Когда Спящий проснется, стр. 36
Все эти три дня Грэхэм был всецело поглощен полетами; политические новости его почти не интересовали. Окружающие его лица также не затрагивали эту тему. Ежедневно приходил Острог — Вождь, как его называли в народе, — этот великий визирь Грэхэма, начальник его дворца, и в самых неопределенных выражениях отдавал ему отчет о положении дел: «незначительные затруднения», «небольшие беспорядки», «все скоро уладится». Пение революционного гимна прекратилось. Грэхэм не знал, что гимн запрещен в пределах города. Он позабыл, о чем думал в то утро, стоя в Вороньем Гнезде.
На второй или на третий день, несмотря на свое увлечение дочерью управляющего свинобойнями, он случайно вспомнил об Элен Уоттон и о странном разговоре с ней в зале Управления Ветряных Двигателей. Она произвела на него сильное впечатление, хотя у него и не было времени подумать о ней. Но теперь ее облик властно всплыл в его сознании. Он недоумевал, что означали ее намеки.
По мере того как проходил у него интерес к механике, он все яснее вспоминал ее глаза и задумчивое лицо. Образ этой девушки удерживал его от низменных страстей и дешевых увлечений.
Прошло, однако, три дня, прежде чем он снова увидел ее.
18. Грэхэм вспоминает
Он встретился с ней в маленькой галерее, соединяющей Управление Ветряных Двигателей с его апартаментами. Галерея была длинная и узкая, с глубокими нишами, окна которых выходили во двор, засаженный пальмами. Он увидел ее сидящей в одной из этих ниш.
Услыхав его шаги, она взглянула на него и вздрогнула. Лицо ее побледнело.
Она поднялась, хотела подойти к нему и что-то сказать, но, видимо, не решалась.
Он остановился и ждал. Потом, заметив ее колебания и думая, что она, быть может, поджидала его и хочет с ним говорить, он решил великодушно прийти ей на помощь.
— Я давно хотел видеть вас, — сказал он. — Несколько дней назад вы хотели что-то сказать мне о народе. Что же вы хотели сообщить?
Она грустно посмотрела на него.
— Вы говорили, что народ несчастен?
Девушка медлила с ответом.
— Это показалось вам странным? — спросила она наконец.
— Вот именно. И кроме того…
— Это был внезапный порыв.
— Да?
— Только и всего.
Видно было, что она колеблется. Казалось, ей трудно было говорить.
— Вы забыли… — проговорила она, глубоко вздохнув.
— Что именно?
— Про народ…
— Вы так думаете?
— Вы забыли про народ.
Он поглядел на нее вопросительно.
— Да, я знаю, что вы удивлены. Вы не понимаете, кто вы такой. Вы не знаете всего, что происходит.
— В чем же дело?
— Значит, вы ничего не знаете?
— Может быть. Но скажите: в чем дело?
Внезапно решившись, девушка повернулась к нему.
— Мне трудно говорить. Я часто думала об этом, собиралась, но не могу начать. Мне не хватает слов. Ваш сон, ваше пробуждение — все это так необычайно. Так чудесно. Для меня по крайней мере и для всего народа. Вы жили столько лет назад, страдали и умерли, были простым гражданином и вдруг, проснувшись, стали правителем чуть ли не всей земли!
— Правитель Земли, — повторил он. — Так они все говорят. Но подумайте, как мало я знаю.
— Городов, трестов, рабочих компаний…
— Верховная власть, могущество, сила, слава… Да, я слышал, как кричала толпа. Я знаю. Я Правитель, король, если угодно. А Острог — Вождь.
Он замолчал.
Девушка с любопытством смотрела на него.
— Ну и что же?
Он улыбнулся.
— Он управляет всем.
— Вот этого-то я и боялась.
Несколько мгновений она молчала.
— Нет, — проговорила она тихо, — управлять должны вы сами. Да, сами. Народ надеется на вас. — Она понизила голос. — Послушайте! В течение стольких лет, поколения за поколениями ждали, что вы проснетесь… Народ молился об этом, да, молился…
Грэхэм хотел что-то ответить, но промолчал.
Девушка, по-видимому, колебалась. На щеках у нее вспыхнул румянец.
— Знаете ли вы, что в глазах мириадов людей вы являетесь избавителем? Вы для них то же самое, что король Артур или Барбаросса.
