Крестоносец в джинсах, стр. 58

— Не бойтесь, — ободрил его Долф, — они ждут вашего рассказа. Передайте им все, о чем мы с вами говорили утром. Мы готовы пощадить того, кто искренне раскаивается.

Дрожащий Йоханнес пристроился поближе к Долфу.

Нельзя сказать, чтобы в плотном кольце воинственно настроенных ребят он чувствовал себя в безопасности. Он напряженно вслушивался в их негромкий разговор.

Бежать некуда, они в два счета нагонят и скрутят его.

Заикаясь от страха, он повторил свой рассказ; не скрыл от них историю своего мрачного прошлого, крушение своих надежд, мечту разбогатеть; подтвердил, что они с Ансельмом дурачили Николаса видениями. Ансельму всегда удавалось главенствовать над ним, признался мнимый монах. Смерть Каролюса обрушилась на Йоханнеса подлинным горем, и в нем пробудились чувства вины и раскаяния. Дети слушали затаив дыхание. Они так верили ему, и кем же он оказался? Негодяй и мошенник, который хотел нажиться на торговле рабами. Как ни странно, они не испытывали к нему ненависти. Он всегда был с ними ласков, он приободрял этих ребят, в трудные минуты поддерживал в них веру. Да и может ли не встретить сочувствия столь глубокое, искреннее раскаяние? Все-таки он не довел до конца задуманное Ансельмом преступление, одно это говорило в его пользу. Значит, в сердце у него любовь к детям пересилила корысть, что более всего подействовало на юных крестоносцев.

Теперь, когда Йоханнес выдавил из себя признание, все ребята до конца поверили Долфу. Взгляды слушателей вновь обратились к нему.

— Ну что, теперь верите? — с облегчением спросил Долф. — Тогда слушайте внимательно. Завтра решающий для нас день. Николас все еще ничего не знает, он расставил охрану вокруг шатра, так что войти к нему нельзя. Он просто не поверит нам, так пусть завтра сам убедится во всем. Море, конечно, не отступит от берегов. И что же дальше? Дети придут в отчаяние, возможно, захотят немедленно расправиться с Николасом, и тут мы должны помешать им. В конце концов, его вины здесь нет. Может вспыхнуть бунт, но мы постараемся навести порядок. Самое главное, не дать Ансельму заманить детей на корабли — тогда всему конец! У нас есть еще два пути: надо поговорить с детьми, чтобы завтрашняя неудача Николаса не была для них полной неожиданностью. Тут уж всем вам придется поработать. И еще: будем защищать Николаса от расправы, когда его неудача станет очевидной, а лишь только появится Ансельм и предложит взойти на корабли, нужно немедленно заткнуть ему рот.

Ребята совещались до самой полуночи. Когда луна скрылась за тучами, они начали расходиться, усталые, разочарованные, ожесточившиеся. Некоторые боязливо поглядывали на шатер, в котором скрывался Николас. Стараясь не шуметь, заговорщики пробирались к своим костеркам и устраивались на ночь. Кто-то плакал. Страх подкрадывался к Долфу. Он затачивал в темноте свой нож и думал, что ему не хватает Леонардо. Удастся ли ему одному завтра сдержать возмущенную охрану? Захотят ли стражники подчиниться приказу Рудолфа ван Амстелвеена в отсутствие своего командира? Он мог лишь надеяться, не будучи уверен, что ребята полностью доверяют ему, ведь до сих пор они ощущали в нем что-то необычное, какую-то непонятную им тайну.

«Я нисколько не удивлюсь, — вдруг подумал он, — если Николас вздумает завтра обвинить меня и в неудавшемся чуде, и во всех прочих бедствиях».

Измученный сомнениями и страхом, он наконец уснул.

РАСПЛАТА

День занимался ясный, лучезарный, еще лучше вчерашнего. Солнце взошло над холмистой грядой, окаймляющей город, золотое сияние разливалось по бескрайней водной глади, расцвечивало пробуждающуюся Геную, ласкало своим теплом детей, которые сладко потягивались, стряхивая сон. Настал великий день, день волшебства на море, они вспоминали об этом и тут же вскакивали. Немногие отправились сегодня ловить рыбу. От малышей не было отбою, они носились по лагерю, приставая ко всем с одним только вопросом: «Уже пора?» — и с любопытством поглядывали на шатер, в котором не было заметно никакого движения. Чем занят Николас? Коротает время в молитвах или забылся сном?

