Синий рыцарь, стр. 39

– Да. До встречи.

– Я дам тебе знать, что из этого выйдет, Бампер.

– Пока, Чарли. Бывай, детка, – сказал я Ребе.

– До свиданья, – сказала она, помахивая мне пальчиками, как маленькая девочка.

11

Приятно было возвращаться в Стеклянный Дом на машине детективов, потому что в ней был кондиционер. В некоторые из новых патрульных машин их тоже ставили, но мне таких видеть не доводилось. Я включил радио, поймал спокойную музыку и закурил сигару. Табло на здании банка показывало температуру воздуха двадцать шесть градусов, но мне казалось, что сейчас гораздо жарче. К тому же было чертовски душно.

Пересекая Портовое шоссе, я проехал мимо большой конторы по продаже недвижимости и улыбнулся, вспомнив, как я однажды уволок у них почти все пишущие машинки. Один из осведомителей сказал мне, что в этой конторе кто-то купил несколько ворованных машинок, но осведомитель не знал ни покупателя, ни даже вора. Однажды я зашел туда во время ленча, когда там почти никого не было, и сообщил, что провожу проверку в соответствии с программой департамента полиции по предотвращению воровства. Симпатичная девушка провела меня по всем помещениям, я проверил все окна и двери, а потом с ее помощью переписал все серийные номера пишущих машинок, якобы для департамента на случай, если их похитят. Вернувшись в отделение, я тут же позвонил в Сакраменто и продиктовал им все номера. Оказалось, что тринадцать из девятнадцати машинок украдены в нескольких местах по всему Лос-Анжелесу. Снова в контору я явился уже вместе с детективом из отдела по воровству и конфисковал машинки, а менеджера конторы арестовал. Электрические машинки фирмы «Ай-Би-Эм» сейчас один их самых желанных объектов воровства. Воры продают большинство машинок «законным» бизнесменам, которые, как и любой другой человек, не в силах упустить выгодную покупку.

Приближалось время ленча. Припарковав машину детективов перед зданием полиции и перебравшись в свою черно-белую, я начал прикидывать, куда бы поехать на ленч. Олвера-стрит отпадала, потому что мексиканской кухней я был сыт по горло после вчерашнего обеда у Круца. Подумал и о Чайна-тауне, но там я был в среду. Я уже было решился на гамбургер в одном неплохом заведении, но вдруг вспомнил об «Оделл бекон». Я уже давненько не пробовал жаркого-гриль и потому отправился по Централ-авеню в район Ньютон-стрит. Чем больше я думал о барбекю, тем заманчивее казалась мне собственная идея. У меня даже слюнки потекли.

Я увидел, как из автобуса вышла негритянка и свернула с Централ-авеню в жилой квартал. Я свернул на ту же улицу просто так, срезать угол до Авалон-стрит, и тут заметил черного парня, сидящего на крыльце беленого дома. Мне бросилось в глаза, как парень наблюдал за женщиной и уже было поднялся со своего места, но тут заметил мою машину и тут же сел обратно, прикинувшись, что любуется небесами. Но переборщил игрой: лицо получилось равнодушное. Я проехал мимо, неторопливо свернул на ближайшем углу и тут же резко рванул машину вперед до следующей улицы. Потом снова несколько раз свернул, объехав вокруг всего квартала, решив выехать на ту же улицу. Грабители, вырывающие у женщин сумочки, используют старый трюк. Грабитель находит дом, желательно неподалеку от остановки, садится на крыльцо, словно он тут в этом доме живет, а когда прохожий – обычно женщина – идет мимо, вырывает у нее сумочку и смывается дворами на другую улицу, где его поджидает машина. Большинство негритянок в этих районах ходят без сумочки, а деньги, как правило, прячут в бюстгальтер, так что подобный фокус не очень-то часто и удается, но я был твердо уверен, что тот парень именно такое задумал. А у женщины была в руке большая сумочка из коричневой кожи. У нее, конечно, не возникнет подозрений, когда парень, сойдя с крыльца дома, пойдет ей навстречу.

Женщину я увидел на середине квартала, парень быстрыми шагами шел за ней следом. Я встревожился и слишком сильно нажал на акселератор вместо того, чтобы плавно проехать вдоль тротуара. Парень обернулся, увидел меня и рванул вправо, скрывшись между домами. Я знал, что гнаться за ним бессмысленно. Он еще ничего не успел совершить, к тому же наверняка заляжет где-нибудь в заднем дворе, как они всегда в таких случаях делают, и мне его просто не отыскать. И я поехал дальше – в «Оделл бекон барбекю», а, минуя женщину, улыбнулся ей. Она улыбнулась мне в ответ, симпатичная такая пожилая овечка. Есть на свете белые овечки, черные овечки, дикие собаки и несколько Очень Хороших Пастухов. Послезавтра одним пастухом станет меньше, подумал я.

