Эйсид Хаус, стр. 49

СТИМУЛЯТОРЫ И ОТСОС

Ты сразу можешь сказать, что парень подозрителен, когда он говорит: «Я должен свидеться с барыгой по поводу того пакета в оберточной бумаге». И тут же добавить, что этот мальчик как пить дать думает, что я считаю его подозрительным. Проблема была в том, что я считал его подозрительным не так, как он там себе думал, а рассматривал его как большого тормозного уебка-дилера или подобное дерьмо; я считал его подозрительным, потому что был уверен: он — мудак.

Пакет в оберточной бумаге — обвисшие сиськи моей бабушки. На них он и похож.

Ронни должно быть тоже посчитал чувака мудаком, не стоящим нашего внимания. Но пока продолжалась песня, он был занят, заливая в себя все больше и больше бухла. Его зрачки были с булавочную головку, несмотря на нависавшие над ними тяжелые, набрякшие веки. Пинта отравы, стоявшая нетронутой рядом с ним, теряла свою прохладу и шипучесть, и выглядела как протухшая моча, каковой она и являлась. Теперь ее уже никто не коснется.

Я продолжал мой удачный бойкот товаров Шотландских и Ньюкаслских пивоваров, накачиваясь своим Beck"s. Этот бойкот, который я тщетно пытался устроить на протяжении ряда лет, был теперь подстегнут стагнирующей посредственностью товаров S&N; они словно замерли перед лицом конкуренции.

Я утомленно протянул мою руку в знак благодарности, когда этот мудак отчалил; вне всякого сомнения, чтобы достать свою самую первую четвертушку эдинбургского гаша, который толкали в упаковках из оберточной бумаги. И когда он сказал: «Покеда, ребята», — Ронни удалось сотворить что-то совсем маргинальное со своими глазами и губами.

— Надрался, Рон? — спросил я.

В ответ Ронни облокотил рукой свою голову, локтем уперся в стол и слабо изогнул свои губы.

Я снова поглядел на пинту перед ним. У дилеров не было настоящей конкуренции со стороны легального наркотического сектора. Я больше чем когда-либо возмущался тому факту, что S&N удалось сбить эту надбавочную цену за товары австралийских чуваков. Я помню, что ее называли враждебной ценой. Враждебной кому? Не мне в любом случае. Разумеется, ни одна другая раса в мире не пробавлялась такими дешевыми наркотиками.

Я затащил Ронни в такси, немного раздосадованный тем, что мы потеряли целый час во время заслуживавшего своего несуразного названия счастливого часа, который по-любому таким не был, и смешались с этим проклятым большинством блюстителей морали. Продолжительность этого временного окна в таком претенциозном гадюшнике была с пяти до восьми в будний день, и они продавали тут токсичные химические вещества по ценам скорее эксплуатационным, нежели криминальным. Глядя на этих парней, борящихся за внимание барменов, можно было предположить, что счастье — последняя эмоция на дисплее времени. Эти часы должны быть переименованы в беспонтовые.

Ронни развалился в такси на заднем сиденье, и его лицо колотилось о стекло бокового окна.

— Стокбридж, приятель, — крикнул я водителю, здраво рассуждая, что поскольку Ронни страдал от химического дисбаланса, ему на самом деле требуется немного амфетамина, чтобы вернуться в своего рода адекватное состояние.

Когда мы добрались до квартиры Вейтчи, там уже сидели Дениз и Пенмэн. Они все были под кайфом, нюхая кокаин. Ронни может идти на хуй. Мы никоим образом не намеревались тратить на него кокс. Он продрыхнет без задних ног на протяжении всей этой тусы. Вейтчи помог мне положить его на диван, и Ронни вырубился в бессознанке. Дениз поджал губы.

— Боже, боже мой, Брайан притащил нам трофей. Это что, Ронни, да, Брайан, наш собственный маленький приз?

— Ну да, это он, — сказал я, поймав взгляд Пенмэна. Он сделал мне дорожку и я склонился над ней так, словно это была пизда, писающая Beck"s. Неожиданно все стало гораздо лучше.

— Что мы здесь имеем? — Дениз расстегнул ширинку Ронни и вытащил наружу его вялый член, выглядевший довольно отталкивающе, болтаясь между его бедрами как сломанный чертик из табакерки.

Вейтчи громко заржал.

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха, бедный Ронни, ха-ха-ха-ха, просто нереальный. Дениз, ты такая скотина, что ха-ха-ха-ха.