Неизвестно… У входа в шатер выстроились пять силачей с дубинками наперевес, готовые преградить путь любому.

Ближе к полудню их предводитель покажется своему воинству, а до тех пор нужно набраться терпения.

Тем временем сотня ребят, с которыми накануне совещался Долф, приступила к своей нелегкой задаче: подготовить детей, радостно ожидающих чуда, к тому разочарованию, которое неизбежно придется пережить. Их не хотели слушать. Время от времени кому-то из охраны удавалось-таки собрать вокруг себя нескольких человек и шепотом начать рассказ. Они старались поговорить с каждым, но единственное, чего добились помощники Долфа, так это всеобщего замешательства и растерянности. История чудовищного обмана представлялась непосвященным столь невероятной, что они с плачем бежали жаловаться Рудолфу на «больших мальчиков», которые снова обижают их. Рудолф не мог сказать им ничего утешительного в ответ, он отправлял всех к Йоханнесу, сидевшему в мрачном одиночестве у входа в лазарет; встревоженные расспросы детей были нескончаемой пыткой для мнимого монаха, но и он тоже не мог успокоить детей.

— Ждите, дети. На все Господня воля.

А ведь малыши так истово верили в святое чудо, с надеждой и нетерпением предвкушали его, и вдруг по лагерю поползли слухи, большие ребята принялись уверять их, что все это сплошной обман. Не может быть!

Вместо того чтобы подготовить детей к завтрашним событиям, Долф и его помощники достигли обратного. Напряжение в лагере усиливалось с каждой минутой. Ничего, ничего, Николас покажет этим смутьянам, как отступит море, пусть тогда сознаются, что поддались наущению дьявола!

Долф ни во что не вмешивался, всячески отделывался от малышей, в испуге льнувших к нему. Он от души жалел детей. До чего же ему не хватало сейчас отца Тадеуша с его спокойной уверенностью, насмешливого Леонардо.

По мере того как время приближалось к полудню, волнение ребят достигло предела. Вооруженная охрана рассыпалась по берегу, и от сурового вида подростков зрителям, которые начали стягиваться сюда, становилось не по себе.

Иным казалось, что они уже слышат громы небесные, это и впрямь бушевала гроза вдали, но над побережьем не пролилось ни капли дождя, небо оставалось безоблачным.

Долф бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого. Точный ли у них сейчас ход? Он часто слышал перезвон колоколов намного раньше того времени, что показывали его часы. Видно, в средневековых монастырях счет времени вели весьма приблизительно — какие тут у них инструменты. Часы обычно не подводили Долфа, может быть, это и не столь важно, но в моменты, подобные этому, когда напряжение грозило взорваться с каждой минутой, ему была так необходима скрупулезная точность человека двадцатого столетия.

Он взял с собой Марике, и вместе они забрались на скалистый уступ, с которого хорошо просматривалось побережье. У него не было ни малейшего желания находиться в гуще толпы во время жалких попыток Николаса обуздать морские волны. Он знал по опыту: в тех случаях, когда требуется найти козла отпущения, лучше держаться подальше.

Ансельма не было видно — еще не вернулся из города.

Долф не знал, радоваться этому или нет. Появись Ансельм сейчас, он быстро смекнет, что заговор раскрыт, но в то же время трудно доказать виновность лжемонаха в его отсутствие. Попробуй-ка одолеть невидимого врага!

На берегу столпилось множество народу. В небе высоко стояло полуденное солнце. С минуты на минуту звон колоколов на башнях Генуи возвестит наступление полудня; с минуты на минуту распахнется белый полог шатра, и Николас выйдет к детям. Неудержимо напирая, ребята едва не сталкивали стоящих впереди прямо в воду. Теперь они заполнили берег во всю ширь, однако пространство, отделявшее первые ряды от шатра Николаса, оставалось незанятым. Сотни ребят устроились на отлого сбегающих склонах холмов, откуда до них не доносились слова, зато было хорошо видно все, что происходит внизу. Лагерь, затененный листвой, совсем опустел. В лазарете осталась только Фрида, которая металась между больными и ранеными, стараясь успокоить каждого: