Иосип Броз Тито. Власть силы, стр. 56

Об этом обмене репликами известили Москву, и это запало Сталину в память.

К ноябрю 1944 года у Тито также подпортились отношения с англичанами. Непосредственной тому причиной стало вмешательство Черчилля в дела Греции на стороне правого крыла партизан, сражавшихся против их же собратьев левых убеждений. Это снова разбудило в Тито его опасения, что Черчилль вмешивается, чтобы спасти четников или даже хорватских сепаратистов. Дав ранее разрешение британским войскам двинуться от Дубровника в глубь страны с тем, чтобы сорвать отступление немцев, Тито в ноябре отозвал их обратно на побережье. Недоверие Тито к Черчиллю еще более возросло, когда ему стало известно о планах широкомасштабной высадки англичан на Далматинском побережье.

Несмотря на разлад между англичанами и югославскими партизанами, немецкое отступление через Боснию-Герцеговину стоило рейху ста тысяч убитых и вдвое большего количества попавших в плен. На место немцев приходили тысячи четников, атакуемых со всех сторон партизанами, мусульманами и остатками усташей. На равнинах Славонии, севернее реки Сава, немцы использовали танковый и артиллерийский огонь для прикрытия своего отступления к Загребу и дальше к самому рейху. В горах Боснии-Герцеговины они вели ближние бои, иногда даже сходясь в рукопашной. Эсэсовцы и усташи-францисканцы бились бок о бок буквально до последнего человека, защищая монастырь в селении Широки Брег.

Независимое Хорватское Государство продолжало существовать вплоть до весны 1945 года. Концлагерь в Ясеноваце продолжал свою смертоносную работу, и еще в марте усташам удалось уничтожить в Книне сотни раненых сербов. 24 марта 1945 года, всего за шесть недель до конца войны, Степинац и четверо других епископов, включая сараевского епископа Шарича, собрались в Загребе, чтобы составить пастырское послание. Отвергая любое утверждение, что церковь сама виновата в преступлениях, это обращение содержало протест против «систематических пыток невинных католических священников и мирных жителей», а также утверждало, что обвинения в военных преступлениях, выдвигаемые теперь партизанами, являются «не более чем средством уничтожения тех людей, которых коммунисты считают препятствием в реализации своей партийной программы действий». Письмо, опубликованное также на английском и французском языках, содержало подтверждение веры в независимую Хорватию: «История – свидетель того, что хорватский народ вот уже 1300 лет не прекращает провозглашать посредством плебисцитов, что не отрекся от права на свободу и независимость, к которым стремится любая другая нация» [320].

10 апреля 1945 года, то есть в четвертую годовщину НХГ, Степинац отслужил мессу в Загребском соборе. «Те Deum» был исполнен во славу того, что осталось от усташского государства. В воскресенье, 15 апреля, когда Павелич, Артукович, Будак, архиепископ сараевский Шарич и комендант Ясеноваца Любирич готовились к эмиграции в Аргентину, Испанию или Соединенные Штаты, архиепископ Степинац посвятил свою проповедь тому, что, по его мнению, являлось тягчайшим грехом Хорватии – нет, не массовому истреблению людей, а… сквернословию. Отсутствие чувства меры приобрело у Степинаца оттенок безумия. Он не видел отличия в степени зла между сквернословием соседа и сбрасыванием того же соседа в ущелье.

Архиепископ Степинац продолжал верить до самых последних недель войны, что западные державы каким-то образом вмешаются, чтобы спасти Хорватию от коммунизма. А так как Тито опасался того же самого, он отказал англичанам в высадке своих войск на Далматинском побережье. Когда корабль Его Величества «Дели» вошел в Сплит без всякого предварительного уведомления, высадившаяся группа солдат была встречена пулеметным огнем [321]. По другую сторону Адриатики наступление союзников вдоль Апеннинского полуострова встретило упорное сопротивление немцев. Англичанам не удалось осуществить прорыв в Болонью до апреля 1945 года, то есть почти до конца войны в Европе.

