Непорочная грешница, стр. 60

Экстон доброжелательно улыбнулся жене.

— Какое же известие ты мне принесла? И в чем заключается твоя просьба?

Прежде чем начать, Линии тяжело вздохнула, и Экстон вдруг понял, что и просьба, и известие ничего особенно приятного ему не обещают.

— Я бы хотела, чтобы прах моего брата был захоронен в алтаре часовни замка. И по знатности своего происхождения, и оттого, что он пал, защищая Мейденстон от врагов, Мейнард вполне этого достоин…

— Нет!

Слово сорвалось с его уст прежде, чем он успел выслушать до конца просьбу жены. Впрочем, ответ в любом случае был бы отрицательным.

— Ни в коем случае! — снова гаркнул он, поднимаясь на ноги во весь свой богатырский рост и одновременно отодвигая от стола массивное резное кресло.

Щеки у его жены разом побелели, поскольку она не ожидала от него такой суровой отповеди. Экстону поначалу даже стало ее немного жаль ? но, черт возьми, есть у этой женщины разум или нет?

Мейнард де Валькур был его смертельным врагом. Этот человек приложил все силы, чтобы зарубить его, Экстона, на поединке. Кроме того, он был сыном старого разбойника Эдгара де Валькура, который отобрал у де ла Мансе наследственные владения, а следовательно, и сам являлся таким же разбойником. И Мейнард — пусть косвенно — способствовал убийству его отца и старших братьев. А теперь он умер сам…

Услышав это известие, Экстон против ожидания не испытал особой радости. Ощутил лишь некое успокоение, и только. Но одновременно с этим в нем снова подняло волна гнева. Чтобы эти проклятые де Валькуры стали его преследовать даже после своей смерти? Хотя смерть Менарда означала, что реальных претендентов на замок Меденстон и его угодья больше не существует, это никак не могло изгнить прошлого. Он, Экстон, не позволит, что бы останки его врага покоились в часовне Мейденстона!

Экстон ненавидел всех де Валькуров и, если на то по в данную минуту ненавидел и свою жену тоже. Неужели она будет держать вечно сторону его врагов? Как она не понимает, что ее будущее находится теперь в руках только одного человека — нового лорда Мейденстона, то есть в его, Экстона руках?

— Если ты собираешься лить по этому поводу слезы — прошу в моем присутствии этого не делать. Если ты хочешь его похоронить, то выбери для этого самый бесполезный участок земли — не годный ни под посев, ни под выпас. И главное — раз и навсегда забудь о том, что кости Мейнарда найдут упокоение в замковой часовне, где по праву должны покоиться тела моего отца и старших братьев!

Экстон сорвался на крик, и головы тех, кто находился в зале, как по команде, повернулись в их сторону, хотя злость его была направлена исключительно на Линни.

— И никогда больше не заговаривай со мной на эту тему. Никогда!

Потом, хотя просители все еще ожидали его, он повернулся на каблуках и торопливо вышел из зала, скрывшись в его боковой арке и с грохотом захлопнув за собой дверь.

Находясь в крохотной комнатенке рядом с сокровищницей, леди Милдред могла наблюдать за поспешным уходом сына. Грохот тяжелой дубовой двери, который сопровождал его уход, пришелся ей по сердцу. Если бы между комнаткой, где она сидела, и сокровищницей имелась бы дверь, она бы с радостью тоже ею хлопнула.

Подумать только! Похоронить де Валькура в часовне! Этой девчонке дерзости было не занимать. Хотя наглая просьба невестки вызвала у леди Милдред сильнейшее раздражение, она тем не менее смотрела на нее, не отрывая глаз. Та стояла на том же самом месте и в своем шикарном, шитом золотой нитью платье казалась особенно хрупкой и беззащитной на фоне массивных деревянных окон, поддерживавших высокие своды зала. После ухода Экстона люди, находившиеся в зале, стали постепенно его покидать. Все эти слуги, крестьяне, солдаты и конюхи неслышно скользили вдоль стен, растворяясь в раке просторного помещения. И ни один из них не подошел к Беатрис де Валькур и не выразил ей соболезнования по поводу смерти брата. Никто не положил ей на плечо руку, чтобы утешить ее после имевшей место грубой выходки ее мужа. Она просто стояла и смотрела невидящими глазами на этих людей, которые не так давно именовались «челядью де Валькура» и должны были служить ей верой и правдой, но которые оставили ее все до единого и перешли под покровительство ее мужа. Леди Милдред заметила, что молодая женщина вдруг покачнулась, будто у нее закружилась голова, и ее зеленые глаза наполнились слезами. Этого зрелища леди Милдред вынести не смогла. Она сжала в пальцах дорогую драпировку, будто в надежде, что это удержит ее от необдуманного поступка, но драпировка, конечно же, ни от чего удержать ее не смогла. Разумеется, Милдред ненавидела не эту рыдавшую в центре зала женщину, а главным образом все то, что символизировала эта женская фигурка. Ей самой в течение жизни приходилось неоднократно выдерживать подобную боль, и о отлично знала, какой непереносимой и пронзительной под час бывает эта боль.

