Дурак умер, да здравствует дурак!, стр. 54

Я уже начал подумывать, что он не объявится. В десять минут девятого похожий на пещеру зал ожидания центрального вокзала был почти безлюден. Я сидел на скамейке, с которой мне было видно почти все пространство этого громадного помещения, и высматривал знакомые лица. В случае, если бы такое лицо попало в поле моего зрения, я был готов пуститься наутек, будто человек, преследуемый нечистой силой (вполне вероятно, что это было недалеко от истины). Слишком свежи были воспоминания о недавней пальбе. Не говоря уже о вопросительной улыбке и неподвижных глазах Гаса Риковича.

Однако лицо человека, который появился ниоткуда и плюхнулся рядом со мной на скамью, было совершенно незнакомо мне. Человек носил исполинскую косматую черную бороду с толстыми седыми прядями; его длинные волосы были растрепаны и тоже изобиловали сединой, лицо казалось немного чумазым. На носу человека болтались очки с толстыми линзами в роговой оправе, правая дужка была поломана и небрежно склеена липкой лентой. Человек был среднего роста, но носил старый твидовый костюм на два-три размера больше, а красно-оранжевый галстук его был завязан таким здоровенным узлом, какого я не видел ни разу в жизни. Эти узлы прежде называли виндзорскими, и они были в чести у школьников, отлично успевавших по всем предметам.

— Привет, дитя, — сказал он голосом, трескучее которого мне еще не доводилось слышать. — Я профессор Килрой.

— Полагаю, вам уже известно, кто я, — ответил я.

— Конечно. «Короткая Простыня» как-то раз показал мне тебя.

— Корот... Ах, вы имеете в виду дядюшку Мэтта?

— Мэтта, Мэтта, его самого, — он вытер губы тыльной стороной ладони и рассеянно оглядел зал ожидания. — Пойдем куда-нибудь, промочим горло.

— Я предпочел бы остаться здесь.

— Ага, — он с прищуром посмотрел на меня сквозь свои очки. — Пуганая ворона, да?

— Если вы имеете в виду, что я, наконец-то, научился никому не доверять, то вы правы.

— Смышленый малыш, — сказал профессор. — Я так и знал, что у Мэтта не может быть совсем уж глупых племянников.

— Вы хотели о чем-то поговорить, — напомнил я ему.

— Да, верно, — Килрой снова вытер губы, опять обвел взглядом зал и добавил:

— Я бы опростал стопочку, а? Нервы, знаешь ли. Скверно, что нас видят вместе.

Тут уж занервничал я. Быстро оглядевшись и не заметив ни одного пулемета, я спросил:

— Чего это вы волнуетесь?

— Не хочу больше их злить.

— Кого?

— Ребят Коппо.

— Кого-кого?

Он посмотрел на меня.

— Так ты и вовсе ничего не знаешь, что ли?

— Сроду не слыхал о ребятах Коппо, — ответил я.

— Откуда же, по-твоему, взялись денежки?

— Почем мне знать? Откуда-то из Бразилии.

— Правильно. От Педро Коппо.

— Он — один из ребят?

— Не-а. Он был их папашей.

— Был?

— Слушай, можно мне начать с самого начала, а? — спросил Килрой.

— Конечно, — ответил я.

— Ты слыхал о Бразилиа?

— Кажется. Это новый город.

— Точно. Его начали строить лет десять назад в чертовой глухомани, где и вовсе ничего не было. Там сколочено немало состояний, сынок. Много денег.

Я и сам какое-то время держал там лавочку в рабочем районе. Халупа-Сити, слыхал?

— Лавочку?

Профессор сделал вид, будто сдает карты.

— Картишки, — пояснил он. — Эти южноамериканцы обожают азартные игры. Горячая латинская кровь, понятно?

— А у дяди Мэтта тоже была там лавочка?

— Недолго. Мы знали друг друга много лет, иногда объединялись, иногда работали каждый сам по себе. Понимаешь, о чем я?

— Полагаю, что да.

— Ну так вот. Была там эта пташка Коппо, — продолжал профессор. Педро Коппо. Расчищал место, участок под строительство Бразилиа, ясно?

Грузовики. Владельцы грузовиков нажили там несметные богатства. У Коппо было по пальцу в каждом пироге. — Килрой поскреб своей клешней воздух.

— Понимаю, понимаю, — сказал я.

— Ну, а «Короткая Простыня» его обул. Изящно так, в яловые сапожки.

Мошенничество было довольно сложное. Проселочные дороги и все такое. А я вошел в дело, когда дядьке понадобился исследователь от «Дженерал моторс».

Он нагрел Коппо где-то на миллион, — воспоминания так возбудили профессора, что он даже замахал рукой. — Мне досталось сто косых. Остальное хапнул «Короткая Простыня», а потом уехал в Рио и начал веселиться.

Я решил выстрелить наугад и спросил:

— Там-то он и повстречал Уолтера Косгроува?

Потому что Уолтер Косгроув был единственным известным мне пациентом доктора Луция Осбертсона. К тому же, он жил в Бразилии одновременно с дядей Мэттом.

Профессор Килрой сначала вздрогнул, потом принялся рьяно вытирать губы и чесать где-то у себя за пазухой.

— Косгроув? — переспросил он. — Кто такой Косгроув?

— Это неважно, — ответил я, прекрасно понимая, что профессор Килрой знает, кто такой Уолтер Косгроув. Но я не видел причин развивать эту тему.

Не хотелось бы спугнуть профессора раньше, чем он поведает мне ту часть истории, которую считает достойной моего слуха. Поэтому я спросил:

— Что произошло потом? Когда дядя Мэтт поехал в Рио.

— Что произошло потом? — эхом откликнулся Килрой. — Потом Педро Коппо покончил с собой. Ну кто бы мог подумать? Он был смышленый малый и без труда сделал бы себе еще миллион. Но вместо этого выпал из окна там же, в Бразилиа. А поскольку кругом были одни новостройки, он грохнулся прямиком в жидкий бетон.

— О! — воскликнул я. — Иными словами, я унаследовал кровавые деньги?

— Да уж не кровные. Теперь-то на них и вовсе одна кровь, — ответил профессор. — Педро Коппо, «Короткая Простыня», вот-вот добавится моя, а возможно, и твоя тоже.

И Гаса Риковича, подумал я, но говорить об этом вслух не было нужды.

— Ребята Коппо, — сказал я, начиная понимать, что к чему. — Сыновья.

Они решили отомстить за отца?

— Уразумел, — похвалил меня профессор и нервно заозирался по сторонам. — Их двое. Близнецы. Один другого круче.

— Они в Штатах?

— Уже несколько лет, — ответил Килрой. — Приехали задолго до самоубийства Педро. — Он подался ко мне и сипло зашептал:

— Они в преступном сообществе, за ними стоит вся мафия.