Билби, стр. 32
— Мы… да, мы его видели, — выговорил наконец большеголовый.
— Как же, конечно, видели, — сказал чей-то голос из темного угла, куда не достигал свет лампы.
А угрюмый пекарь добавил:
— Хоть бы мне его больше вовсе не видать.
— Ах вот как! — изумился капитан, так неожиданно напав на свежий след. — Очень, очень интересно. Где же вы его видели?
— Проклятый поганец! — откликнулся мясник. — Этакий негодяй!
— Мистер Беншоу сейчас гоняется за ним и ружье зарядил овсом, — сказал голос из темноты. — Ох, и разукрасит он его, если поймает! Уж это я ручаюсь. И поделом ему!
Тут вмешался пекарь:
— Боюсь, мой желудок никогда больше как следует не поправится. Ну и стукнул же он меня! Ох! Мистер Хоррокс, позвольте попросить вас, еще рюмочку бренди. Одну рюмочку. Это успокаивает боль…
6. Билби и бродяга
Билби ужасно не хотелось покидать компанию с фургоном даже после того, как из-за его собственной непростительной оплошности она оказалась компанией без фургона. Он печально брел по гребню холма сквозь заросли тиса и самшита, пока в его ушах не перестал звучать грохот, сопровождавший катастрофу. Потом он немного постоял, грустно прислушиваясь, потом свернул вдоль забора, ограждавшего какое-то поле, и вышел на узкую тропку, проходившую по уступу горы.
Билби крайне смутно представлял себе, что его ожидает в ближайшем будущем. Впрочем, он готов был принять все, что придется. С тех пор как он расстался с домиком садовника, он жил по воле обстоятельств. Обстоятельства эти бывали интересные, но уж очень изменчивые. Он полагал, однако, что и в дальнейшем все станут решать обстоятельства. И вообще он знал твердо только одно: он хочет попасть к морю. И он очень проголодался.
И еще он вдруг обнаружил, что вокруг медленно, но верно сгущаются сумерки. Извилистая горная дорога неожиданно привела его на большой серый пустырь, где вдалеке таинственно маячили кусты живых изгородей.
И тут Билби подумал, что пора бы случиться и чему-нибудь хорошему. До сих пор, когда в окружавшем его мире становилось темно и холодно, что-нибудь или кто-нибудь всегда приходил ему на помощь. Билби кормили ужином и укладывали, либо отправляли спать. Даже когда он провел ночь в какой-то темной щели в Шонтсе, он знал, что совсем недалеко под лестницей у него есть кровать. Если б только тот громкий голос не начинал выкрикивать проклятия, едва Билби пытался шелохнуться, он бы пошел к своей кровати. Но теперь, когда он брел в сумерках по огромному пустырю, ему стало ясно, что этот приятный обычай будет нарушен. Впервые в жизни он ощутил, что в этом мире человек может вдруг оказаться бездомным…
И к тому же вокруг стало очень тихо.
Очень неприятная тишина, и всюду какие-то загадочные тени.
Этот пустырь, казалось ему, не только открытое, ничем не защищенное, но и почему-то враждебное место, и Билби поспешил к калитке, видневшейся в дальнем конце пустыря. На ходу он то и дело поглядывал по сторонам. Хорошо бы поскорее добраться до этой калитки и закрыть ее за собой!
В Англии серые волки не водятся.
И все же иногда невольно думаешь о волках… Серые волки, серые, как сумерки, они неслышно, почти совсем неслышно бегут рядом с жертвой, долго бегут, а уж потом нападают.
В Англии, повторяю, серые волки не водятся.
Волков истребили еще при Эдуарде III; про это написано в учебнике истории, и с тех пор ни один вольный волк не ступал на землю Англии; только пленники зоологического сада.
Но ведь бывают и беглые волки!
Наконец-то калитка! Шмыгни в нее скорей и захлопни за собой! Чуть пробежать — и попадешь на поле, что тянется вниз по склону холма. Вот что-то вроде тропинки, — какая-то она незаметная, но все же, должно быть, тропинка. Господи, хоть бы это была настоящая тропинка!
Что это там за деревьями?
Оно остановилось; ну да, остановилось, когда остановился Билби. Тук! Тук! А, это стучит сердце.