Мысленно пожурив себя за слабохарактерность, леди Милдред вышла из потайной комнатки и прошла в зал. Там стояла такая гнетущая тишина, что даже шарканье кожаных подошв по каменному полу приобретало какой-то зловещий смысл.

Молодая женщина, услышав звук шагов, сразу же повернулась и замерла. Можно было подумать, что после все случившегося она ожидала от судьбы дальнейших ударов. К ее чести, надо сказать, что, заметив леди Милдред, она не отвела взгляда, хотя скрывать терзавшую ее боль и выступившие на глазах слезы тоже не посчитала нужным.

На леди Милдред самое сильное впечатление произвел то, что эта молодая женщина ухитрялась быть смелой и незащищенной одновременно. Пока пожилая дама, шаркая туфлями, шла через весь зал к невестке, она успела в душе проникнуться к бедняжке сочувствием.

— Может быть, мне проводить тебя в опочивальню? — спросила леди Милдред. Оказавшись рядом с Линни, она заметила, что невестку сотрясает нервная дрожь. — Мне очень жаль… — начала было мать Экстона, но замолчала поскольку врать ей не хотелось. Потом, заметив скорбное выражение глаз невестки, решила, что в подобных обстоятельствах назвать выражение сочувствия ложью никак нельзя.

— Мне очень жаль, что нашему возвращению в Мейдестон сопутствовало горе, обрушившееся на твою семью. Жизнь была бы значительно проще и чище, если бы не было нужды вести войны. Если бы вы с Экстоном поженились во времена замирения… — Она беспомощно пожала плечами и замолчала, не докончив фразы.

Молодая женщина продолжала смотреть на нее остановившимся взглядом, будто отказываясь верить в искренность проявленного к ней сочувствия. Неожиданно для себя Милдред решила, что для нее чрезвычайно важно обрести доверие невестки. — Бракосочетание моей сестры Энни было одним из условий мирного договора между двумя знатными родами. Тогда ее отослали человеку, которого она и в глаза не видела. Она была старшей в роду, и вся ответственность пала на нее. Я же вышла замуж за мужчину, который мне всегда нравился. Но я очень переживала за Энни. И было за что. Ее семейная жизнь оказалась сплошным испытанием, в то время как моя принесла мне поначалу много радости.

Леди Милдред замолчала, решив, что она зря рассказывает о своей молодости женщине, которая, казалось, должна была ее ненавидеть.

— Я не допущу, чтобы ваш брак с Экстоном имел в своей основе ненависть.

Глаза невестки прояснились, но взгляд ее, к сожалению, из равнодушного сделался несчастным.

— Каким же образом из него можно изъять ненависть?

Леди Милдред зябко поежилась и сунула руки в широкие рукава платья.

— Если ты станешь ненавидеть мужа за то, что он убил твоего брата в честном бою, то до добра это не доведет…

— Это неправда! В моем сердце нет к нему ненависти.

Леди Милдред недоуменно нахмурилась.

— Но если так… если так… К чему тогда печаль?

— Он меня ненавидит! — воскликнула Линни. — Меня и всю мою семью!

— Нет. — Леди Милдред вдруг замолчала и глубоко задумалась.

Экстон и в самом деле ненавидел семейство де Валькур, причем в течение долгого времени. Как и все де ла Мансе. Но к своей жене он относился по-другому, в этом леди Милдред была уверена. Может быть, он даже хотел бы ее ненавидеть, но у него ничего не получилось.