногами, зашагал по коридору к штаб-квартире ГПП.

Распахнутую дверь подпирал манхэттенский телефонный справочник, оба окна были распахнуты настежь, но в приемной, как раз на уровне носа, все еще витал мой былой дух.

На сей раз все обрадовались, завидев меня. Во всяком случае, я был встречен широкими улыбками, а Карен сказала:

— О, так гораздо лучше, Фред. Иди сюда, сядь со мной рядом.

Секретарша наскоро переговорила с кем-то по телефону и объявила:

— Мистер Брей примет вас через несколько минут.

— Спасибо, — ответили мы.

— Что с тобой случилось, Фред? — спросила Карен.

— У тебя был такой вид, словно они норовили утопить тебя в выгребной яме, — добавила Герти. — Уж такой подлости я ни от кого не ожидала.

Я поведал им о своем бегстве от мафии. Карен всячески старалась сохранить невозмутимость, но не преуспела в этом. А Герти даже и не пыталась.

— Вы как хотите, но я лучше посмеюсь завтра, — заявил я и, взяв номер «Киплингера», принялся читать жития всех других дураков и чокнутых.

Спустя несколько минут в приемную вошел весьма упитанный господин изысканного облика, облаченный в буровато-желтое пальто, и сказал секретарше:

— А, Мери. Каллахан у себя?

— Доброе утро, сенатор, — ответила она. — Нет, у него встреча с комиссаром полиции. Он знал, что вы придете?

— Нет, я просто ехал мимо и решил заглянуть, узнать, как и что, осанистый господин взглянул на часы. — Он сказал, когда вернется?

— Не позже половины двенадцатого. Думаю, на этот раз он не врал.

Сенатор усмехнулся.

— Что ж, поймаем его на слове. Я, пожалуй, подожду.

Он повернулся к скамейке и, похоже, только теперь заметил нас — двух разительно непохожих друг на дружку хорошеньких женщин и перепуганного босоногого дурачка в белом халате, который сидел между ними, будто больной в ожидании операции на мочевом пузыре.

Вероятно, сенатору впервые в жизни так пригодилось его политиканское воспитание. Улыбка лишь на миг сделалась каменной. Других признаков замешательства я и вовсе не заметил. Придя в себя, сенатор одарил нас всех пустыми бодренькими улыбочками, которые всегда найдутся в арсенале человека, привыкшего сидеть в приемных в обществе других посетителей. Я ответил ему такой же улыбкой, но гораздо более тусклой. Карен тем временем внимательно изучала пол, а Герти — потолок. Затем мы немного посидели вчетвером, держа в руках раскрытые журналы. Эта картина весьма напоминала полотно сюрреалиста.

Наконец открылась дверь справа от нас, и вошел издерганный молодой человек в сорочке с коротким рукавом. За ухом у него торчал карандаш, узел галстука был ослаблен. Вошедший окинул меня мимолетным странным взглядом и сказал:

— Приветствую, сенатор! Рад снова видеть вас.

Сенатор встал и обменялся с вошедшим рукопожатием, после чего проговорил:

— Я тоже рад встрече, Боб. Полагаю, эти люди уже заждались вас.

— Да, конечно, — Боб повернулся к нам. — Страшно сожалею, ребята, но у нас тут малость нехватает людей. Вы, кажется, хотели сообщить о каком-то преступлении?