Необходима осторожность, стр. 36

Но м-р Чэмбл Пьютер не находил в Эванджелине ничего такого, что могло бы дать пишу его склонности к юмору, и осторожно проходил за спиной м-ра Дубера к своему месту за столом, чтобы там пожаловаться на распущенность нравов одному пожилому и глуховатому вегетарианцу, специалисту переплетного дела, высказывавшему довольно резкие суждения о консервах и раковых опухолях, но вообще державшемуся очень замкнуто…

– Меня всегда тянуло в Париж, – изливалась Эванджелина, – еще когда я была в школе. Я любила уроки французского. Мне пришлось заниматься им только год, под самый конец, но я получила награду. Это была книжка о милом Пари с хорошенькими цветными картинками. Я всегда говорила, что если выйду замуж, то потребую, чтобы медовый месяц мы провели в Пари. И вдруг, подумайте, совершенно неожиданно в начале этого года с изумлением узнаю, что меня хотят послать на полгода во Францию, совершенно даром и бесплатно – gratuitement [11]. Согласна ли я? Конечно. Que voulezvous? [12]

– Кто бы отказался! – вставила Гоупи, явно разделяя энтузиазм рассказчицы.

– Laissez-faires sont laissez-faires [13], – продолжала Эванджелина. – Речь шла не об увеселительной поездке, разумеется, и не об усовершенствовании во французском языке. Просто война запутала все дела нашей фирмы, понадобился там еще человек – и выбрали меня. Сегодня предупредили, а через неделю – всего через какую-нибудь неделю! – я уже на борту парохода, прощаюсь с белыми скалами Альбиона. И не успела оглянуться – уже спускаюсь по трапу, а вокруг меня вое кричат и тараторят по-французски. А я на первых порах забыла и то немногое, что знала.

Эдвард-Альберт сочувственно кивнул.

– Это такой веселый язык. В нем нет ни одного слова, которое не имело бы двойной entente [14]. Английская речь, тяжеловесная, насквозь мещанская, плетется шагом. А французская скачет, как настоящая pierreuse [15].

– Язык живой и немножко всегда непослушный. В нем столько esprit и je ne sais quoi… [16] ах, как это у них говорится?.. Да, elan vital [17]. Все звучит так вежливо, так изящно! Говоришь обыкновенному шоферу такси: «Cocher! Pouvez-vous me prencire?» А он смеется и говорит: «May volontier mam'selle, toujours a votre service» [18]. Ну когда услышишь что-нибудь подобное от лондонских извозчиков?

– Там был один господин, с которым у фирмы дела. Он был очень внимателен ко мне и многому научив меня. Нет, нет, не подумайте чего! Он совсем старый и наполовину англичанин, но все равно ничуть не смущался, что его увидят с девушкой, которая ему во внучки годится. Comprenez? Pas de tout… Pas de deux… [19]. Как это? Позабыла. Мы отлично проводили время. Я называла его своим «faux pa» [20], и он просто был в восторге от этого. Повторял всем и каждому.

– У него была квартира au bordel riviera [21], на берегу Сены, – знаете? Прямо над пристанями mouche [22], где останавливаются пароходы. Там у него была и контора, где мы с ним работали, и он приглашал меня завтракать, и заставлял говорить по-французски, и очень хвалил. Всегда, бывало, смеялся и говорил: «Ничего, ничего. Единственный способ научиться французскому языку – это говорить на нем». Я его спрашивала: «А я говорю по-французски?» А он мне: «Не совсем еще по-французски, черри» [23]. Он по большей части называл меня «черри», то есть «милочка», – так это, по-отечески. «Не совсем еще по-французски, но это очень хорошая Entente Cordiale [24] – самая лучшая Entente Cordiale, какую мне приходилось встречать. Мне было бы жаль пропустить хоть слово». Он называл это Entente Cordiale, потому что уверял, что просто молодеет, слушая, как я говорю. Ах! Мы так веселились…

Таким образом, Эванджелина с первых дней показала себя во всей красе и при этом по достоинству оценила ту оценку, которую прочла в восхищенных глазах Эдварда-Альберта. Я уже говорил, что он больше всех в пансионе имел шансы котироваться как мужчина, ибо изучавший английский язык молодой голландец скоро пришел к убеждению, что понимать Эванджелину – задача совершенно непосильная. Она изо всех сил старалась вовлечь его в разговор, но что можно сделать, когда человек на самые остроумные ваши замечания отвечает с находчивостью глухого.

Как-то раз Эдвард-Альберт нашел на полу возле письменного стола в гостиной листок почтовой бумаги. Почерк был мисс Пулэй, но Эдвард-Альберт не знал этого и без всякой задней мысли подал бумагу Эванджелине со словами:

– Не ваше ли? Как будто по-французски.

Текст был озаглавлен «Menu Malaprop» и гласил следующее:

Или на выбор:

Эванджелина прочла и густо покраснела.

– Гадина! – воскликнула она с резкостью, которой Эдвард-Альберт в ней и не подозревал. – Она изъясняется по-французски, как школьная грамматика. Так я ведь училась на слух, а она зубрила своей лобастой башкой… И, наверно, воображает, что остроумно.

Она помедлила минуту, потом скомкала листок в кулаке.

– Я не нахожу тут ничего остроумного, – верноподданнически заявил Эдвард-Альберт. – Правда, я не знаю языка… Бросить это в камин?

9. Попался

– Вас не было целую неделю. Чем вы занимались в Шотландии? Тут все делают из этого страшную тайну.

Такими словами встретила она его в тот роковой вечер, когда он вернулся. Она произнесла их интимно, понизив голос. Мисс Блэйм уже пообедала и ушла наверх; мисс Пулэй не было дома. Голландец был поглощен раздумьем о сослагательном наклонении в английском языке и не обращал никакого внимания на разговор, который явно его не касался.

– Е-е-если б ты был, – вновь и вновь шепотом повторял он, – е-е-если бы он был… Да…

Она с нетерпением поджидала Эдварда-Альберта и вот теперь, в этом уголке, наконец завладела им.

– Да все дела, – ответил Эдвард-Альберт. – Штука, видите, в том, что… совершенно неожиданно… я получил наследство в Шотландии.

– Наследство?

– Ну да, то есть в общем кое-какую недвижимость. Я и понятия не имел, что у меня там родственники. Просто с неба свалилось. Мне о самом себе многое неизвестно. Меня, знаете, в детстве похитили. Я давно об этом догадывался – чувствовал какую-то тайну. Ну, пришлось иметь дело с юристами, агентами и всякое такое.

– И большое наследство, Тэдди? Я надеюсь, оно не заставит вас уехать отсюда? Мне без вас будет очень скучно.

– Да, теперь я все-таки обеспечен. Конечно, я еще не знаю, как устроюсь. Все это так неожиданно. Но мне не хочется уезжать отсюда, от вас… от всех, – поправился он, испугавшись, что кто-нибудь может услышать. – Во всяком случае, пока мне некуда ехать.

Она кивнула.

– Сколько же это составляет?

Его осторожность отступила перед желанием произвести впечатление.