Самовластие мистера Парэма, стр. 60
Тщетно. Пуля Джерсона ударилась о стальную дверь, которая захлопнулась за этим неуловимым человечком. В мистере Парэме всколыхнулся гнев, эти двое своим вечным упрямым непокорством выводили его из себя. Ему все еще хотелось дослушать Кемелфорда. Да, что же Кемелфорд? Но Кемелфорд, шатаясь, едва держась на ногах, схватился рукой за горло.
И тут, как он и предсказывал, разразилась катастрофа.
Что-то треснуло, разлетелись осколки стекла. Кемелфорд, падая, проломил огромную реторту, увлек с собою прозрачный, разлетающийся вдребезги треугольник, расплескал кипящую жидкость и теперь лежал под толстым слоем ее, судорожно корчась на изогнутом дне реторты. Все вокруг наполнилось струящимися испарениями, – смешиваясь с воздухом, они окрашивались в зеленый цвет и становились видимыми. Они кружились, завивались спиралью. Они вращались все быстрей и быстрей.
Джерсон направил револьвер на Парэма.
– И ты еще! Туда же, кричит про войну! А у самого куриные мозги и храбрости, как у зайца! Сгинь, пропади!
И замер с открытым ртом. Выстрела не последовало.
Но теперь все понеслось в вихре. Последняя искра сознания озарила конец событий. Купол над головами разверзся, словно его разорвала чья-то могучая рука, и между двумя половинками крыши засияло яркое утреннее солнце. Ураган звуков обрушился на барабанные перепонки мистера Парэма. Взрывом неимоверной силы, который, казалось, длился уже несколько мгновений, его подхватило, со страшной скоростью метнуло назад и вверх, мимо пронесся Джерсон, вдруг ставший совсем плоским и кроваво-красным; на лету он как-то вытягивался и наконец обратился в длинную тонкую нитку, наполовину красную, наполовину цвета хаки – так он пересек небосвод и исчез из виду, а за ним, нелепо кувыркаясь в воздухе, летел его револьвер…
8. Посмертная глава
Мир ослепительно вспыхнул и исчез.
«Гибель!» – искрой мелькнуло в распадающемся мозгу мистера Парэма. Тьма должна была бы поглотить эту летучую искру, но нет, за нею вспыхивали другие – крупнее, ярче. Иная жизнь или гибель? Иная жизнь или гибель?
Не без удивления мистер Парэм понял, что все еще существует. Он все еще нечто такое, что чувствует и мыслит. И он где-то…
В раю или в аду? В раю или в аду?
Наверно, в аду, конечно, в аду, ибо тут звучит голос сэра Тайтуса Ноулза, если только можно назвать голосом это хриплое, злобное рычание. Точь-в-точь голос Джерсона. Попасть в ад, да еще в обществе сэра Тайтуса! Но ведь ад должен быть насквозь прокопчен, а тут все так и сверкает…
Наконец он разобрал слова сэра Тайтуса.
– Попался! – вопил тот. – Попался! Вот она, эманация! Вот он, лик высокого гостя! Размалеванный бычий пузырь – я же говорил! Ловкий малый, но меня не проведешь! Притворяйся мертвым сколько угодно, но твоя карта бита, так и знай.
То была комната на верхнем этаже Карфекс-хауса, и на полу, точно груда тряпья, валялся Карнак Уильямс. Хируорд Джексон пытался оттащить Ноулза, который рвался пнуть ногой неподвижное тело.
Мистер Парэм, шатаясь, поднялся со своего кресла и увидел, что с соседнего кресла тяжело поднимается сэр Басси, весь красный, словно его только что неожиданно разбудили.
– Что за черт? – спросил сэр Басси.
– Не понимаю, – ответил мистер Парэм.
– Разоблачение! – с торжеством выпалил сэр Тайтус и опять занес было для пинка ногу.
– Но при этом гнусное разоблачение, – сказал Хируорд Джексон и оттолкнул сэра Тайтуса от его обессиленной жертвы. – Оставьте в покое этого беднягу!
– Руки прочь! – закричал сэр Тайтус.
Появился слуга и почтительно встал между сэром Тайтусом и Хируордом Джексоном. Другой пришел на помощь Карнаку Уильямсу.
И поднялся крик, как на базаре…
– Поди ты! – сказал сэр Басси, когда все было кончено.
9. Последняя капля
– Я пойду пешком до «Клериджа», – сказал сэр Басси. – После такой чепухи надо проветриться. Вам не по пути со мной?
– Да, мне на улицу Понтингейл.
