Белая ворона, стр. 26

Китаец с винтовкой в руках по — домашнему улыбнулся Гроуфилду и попросил:

— Скажите что — нибудь.

Но Гроуфилд знал, что, стоит ему открыть рот и произнести хоть слово по — английски, как китаец тотчас застрелит его. Правда, никаким другим языком он не владел, а поэтому просто беспомощно стоял на месте.

— Вы должны заговорить, прежде чем звякнет колокольчик, сказал китаец, и почти сразу же раздался звонок.

Гроуфилд струхнул так, что проснулся. Он сел и лихорадочно схватился за телефон, чтобы заставить его умолкнуть, но, когда поднес трубку к уху, ему стало еще страшнее: ведь стоит сказать хоть слово по — английски, и проклятый китаец его застрелит.

В трубке стояла тишина а в голове у Гроуфилда царило смятение. Гостиничный номер. Он забыл что — то важное.

— Гроуфилд? — нерешительно спросил звонивший.

— М — м, — ответил Гроуфилд, всячески избегая говорить по — английски. В голове все по — прежнему путалось, и он не хотел рисковать, боясь дать маху.

— Извините, если разбудили, — произнес голос в трубке.

— М — м.

— Это Марба. Может быть, позвонить позже?

— О — о! — Имя Марбы положило конец грезам наяву, в голове прояснилось, и теперь Гроуфилд узнал голос.

— Привет, Марба, — сказал он. — Нет, я в порядке, можете говорить. В чем дело?

— Мое начальство желает вас видеть. Понятное дело, не в гостинице.

— Конечно. — Гроуфилд приложил трубку к другому уху и поудобнее устроился на подголовнике. — Меня опять куда — нибудь доставят с эскортом?

— Не совсем так. Вы успеете собраться к десяти часам?

— А сейчас сколько?

— Без двадцати девять.

— К десяти? Конечно.

— Можно к вам сейчас заглянет один человек? Принесет вам кое — что.

— Пожалуйста.

— Хорошо, тогда до встречи.

Гроуфилд положил трубку и, поеживаясь, вылез из постели.

Он все еще нервничал после кошмарного сна, а оттого передвигался нетвердыми шагами и слегка дрожал, но мало — помалу это прошло.

Несмотря на усталость, накануне вечером он никак не мог уснуть и после ухода Кена долго лежал на подушках и смотрел «Долгий сон» с французским переводом. То и дело в фильм вклинивались рекламные ролики, прославляющие канадские железные дороги, причем тоже по — французски. Они были сделаны весьма искусно. Горы и водопады надоедают сами по себе, а тут еще их виды сопровождались бесконечными диалогами на незнакомом языке, поэтому к концу «Долгого сна» Гроуфилд был вполне готов ко сну. Он выключил телевизор и свет и отключился сам — до тех пор, пока телефон и китаец не вернули его в реальный (или, наоборот, нереальный) мир.

Гроуфилд быстро оделся и стал чистить зубы, когда послышался стук в дверь. Он пересек комнату с щеткой за правой щекой и пеной на губах, как будто был загримирован под буйнопомешанного. Открыв дверь, Гроуфилд увидел улыбающегося коридорного с подносом, на котором лежал конверт.

Гроуфилд взял конверт и, роясь. по карманам в поисках четвертака, попытался выговорить «спасибо», но не смог — помешала щетка и зубная паста. Он нашел четвертак, который, как известно, лучше всяких слов, положил его на поднос, закрыл дверь и вскрыл конверт. Внутри лежала квитанция и короткая записка:

«Машина будет ждать у входа в десять часов».

Гроуфилд сунул квитанцию в бумажник, а конверт и записку швырнул в корзину для мусора, после чего вернулся в ванную дочистить зубы. Но, уже полоща рот, он передумал и выудил записку из корзины. Что с ней делать? Проглотить? Нет, всему есть предел. Сжечь? Слишком мелодраматично. Он чувствовал бы себя дураком, глядя, как она горит. В конце концов Гроуфилд отнес записку в ванную и спустил в унитаз. К счастью, на конверте значились только его имя и номер комнаты, да и те были отпечатаны на машинке, поэтому Гроуфилд оставил его в корзине.

Он позавтракал в гостинице, не увидев ни одного знакомого лица, и в десять часов вышел на улицу через парадную дверь. Протянув квитанцию распорядителю, Гроуфилд услышал: «Минутку, сэр» и стал ждать.

Прошло минут пять, наконец появился зеленый «додж полара», за рулем которого сидел неряшливого вида человек в синей рабочей одежде. Он одарил Гроуфилда счетом за стоянку на сумму два доллара. Гроуфилд порылся в бумажнике и извлек розоватую канадскую двухдолларовую купюру, которую обменял на ключи от «доджа». Потом сел за руль и выехал с гостиничного двора.

Он затормозил на первой попавшейся автостоянке и огляделся по сторонам, но поблизости не было ни Марбы, ни других знакомых.

Ну — с, и что же делать?

Несколько минут Гроуфилд как дурак сидел за рулем, но потом догадался заглянуть в «бардачок» и обнаружил там небольшой коричневый конверт с выведенной на нем чернилами заглавной буквой «Г.», которая, несомненно, означала «Гроуфилд». Вскрыв конверт, он вытащил план города и клочок бумаги с отпечатанной на нем строчкой: «Остановитесь, когда увидите человека в оранжевом костюме».

Вот как? Ладно.

Гроуфилд развернул карту и увидел проведенную чернилами линию, тщательно отмечавшую его маршрут от «Шато Фронтенак» до городской черты. Следовало пересечь старый город, обнесенный стеной, добраться до гавани и выехать по мосту Святой Анны на шоссе № 54. Дальше линия тянулась вдоль шоссе до верхнего обреза карты, где заканчивалась маленькой стрелочкой, указывавшей на север. Значит, надо выехать из города и искать человека в оранжевом.

Квебек — один из двух североамериканских городов (второй — Новый Орлеан), которые называют странными. Его живописный центр сохранился в первозданном виде и окружен квадратными милями скучных однообразных новостроек. Миновав с полдюжины кварталов, Гроуфилд выехал из этого города, который про себя называл Квебеком. Дальше начинался то ли Кливленд, то ли Хьюстон, то ли Сиэтл. Безликие районы расползались во все стороны.

Поток машин тоже выглядел весьма шаблонно. Теперь не было нужды медленно и чуть ли не ощупью пробираться по извилистым древним улочкам. Теперь дорога была забита машинами, управляемыми рассеянными домохозяйками. Они то и дело резко выворачивали баранки, без предупреждения занимая левый ряд, а когда на светофоре загорался зеленый, их приходилось подгонять гудками. Гроуфилд плелся вперед, терпеливо дожидаясь, пока поредеет поток машин, со всех сторон окружавший его «додж». Когда он добрался до точки, отмеченной на карте стрелочкой, почти все домохозяйки остались позади. Шоссе № 54 было главной дорогой в горы Святого Лаврентия, возвышавшиеся над городом и тянувшиеся на север до канадских лесов. Какое — то время шоссе оставалось четырехполосным, но примерно в десяти милях от Квебека сузилось вдвое.