Властелин Некронда, стр. 58

Каспар уставился в пол, но не знал, что и думать – не мог думать от душевной боли. Старуха похлопала его по плечу. Выйдя из хижины, юноша уселся перед алтарем, на котором запеклась кровь веков. Глядя в глаза высеченному из камня медведю, он благодарил его за то, что хоть кто-то мог поселиться в жестоком краю, что уже забрал жизнь Май, а теперь грозил забрать и ребенка.

– Великая Мать, я знаю, это святилище не твое, а медведя, но другого здесь нет…

Вытащив нож, он сделал надрез у себя на руке – так у него на глазах делала Брид, когда ей отчаянно требовалась помощь Великой Матери. Кожа настолько задубела, что пришлось продолжить разрез глубже, пока не полилась кровь. Он поднял руку и капнул кровью на холодный камень.

– О, Великая Мать, услышь меня! Спаси ребенка!

Вокруг собралась толпа дикарей. Они что-то гудели и распевно причитали – должно быть, решили, что он приносит жертву великому медведю, и присоединились к его мольбам. Каспар решил, что Великая Мать поймет и не обидится. В конце-то концов огромный медведь – одно из Ее созданий.

Он ничем не мог помочь Изольде – лишь ждать и надеяться, что молоко кормилицы сделает свое дело. Каспар сел на алтаре, глядя на запад, на солнце, садившееся за причудливые горы, которыми так богат был этот край. Он просидел так всю ночь, молясь за жизнь Изольды.

К утру, уже буквально падая с ног от изнеможения, он поднялся и принялся нетерпеливо расхаживать по улице, дожидаясь новостей. Из хижины кормилицы послышались какие-то шорохи. Не выдержав, Каспар заглянул туда. Малышка мирно спала рядом с дикаркой, уткнувшись мордашкой ей в грудь. Он осторожно подобрался поближе и улыбнулся, счастливый – бледные щечки Изольды вновь порозовели. Выбравшись из хижины, юноша вознес хвалы Великой Матери и, наконец, рухнул наземь и заснул.

Когда же проснулся, день был уже в разгаре. Приемная мать, привязав Изольду к спине, ворковала с собственным малышом и толкла какие-то семена в ступке. Трог лениво развалился в грязи неподалеку, приоткрыв глаза ровно настолько, чтобы приглядывать за малышкой.

Присев в уголке, Каспар всерьез задумался, как же быть с ребенком. Да и без долгих размышлений ясно: малышке лучше и безопаснее оставаться здесь, чем отправляться вместе с ним в тяжелый поход. Да, если он погибнет, пытаясь избавиться от Некронда, девочке придется расти в грязной хижине, поклоняясь медведю, – но бывают в жизни вещи и пострашнее. Гораздо честнее оставить ее здесь. Размышляя, юноша окончательно убедил себя, что именно таким образом и выполняет данное Май обещание позаботиться об Изольде.

Он провел в деревне еще одну ночь, чтобы набраться сил, а заодно убедиться, что Изольда и впрямь окончательно выздоровела. На рассвете он пришел проведать ее. Малютка лежала на груди у кормилицы. Каспара внезапно охватила ревность. Он любил этого ребенка, он был рядом с Май во время родов, потом столько претерпел, чтобы сохранить Изольде жизнь – а теперь кто-то чужой спит рядом с этим крохотным, тепленьким, обожаемым тельцем.

Но все же решение принято. Надо уходить. Юноша глубоко вздохнул. Хорошо бы оставить Изольде что-то на память, чтобы она знала, кто она такая и откуда пришла. Он порылся в карманах, подыскивая подходящий предмет. Лунный камень из Иномирья? Нет, он слишком прекрасен, он так таинственно и красиво светится, что ребятишки постарше, а не то и сама кормилица, непременно отберут его у малышки. Каспар спрятал лунный камень обратно и продолжил поиски.

Он с удивлением обнаружил в нагрудном кармане три флакона из-под триночницы. Стекло еще пахло остатками драгоценного лекарства. Но стеклянный флакон – не самая подходящая вещица для маленького ребенка. В результате Каспар остановился на мешочке с рунами Май и ее локоне.

А что же оставить Изольде от себя? Самое важное, что у него еще сохранилось, – это руна волка. Он привязал костяную руну к узкому кожаному шнурку, надел на шею малышке и нежно погладил ее по головке.