Дымный запах поджаренного мяса я учуял еще за сотню метров. Здесь его готовят в трех огромных старинных кирпичных печах. Когда я вошел, Оделл со своим братом Натом стояли за прилавком. На них были сверкающие белизной поварские колпаки и фартуки, хотя они обслуживали только стойку и кассу, а сами не готовили. Время ленча приближалось, но заведение еще и не начало заполняться. Белые посетители были здесь немногочисленны, потому что боялись заезжать в этот район, считавшийся гетто, и сейчас в заведении находилось несколько посетителей, кроме меня – единственного белого. Оно известно во всем южном Лос-Анджелесе как лучший ресторан-барбекю в городе.

– Глядите-ка! Бампер! – воскликнул заметивший меня первым Нат. – Что случилось? – Он был младший из братьев, лет сорока, с кожей коричневато-кофейного оттенка. До того, как стать партнером Оделла, он работал рабочим-строителем, и руки у него были с хорошо развитой мускулатурой.

– Да пока ничего, Нат, – улыбнулся я. – Привет, Оделл.

– Порядок, Бампер, – отозвался Оделл и широко улыбнулся. Он был круглолицый толстяк. – У меня полный порядок. Где ты пропадал? Давненько тебя не видел.

– Старею помаленьку, – ответил я. – Уже не так много кручусь, как в прежние времена.

– Да, ну и деньки наступают, – рассмеялся Нат. – Уж если и у старого Бампера дела идут не так шустро, как прежде, то у других они будут еще хуже.

– Будешь сегодня гамбо [7], Бампер? – спросил Оделл.

– Нет. Сегодня, пожалуй, возьму ребрышки, – ответил я. Гамбо вещь хорошая, подумал я, но эти ребята кладут в суп столько курятины и крабов, что у меня разыграется дикий аппетит на барбекю, лучше уж я укреплю свою систему ароматным соусом, который братья готовят по-особому, и подобного ему я нигде не встречал.

– Догадайся, кого я вчера видел, – сказал мне Оделл, упаковывая уходящему посетителю в коробку жареного цыпленка и тарелку с горячей говядиной, жареной картошкой и икрой.

– Кого же?

– То самое дерьмо, что ты тогда упрятал в тюрьму, помнишь? Того парня, что стукнул старого Ната по макушке, когда они поспорили из-за платы за еду, ты тогда так быстро ворвался и пересчитал ему кости. Вспомнил?

– А, да, вспомнил. Снид его звали. Вонючий он был, как собачье дерьмо.

– Тот самый, – кивнул Нат. – Никогда больше он не будет моим посетителем, никогда. Грязная одежда, грязное тело, грязный рот.

– Тебе еще повезло, что ты не подцепил гангрену, когда этот х... тебя ударил, Нат, – сказал я.

– Сволочь недобитая, – отозвался Нат, вспомнив удар, отключивший его почти на пять минут. – Он заходил сюда на днях. Я его сразу узнал и велел выматываться, пока я не позвал Бампера. Видать, запомнил он твое имя, потому что сразу слинял, лишь ругнулся пару раз.

– Вспомнил меня, вот как? – ухмыльнулся я. Оделл, не спрашивая, поставил передо мной стакан холодной воды и налил в чашку кофе. Конечно, они знали, что я не работаю в отделении на Ньютон-стрит, а они кормили бесплатно только патрульных из этого отделения, но после той схватки со Снидом они всегда бесплатно кормили и м е н я, более того, всегда пытались уговорить заходить почаще. Но мне не хотелось пользоваться преимуществом. До того я приходил и платил обычно полцены, как и любой другой полицейский в форме.

– Ну, вот и полуденный наплыв, – сказал Нат. Я услышал, как захлопали дверцы машин, вошло с десяток негров, болтающих и смеющихся на ходу. Все разбрелись по большим кабинкам. Я предположил, что посетители – учителя. Неподалеку средняя школа и две начальных, и к тому времени, когда Нат поставил передо мной тарелку, народу набралось уже довольно много. Только это оказалась не тарелка, а целое блюдо, пожалуй, поднос. Так было всегда. Я попросил ребрышки, и я их получил – двойную порцию – плавающие в соку и соусе, а впридачу восхитительный свежий хлеб, который тут же пекли по соседству, горку взбитого масла размером с порцию мороженого. Я стал есть, обмакивая хлеб в соус, и время от времени то Нат, то Оделл подливали мне на тарелку черпак свежего горячего соуса. Ко всему прочему я получил еще и гору холодного деликатесного салата из шинкованной капусты и совсем немного жареной картошки, потому что места для нее на тарелке практически не осталось. В говядине, которую подают у Оделла, нет ни грамма жира. Он слишком гордый человек, чтобы такое допустить, потому что ему почти шестьдесят лет, и он за свою жизнь не научился мухлевать и обманывать.