Дикая магия, стр. 29

Глава шестая

Когда они выехали из крепости, солнце едва-едва поднялось над горизонтом: прохладный воздух напоминал о том, что лето уже на исходе. Копыта лошадей выбивали из земли заглушавшие топот облачка пыли. Во главе процессии ехал Чазали в агатово-чёрных сверкающих на солнце доспехах. Позади, в окружении свиты из пятидесяти котузенов, скакали Каландрилл и его Друзья, и Очен в золотисто-серебристых одеяниях, выделявших его из всех. Воины были вооружены мечами и Длинными изогнутыми луками. Каландрилл не сомневался, что подобный эскорт защитит их от кого угодно, даже от крупных банд тенсаев, но вряд ли от магии Рхыфамуна. Таинственные силы, которые разглядел в нем Очен, делали Каландрилла особенно оккультно уязвимым. Но, как говорил тот же Очен, кто предостережён, тот вооружён, да и сам вазирь был хорошей защитой от чёрной магии. Каландрилл пытался не думать о превратностях пути, который вёл их на север.

Когда дымка растаяла под лучами поднимающегося солнца и развеялась под ветром, глазам их открылась унылая равнина. Здесь трава мучилась от жажды. Как таковой дороги тут не было, но за многие века ноги путников вытоптали и утрамбовали полосу земли шириной в пятьдесят шагов, бежавшую вперёд на много лиг, теряясь за зыбким горизонтом. Над головой в тёплых потоках воздуха летали птицы — чёрные чёрточки на стального цвета небе. Лишь на востоке клубились небольшие облака.

Было в этой земле что-то неопределённо запретное, и Каландрилл вспомнил неприятное предчувствие, овладевшее им ещё на подъезде к крепости. Земля словно чего-то ждала, она знала, что по ней едут именно они, и наблюдала молча, как огромный дикий зверь. Каландрилла передёрнуло, хотя воздух уже достаточно прогрелся.

— Ты тоже чувствуешь?

Каландрилл резко обернулся; лицо Очена пряталось в тени, отбрасываемой козырьком шлема, но юноша разглядел вопрос в узких глазах вазиря.

— У меня такое ощущение… — Он пожал плечами, не найдя слов.

— Что за тобой следят, — закончил за него старик, — словно на тебя смотрят невидимые глаза.

Каландрилл кивнул и быстро посмотрел на Брахта и Катю — они ехали с беспечным видом. Угрожай им какая-нибудь осязаемая опасность, керниец наверняка бы её почувствовал. Но ни Брахт, ни Катя не чувствовали никакой опасности и радовались, что наконец вновь оказались на открытой местности и вновь скачут на коне.

— Что происходит? — спросил Каландрилл, начиная нервничать: если Очен задал свой вопрос, значит, это не игра воображения.

— Земля тревожится, — произнёс Очен под ровный перестук копыт. — Эфир неспокоен, война требует крови, и это не может не отражаться на оккультном мире. Ты связан с эфиром и потому не можешь не чувствовать волнения земли.

Каландрилл нахмурился.

— Подобные ощущения впервые овладели мной, — сказал он. — Если не считать того случая, когда мы подъезжали к крепости. Там это, видимо, было из-за колдовства, оставленного Рхыфамуном.

— С каждым мгновением мы все более приближаемся к воротам, сквозь которые может пройти Фарн, — пояснил Очен. — А пролившаяся кровь придаёт богу новые силы, и ты это чувствуешь.

— Значит, ощущение будет усиливаться? — Каландриллу стало не по себе.

— Полагаю, да. — Спокойствие, прозвучавшее в словах Очена, напугало Каландрилла. — Но ты привыкнешь, я не сомневаюсь.

Каландрилл стёр пыль с губ и спросил:

— Больше никто этого не чувствует?

— Нет, — подтвердил Очен, — они не обладают той силой, которая дарована тебе.

Каландрилл состроил гримасу; пока что та сила, которую видели в нем колдуны, приносила ему одни лишь неприятности.

Очен, от которого не укрылась его скептическая ухмылка, грустно улыбнулся.

— Я уверен, — заявил он, — со временем ты поймёшь, что эта сила — благодать, а не проклятие.

— Когда это будет?