– Пойдемте в «Клеридж». Мои племянницы там сегодня танцуют вовсю… Тошнит меня от этой эманации… Больше я привидениями не занимаюсь, баста.
– Я всегда хотел держаться от этого подальше, – напомнил мистер Парэм.
Некоторое время они молча шагали рядом, и каждый думал о своем. Сэр Басси, видно, до чего-то додумался, ибо вдруг изрек свое «поди ты», словно точку поставил.
– Вы не спали во время сеанса, Парэм?
– Спал. Мне стало скучно. И я уснул.
– Я тоже, – в раздумье промолвил сэр Басси. – На этих сеансах клонит ко сну… и видишь сны. В этом вся штука.
Мистер Парэм в испуге посмотрел на него. И ему тоже что-то приснилось? Что же?
– Мне приснилось все, о чем на днях говорили эти самые Кемелфорд и Хэмп.
– Удивительно, – сказал мистер Парэм, но никакие слова не способны были выразить, как он удивлен. Неужели им привиделся один и тот же сон?
– Мне снилось, будто все, о чем они там толковали, вроде как происходит на самом деле.
Поистине, этот человек не умел выражать свои мысли!
– Мы с вами были в разных лагерях, – добавил он. – На ножах, как говорится.
– Не может быть.
– Шла война. Поди ты! Просто не расскажешь. Ужас какая война! Как будто прорвало паровой котел, а ты стараешься его заткнуть.
Сэр Басси предоставил собеседнику самому дорисовать эту картину. И мистеру Парэму это было совсем не трудно.
– Я скупил все химикалии, – продолжал сэр Басси. – Мы с Кемелфордом. Мы их придерживали. Делали что могли. Но под конец наш сумасшедший мир все-таки сорвался с цепи… и все разлетелось вдребезги. Был там один вояка, этакая мерзкая жаба. Бац!
– И вы проснулись!
– И я проснулся.
Тут мысль сэра Басси метнулась в сторону.
– Мы, люди со средствами… воротилы… ставили не на ту лошадь. Мы всегда боялись большевистского пугала и всего нового. А ведь, черт подери, старое-то куда опаснее, из-за него все может пойти прахом. Мы и сами люди новые. Как там сказал Христос? Не лейте новое вино в старые мехи… Новое прибывает и переливается через край. Его не удержать в старых рамках… Хотел бы я вам описать, что мне приснилось. Необыкновенный сон. И вы там все время были… И Кемелфорд… Хэмп был американским послом. Прямо чертовщина какая-то…
Да, это становилось все удивительнее. Но нет… это не был тот же сон… может быть, похожий. Невозможно, чтобы это был один и тот же сон…
Сон, даже самый длинный, на самом деле неправдоподобно краток. Он мог длиться секунду. Щелканье выключателей, когда сэр Тайтус зажег свет, глухие удары и крик, когда он пинал ногами медиума, без сомнения, превратились в пробуждающемся сознании обоих в орудийные залпы и вспышки, в грозные картины войны. А все прочее возникло из их подсознательной скрытой вражды.
– Если мы недоглядим, – продолжал сэр Басси с глубоким убеждением, – эти ваши извечные устои… и всякая прочая рухлядь, которую пора перетряхнуть и выбросить… погубят человечество… вроде сумасшедшей старухи, которая возьмет да и зарежет младенца… Министерства иностранных дел, военные министерства, суверенитет и прочее месиво. Гнусное месиво. Кровавое. Теперь мне все это ясно как день. Так дальше продолжаться не может. Все это надо сдать в архив, выбросить на свалку. Прежде я этого не понимал. Надо что-то делать, и поскорей. Поскорей, черт возьми. Пока опять не заварилась каша. Именно нам, новым людям. Мы набивали себе карманы и ни о чем больше не заботились… Но покупать, и продавать, и сливать, и монополизировать – этого еще мало. Иметь власть и не пользоваться ею толком – что может быть хуже… Все, что мне привиделось, вполне могло случиться наяву.
Мистер Парэм ждал, что будет дальше. Совпадение, конечно, поразительное, а все-таки не может быть, чтобы ими завладел один и тот же кошмар.
– А вам случайно не приснился такой… лорд… лорд-протектор? – спросил он.
– Нет, – ответил сэр Басси. – Просто безмозглое патриотическое имперское правительство и война. Хотя нет, что-то такое было… вроде диктатуры. Лейбористов прогнали. Во главе стоял как будто Эмери. Этакий гордый Эмери. Эмери – высший сорт… понимаете, что я хочу сказать? Сам-то по себе он не много значил. Он только представлял все эти старые взгляды и убеждения.