К началу прорыва новозеландская дивизия продвинулась почти на немыслимой скорости по прибрежной равнине, повернув на восток для внезапного взятия Падуи, Венеции и частично Триеста, где, однако, натолкнулась на партизан. В течение нескольких часов две союзнические армии смотрели друг на друга через орудийные прицелы. Офицер разведки новозеландской армии Джеффри Кокс в своей книге «Поход на Триест» описывает, как он провел День Победы, разрабатывая срочные планы военных действий против Югославии. В последующие сорок дней – до 1 июня 1945 года – партизаны в своей части города устроили резню пленных немцев, итальянских полицейских и многих антифашистов, считавших, что Триест должен оставаться итальянским. Под конец «сорока дней», о которых пожилые жители Триеста до сих пор вспоминают с содроганием, союзная военная администрация оценила число исчезнувших в 2 тысячи человек, однако, по мнению местных жителей, реальное количество жертв превосходило эти расчеты в десять раз. Ущелье в Бассовице, где арестованных раздевали, расстреливали и сваливали в общую могилу, по утверждению некоторых, вместило в себя пятьсот кубометров мертвых тел.

К концу «сорока дней» Тито отказался от конфронтации и отвел свои войска в удаленные от побережья районы, впоследствии известные как зона «Б».

Историк Кокс считает, что Сталин отказался от поддержки Тито потому, что узнал о созданной в США атомной бомбе, а также потому, что американские войска оказались в той части Германии, что была запланирована для оккупации советскими войсками [322]. Этот шаг, воспринимаемый Тито как предательство, и сыграл свою роль в последующим разрыве с Советским Союзом, происшедшем три года спустя.

ГЛАВА 10

Власть

И опять самым важным источником информации о Тито и Югославии с 1945 года до 1954 года является Милован Джилас и его мемуары: «Подъем и падение», «Беседы со Сталиным» и «Тито».

Британская «Официальная история второй мировой войны» напоминает нам о том, насколько серьезную угрозу делу мира в Европе представляла агрессия Тито в мае 1945 года: «Ситуация в Триесте вдруг обострилась до чрезвычайности и обернулась серьезным кризисом, который мог каждую минуту перерасти в последнюю битву второй мировой войны или в первое сражение третьей мировой [323]. В течение следующих трех лет Триест был одним из мест, где «холодная» война могла стать «горячей». Как заявил Уинстон Черчилль в своей знаменитой речи 1946 года: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес».

В течение этих напряженных трех лет, когда мир стал свидетелем таких событий, как берлинский кризис, начало гражданской войны в Греции и захват коммунистами власти в Чехословакии, Тито казался Западу чудовищем, которое уступало в своей жестокости лишь Сталину, а Югославию в прессе именовали не иначе, как «советский сателлит номер один». Армия Тито угрожала границам Италии, Греции и Австрии. Его авиация сбила два американских военных самолета, по ошибке вторгшихся в югославское воздушное пространство. Во втором случае нью-йоркская «Дейли ньюс» призвала сбросить на Белград атомную бомбу; посольство США предупредило о возможном возмездии с моря и воздуха; а во время похорон американских пилотов один офицер армии США громко выкрикнули «Тито – хайль Гитлер!» [324]

Югославские коммунисты установили однопартийную систему, при которой парламент существовал лишь номинально; они бросили в тюрьму некоторых «буржуазных» политиков и вынудили к закрытию независимые газеты, использовав для этого такие средства, как поджог, забастовки типографских рабочих и террористические акты против сотрудников редакций. Хорват Андрей Хебранг выдвинул идею пятилетнего плана ускоренной индустриализации, основанной на сталинских пятилетках 20-х и 30-х годов с их типичной гигантоманией. Как и русские, югославы в качестве источника рабочей силы использовали сотни тысяч немецких военнопленных, политзаключенных и мобилизованных в «добровольно-принудительном» порядке крестьян, которые не желали вступать в колхозы или продавать свою сельхозпродукцию по фиксированным низким ценам.