Прощание было закончено. Каспар свистнул Трогу и зашагал к выходу, чувствуя на себе многочисленные взгляды дикарей.

12

Каспар раздраженно покосился на темный проем входа под тяжелой соломенной крышей хижины и свистнул еще раз, громче и настойчивее. Остановившись, подождал, когда же из тени высунется тупорылая белая морда пса. Подождал еще. Напрасно.

Непослушание Трога стало последней каплей. Каспару и без того было хуже некуда. Так хотелось скорее уйти, не думать, что Изольда осталась у чужих людей. И как только бросить такую малышку? Она ведь для него дороже всего на свете! Но разве есть выбор? Сам он заботиться о грудном младенце не в состоянии. Закусив губу, чтобы унять дрожь, юноша сердито позвал пса.

– Трог, сюда! – Голос его срывался. – Ах ты, противная, непослушная псина!

Но Трог так и не покинул хижины, где спала маленькая Изольда. Лишь когда Каспар со слезами на глазах отвернулся, решив уходить один, пес выскочил на улицу.

– Нет! Фу! Прекрати!

Вместо того чтобы послушно трусить у ноги хозяина, терьер вцепился ему в штаны и принялся тянуть обратно к хижине.

Каспар со злости ударил его по носу. Пес отпустил. Но стоило юноше двинуться дальше, широкогрудый змеелов преградил ему путь и приподнял верхнюю губу, демонстрируя зловещие клыки и розовые крепкие десны. Из горла его вырывалось угрожающее рычание.

Никогда прежде Трог не рычал на хозяина. Молодой торра-альтанец был потрясен и даже, к стыду своему, слегка струхнул. Выглядел Трог сейчас весьма устрашающе, а Каспар как никто другой сознавал силу своего пса. Сколько раз он видел, как Трог в два счета разгрызает толстенные бычьи кости, которых дирхаундам хватило бы на несколько часов.

Собравшись с духом, он шагнул вперед. Трог зарычал и даже прихватил его за лодыжку, но всерьез не кусал. Когда же на улице показался один из закутанных в меха дикарей, пес стрелой рванулся назад и скрылся в хижине, оберегая ребенка.

– Да не бросаю я ее, Трог, – воззвал Каспар вслед псу, чувствуя себя обязанным объясниться, пусть даже и перед бессловесным животным. – Я не могу позаботиться о ней, а вот женщина сможет.

Он прикусил губу. Ну не глупо ли – стоять и оправдываться перед собакой? Резко повернувшись, он зашагал прочь.

Ужасно, конечно, уходить без Трога, но как заставишь непослушное животное повиноваться? Можно уволочь его силой – но если Трог не хочет уйти, он попросту убежит обратно при первой возможности. Стиснув зубы, юноша продолжал путь.

Но тут на душе у него стало совсем тяжело. Ребенок начал кричать – громко и яростно. Каспару казалось – Изольда плачет из-за него. Слышно было, как кормилица пытается утешить разбушевавшуюся малышку – но тщетно. Сердце Каспара сжималось от боли, но юноша заставлял себя идти. Сейчас для него существует только одна цель, одна задача – избавиться от Некронда.

Стремясь поскорее выбраться из деревни, не слышать больше надрывного плача, юноша перешел на бег и бежал, пока не оказался далеко в глубине выжженной территории. Там стонал и завывал ветер, вздымая тучи гари, хлеща по ногам. Но юноша почти не замечал этого – так давил груз взятой ответственности.

Не в силах приближаться к гнезду грифонов и телу Май, он свернул на север. Но скоро поймал себя на том, что думает лишь о погибшей. Теперь, когда заботиться о ребенке было уже не нужно, ничто не могло заполнить зияющую пустоту утраты. Юноша смутно подумывал продолжать идти на север, в неизведанные края, пока не найдет места, чтобы спрятать Некронд – зарыть или утопить в глубоком озере. Но толком сосредоточиться на этой проблеме он так и не мог. Перед глазами неотступно стояло истерзанное, разбитое тело Май.

Она ушла. Он остался один. Запрокинув голову, юноша завыл в лицо ветру, силясь излить накопившуюся боль. Опять перешел на бег, безотчетно уповая расстоянием смягчить горечь вечной разлуки. Май умерла. Умерла потому, что он не слушал советов матери. Каспаром владело безысходное одиночество. И страх. Вся тяжесть мира лежала у него на груди, но теперь мир стал так далек, так незначителен.