Ничего там нет! Просто показалось. Волки живут на равнинах; они вот так просто не приходят в леса. И потом волков вообще не бывает. И если закричишь, пусть даже еле слышным голосом, они уходят. Они ведь, в сущности, трусливые твари. Трусливее не сыщешь.
А кроме того, они очень боятся человеческого взгляда. Да и как раз поэтому они подкрадываются к человеку потихоньку, и следят за ним, и прячутся, чтобы ты на них не взглянул, и тайком крадутся, крадутся по пятам…
Ну, сразу обернись!
Никого нет.
Как все шуршит под ногами! В сумерках в лесу, когда меж деревьев мечутся разные совы, летучие мыши и всякие еще твари и всюду тебя подстерегают чьи-то глаза, было бы гораздо приятнее не поднимать такого шума. Скоро, очень скоро, утешал себя Билби, он выйдет на широкую дорогу и встретит людей и, проходя, скажет им «добрый вечер». Это будут милые люди, и они ответят ему «добрый вечер». Он вспотел от быстрой ходьбы. Становилось все темнее, и он то и дело спотыкался обо что-то.
Если упадешь, волки кидаются на тебя. Хотя ведь никакие волки у нас не водятся.
Глупо вот так все время думать про волков. Надо думать про что-нибудь другое. Например, про все, что начинается с буквы «М»: мальчишки, мотыльки, медведи. Мысль застряла на медведях. А вдруг тут водятся большущие серые медведи? Огромные медведи, и ходят они неслышно…
Совсем стемнело, и деревья стали черными. Ночь поглотила бегущего со всех ног Билби, и почему-то он был теперь совершенно уверен, что у нее есть зубы и что первым делом она вцепится ему в пятки…
— Эй! — тихонько вскрикнул Билби, радуясь огненной искорке, мелькнувшей среди леса.
Человек, сидевший у костра, прищурившись, всмотрелся в темноту, откуда донесся голос — он уже давно прислушивался к неверным, спотыкающимся шагам, — и ничего не ответил.
Еще через минуту Билби продрался через живую изгородь в освещенный мир и остановился, глядя на человека у костра. Призрачные волки удрали в неведомую даль. Но Билби был все еще бледен от ужасов погони, и вообще он казался маленьким-маленьким мальчиком.
— Заблудился? — спросил сидевший у костра.
— Не мог найти дорогу, — сказал Билби.
— Ты один?
— Да.
Человек у костра подумал.
— Устал?
— Немножко.
— Иди и садись у огня, отдохни малость. Не бойсь, я тебя не трону, — прибавил он, видя, что Билби колеблется.
За всю свою небогатую опытом жизнь Билби еще ни разу не видел человеческое лицо, освещенное сзади дрожащим красным пламенем костра. Зрелище было поразительное, но не слишком приятное: такого подвижного и изменчивого лица Билби никогда не видывал. Казалось, нос ежесекундно менялся: то он был совсем римский, то пуговкой, точно у мопса; глаза то выпучивались, то уходили глубоко в темные орбиты; почти не менялся лишь большой треугольник, который образовали подбородок и шея. Билби, пожалуй, вообразил бы, что этот бродяга и не человек вовсе, если бы его не окутывал запах какого-то варева. Пахло и луком, и репой, и перцем, у Билби потекли слюнки — один этот запах уже служил признаком добродетели. Варево кипело в старой жестянке, укрепленной на скрещенных палках над огнем, и бродяга то и дело подбрасывал в костер сухие ветки.
— Да не трону я тебя, на черта ты мне сдался, — повторил он. — Поди сюда, садись вот здесь на ветки и рассказывай все по порядку.
Билби покорно сел.
— Я заблудился, — сказал он и почувствовал, что слишком устал, чтобы сочинить сколько-нибудь правдоподобную историю.
Физиономия бродяги при ближайшем рассмотрении уже не так фантастически менялась в отблесках костра. У него был большой рот с отвислыми губами, толстый, бесформенный нос, густые и длинные светлые волосы, широкий, обросший многодневной щетиной подбородок и прыщи, уйма прыщей. Маленькие колючие глазки зорко поглядывали из глубоких глазниц. Он был худой, даже тощий. Он разговаривал с Билби и большими, длинными руками то и дело подбрасывал в огонь сучья. Раза два он наклонялся и нюхал свое варево, но его маленькие глазки все время пристально следили за Билби.