Каландрилл напрасно ждал ответа вазиря. Тот только кивнул, все ещё улыбаясь, и несколько поотстал, словно избегая дальнейших разговоров. Каландрилл смотрел на него и думал, что Брахт прав: колдуны говорят одними загадками. Как бы там ни было, слова Очена немного успокоили его. Одно дело, когда ты не знаешь, почему за тобой наблюдают; другое — когда ты знаешь, что к чему. Он по-прежнему спиной ощущал на себе чей-то взгляд, но теперь ему уже не было так страшно — видимо, этого и добивался Очен; Каландрилл распрямил плечи и постарался избавиться от неприятного чувства.

Постепенно, по мере того, как день входил в свои права, он начал забывать о своём ощущении. Пейзаж оставался все таким же монотонным. Джессериты были явно не расположены к разговорам, да и скакали они так быстро, что на болтовню не оставалось времени. Брахт и Катя наслаждались скачкой, а Ценнайра была слишком занята лошадью и поводьями, чтобы позволить себе отвлекаться. Постепенно Каландрилл начал забывать о своём желании подняться на стременах и оглядеться. Он свободнее уселся в седле и отпустил поводья, давая гнедому возможность скакать в ногу с другими.

В полдень они остановились у низкого колодца из жёлтого камня. Каландрилл уселся на землю рядом с Чазали. В ожидании трапезы киривашен отцепил от шлема железную сетку, прикрывавшую лицо. Любопытство взяло над Каландриллом верх, и он спросил, зачем джессериты носят подобные вуали.

— Те, кого мы убиваем, не должны забрать с собой в другую жизнь наш образ. — Он сказал это так, словно это само собой разумелось, но, увидев изумление в глазах Каландрилла, пояснил: — Если мне придётся убить человека, он проклянёт меня. И если моё лицо отпечатается в его глазах, дух его запомнит и будет преследовать меня. Разве в Лиссе не так?

— Нет, — Каландрилл отрицательно покачал головой. — По нашим поверьям, мёртвые оставляют этот мир, если только колдун не позовёт их назад. Все они предстают перед Дерой, коя судит их и никогда не отпускает назад.

— Странно, — вежливо сказал Чазали, — а я не мог понять, почему вы ходите без масок.

— А Хоруль не судит ваших мёртвых? — поинтересовался Каландрилл.

— Судит, когда приходит час, — ответил Чазали, явно обеспокоенный направлением, которое принимал разговор, — но на подобные темы тебе лучше поговорить с вазирем. Очен разбирается в этом лучше меня.

Поняв, что киривашен не расположен продолжать разговор, Каландрилл не стал настаивать, решив, однако, по себя расспросить Очена. Несмотря на все тяготы пути в нем ещё жил учёный, который жаждал получше узнать народ, вдруг ставший ему союзником.

После обеда они так же молча продолжали скакать вперёд по монотонной равнине. Маленькие лошадки джессеритов оказались на редкость выносливы и без устали несли всадников вперёд, пожирая одну лигу за другой между колодцами. Второго они достигли, когда солнце коснулось западного горизонта. На востоке выкатил полумесяц; на темно-синем бархате заката высыпали первые звезды. Котузены, хотя и привыкли к услугам котуджи, были явно неприхотливы и легко переносили тяготы пути. Молча и деловито они стреножили лошадей и разожгли костры, выставили часовых, сняли тетиву с луков; на кострах забулькали котелки. К трапезе они приступили, когда уже совсем стемнело. Шелест ветра в траве, лёгкое постукивание копыт, похрапывание лошадей, яркие отблески от костров и даже молчаливые, одетые в доспехи воины — все это успокаивало. Но с наступлением ночи ощущение, что за ним следит пара внимательных глаз, усилилось, словно сгустившаяся за ярким кругом огня тьма превратилась в живое существо.

Скорее из желания отогнать от себя это чувство, чем из любопытства Каландрилл завёл новый разговор с вазирем.

— Эти колодцы, — начал он как ни в чем не бывало, — они стоят вдоль всей дороги?

— Да. — Очен поплотнее запахнул на себе халат. Фантастические знаки, вышитые на ткани, отливали малиновым в свете костров. — Между всеми тенгами, по крайней мере почти между всеми, проложены тропы с колодцами на таком расстоянии, чтобы путник мог добраться до них в полдень и вечером. Это, — усмехнулся он, спрятав узловатые руки в рукава, — досталось нам в наследство от великого хана. Колодцы были вырыты по его приказу, дабы войска не знали недостатка в воде.