— Я думаю, что воображение народа…
— Разве вы не слыхали поговорки: «Когда Спящий проснется»? Когда вы лежали бесчувственный и неподвижный, к вам приходили тысячи людей. Тысячи… В первый день каждого месяца вас одевали в белое платье, и тысячи людей проходили мимо, чтобы взглянуть на вас. Еще маленькой девочкой я видела вас, у вас было такое бледное и спокойное лицо…
Она отвернулась и принялась разглядывать панно. Голос ее оборвался.
— Когда я была маленькой девочкой, я часто смотрела на ваше лицо… Оно казалось мне олицетворением божественного долготерпения. Вот что мы думали о вас. Вот как мы смотрели на вас…
Она обернулась и подняла на него свои сверкающие глаза, голос ее зазвенел.
— В городе, по всей земле мириады мужчин и женщин надеются на вас и ждут.
— Неужели?
— Острог не может вас заменить… Никто не может.
Грэхэм удивленно смотрел на нее, пораженный ее волнением.
Сначала она говорила с усилием, потом собственная речь воодушевила ее.
— Неужели вы думаете, — продолжала девушка, — что вам суждено было прожить ту первую жизнь в далеком прошлом, потом заснуть и после стольких надежд и ожиданий пробудиться от вашего чудесного сна только затем, чтобы бесполезно прожить еще одну жизнь? Неужели же исчезнут надежды чуть ли не всего мира? Разве вы можете снять с себя эту ответственность и передать ее другому человеку?
— Я знаю, что власть моя велика, — ответил Грэхэм, запинаясь. — Вернее, кажется, что велика… Но так ли это в действительности? Все это похоже на сон. Реальна ли моя власть или же это только великое заблуждение?
— Да, реальна, — подтвердила девушка, — если только вы решитесь…
— Но ведь моя власть, как и всякая другая, — только иллюзия. Она реальна, пока люди верят в нее.
— Если только вы решитесь, — повторила девушка.
— Но…
— Массы верят в вас и пойдут за вами…
— Но я ничего не знаю. Решительно ничего… Все эти советники. Острог. Они умнее, хладнокровнее, предусмотрительнее меня, они так много знают. О каких несчастных вы говорите? Думаете ли вы…
Он замолчал, словно не решаясь говорить.
— Я еще так молода, — ответила девушка. — Но я знаю, что в мире много неправды и угнетения. Разумеется, мир изменился с ваших времен, сильно изменился. Я молилась о том, чтобы мне увидеть вас и рассказать обо всем. Да, мир изменился. Но внутренняя болезнь, вроде рака, разъедает его и отравляет жизнь. — Она повернула к нему свое пылающее лицо. — Я много об этом думала. Я не могла не думать: моя жизнь сложилась несчастливо. Люди теперь не свободны, они не стали лучше людей вашего времени. Но это еще не все. Город — это тюрьма. Каждый город теперь — тюрьма. А ключи у Маммоны. Мириады, несчастные мириады людей мучатся от колыбели до могилы. Разве это справедливо? Неужели так и будет всегда? Хуже, чем в ваше время. Повсюду мучения и заботы. Вас окружает мишурный блеск, а тут же рядом — нищета и рабство. Да, бедные понимают все это, они знают, что плохо. Те самые люди, которые несколько дней назад шли на смерть из-за вас… Вы обязаны им жизнью.
— Да, — тихо повторил Грэхэм. — Да, я обязан им жизнью.
— В ваше время, — продолжала девушка, — тирания капитала только начиналась. Да, это тирания, настоящая тирания. Феодальную тиранию лордов сменила тирания богатства. В ваши дни половина населения земного шара жила в деревне. Теперь же города поглотили все население. Я читала старые книги — сколько в них благородства! В них говорится о любви и долге, о таких прекрасных вещах! А ведь вы человек того времени.
— А разве теперь?..
— Прибыль и Города Наслаждений — или рабство, безысходное, вечное рабство.
— Как рабство?
— Да, рабство.
— Неужели еще существуют рабы?
— Хуже. Вот это-то я и хочу вам объяснить, хочу, чтобы вы знали. Я знаю, что вам это неизвестно. Они скрывают от вас, они хотят вас заманить в Город Наслаждений. Вы, конечно, замечали не раз мужчин, женщин и детей в синей холщовой одежде, с худыми желтыми лицами и усталыми глазами?