— Какое же это чудовище, — надул губы Дениз и нахально подмигнул нам, — но он будет даже больше с эрекцией. Давайте посмотрим, смогу ли я вдохнуть немного жизни в бедного старого Ронни.

Он начал сосать его член. Вейтчи и я искали на лице Ронни признаки одобрения, признаки наслаждения, но мне оно казалось мертвым. Затем Вейтчи вытащил фломастер и нарисовал очки и гитлеровские усики на его физиономии.

— Боже мой, — я повернулся к Пенмэну, — я втаскиваю этого урода в такси и везу его сюда, чтобы за ним приглядели. Не могу оставить его в пабе в таком состоянии, подумал я. Я отвезу его к Вейтчи и ему там будет хорошо.

— Да, типично для вас, мудаков, — фыркнул Пенмэн и вытащил свернутую трубочкой купюру из своего носа. Он заметил, что к ней прилипло немного кокса и слизал его. — Как поживаешь по-любому в эти дни? — спросил он меня.

— Дерьмово, — сказал я ему. — Довольно забавно, старый, но мне этим летом будет не хватать парков, понимаешь? Не должен был я херить эту работу. Давало мне время писать песни, для группы и все такое, понимаешь?

Некоторые из нас подумывали о том, чтобы организовать группу. Вот это было дело по мне; играть в группе.

— Ну, а я внес мое имя на уборку мусорных баков на все это лето. Врубаешься? Департамент Очистки, понятно?

— Да, понимаю, — отозвался я.

Для меня такая работа будет перебором — слишком много людей вокруг. Недостаточно времени, чтобы думать, чтобы находиться в согласии с самим собой, чтобы просто наслаждаться уединением. Не так, как в парках.

Денизу с членом Ронни не повезло. Этот член был такой же бухой, как и все его остальное тело. Вейтчи достал Полароид и сделал несколько снимков самого процесса.

— Ему бы хотелось сначала услышать объяснение в любви, Дениз, прошепчи ему немного ласковых пустяков в ухо, — советовал Пенмэн.

Дениз вытянул губы и сказал:

— Пойми, Пенмэн, ты же знаешь, что все объяснения я приберег только для тебя. Ты, что, думаешь, я — шлюха или что-то в этом роде?

Пенмэн улыбнулся, поднялся и взмахом руки пригласил меня к двери. Мы прошли в спальню. Он склонился над комодом, достал коробку и открыл ее. В ней лежал пластиковый пакет, полный таблеток.

— Экстази? — спросил я.

— Сноуболлы, — кивнул он, улыбаясь. — Сколько ты можешь взять у меня?

— Ну, я смогу взять сорок без напряга. Дело в том, что у меня нет столько бабок вперед.

— Неважно, — сказал он, отсчитывая их и складывая в маленький пакетик. — Отдашь, когда сможешь. Я только хочу десятку за одну. Они легко пойдут за пятнашку, восемнадцать, если ты сохранишь их до той недели, когда будет вечеринка в Rezurrection. Потом сочтемся. Вейтчи нервничает из-за того количества, что я прячу здесь.

— Один вопрос, Пенмэн. Почему ты всегда заныкиваешь наркоту у Вейтчи?

— Вейтчи совсем безумец; и он единственный чувак, позволяющий мне такое. Я не собираюсь держать ее в моей квартире, просекаешь расклад?

Вполне логично. Несколько минут спустя нас в спальне достигли возбужденные вопли Дениза.

— Брай-ааааан! Пеееен-мэээн!

Я вернулся в гостиную и обнаружил Дениза и Вейтчи с широко расставленными ногами на диване, сидящими друг против друга. Они вытащили свои члены, оба с эрекцией. Ронни все еще валялся без сознания, его голова покоилась на спинке дивана. Дениз и Вейтчи тыкали своими эрегированными хуями ему в уши.

— Камера, — прошипел Дениз, — сними нас!

— Это будет классика, твою мать, ха-ха-ха, — ржал Вейтчи.

Я поднял камеру и встал в позе фотографа.

— Где эта чертова кнопка? — спросил я.

— Наверху, — возбужденно выкрикнул Дениз, — нажми эту чертову кнопку наверху! И не закрывай объектив своими грязными пальцами, безмозглый псих!

Я сделал пару снимков, которые неплохо получились. Они действительно отразили личности трех вовлеченных в дело чуваков. В этом-то, несомненно, и состоит искусство портретной фотографии.