Властелин Некронда, стр. 32

Якорь тяжело стукнул о палубу. Налегая на весла, Каспар снял лодку с мели и вместе с Папоротником попытался развернуть ее. Внезапно паруса поймали ветер и лодка заскользила прочь. Вода вокруг вспенилась от очередного шквала стрел. Несколько из них вонзились в скатанную парусину позади Май. Девушка жалась к палубе.

– Перрен, торопись!

Каспар развернул лодку по ветру, чтобы держать ее на глубине и вне досягаемости стрел.

Но горовик и не думал поворачивать. Наконец тролли окружили его со всех сторон и, ухватив за руки и за ноги, поволокли на сушу, к своим бесплотным хозяевам. Там Перрен тотчас же оказался в кольце занесенных для удара топоров.

– Нет, нет, Перрен, – отчаянно кричала Май.

Горовик скрылся из виду под сплошной живой массой троллей, что облепили поверженного врага, точно мухи. Один из ваалаканцев щелкнул бичом, отгоняя их от добычи.

– Он еще шевелится, – простонала Май.

Огромные серые руки на миг взметнулись над головами врагов. Встав в круг, ваалаканцы поочередно заносили и опускали топоры. По бухте прокатился тяжкий гул, словно исходящий из самых недр земли. Громкое эхо тотчас подхватило его, многократно усиливая и повторяя.

Каспар вытянулся на качающейся палубе, молча салютуя отваге горовика.

6

Ночь за ночью Халь просыпался весь в поту. Ему снился один и тот же кошмар. Юноша встряхнул головой, силясь изгнать из разума дурноту, но все равно не мог отделаться от страха и смятения. Голова кружилась, тело неимоверно затекло и занемело. Он не в силах был пошевелить ни единым мускулом. Казалось, он не закован в колодки, а заперт в гробу.

Зеленую поляну окружала вихрящаяся дымная тьма, ноздри были забиты запахом прелой листвы. Повернув, насколько мог, голову, Халь обнаружил, что чародеи все так же ворожат над котлом, набрасывая на пленников дурманные чары. Зеленый дым беспрепятственно проходил через бесплотные тела. Злобные призраки вскидывали костлявые руки, ловя и втягивая в себя пустоту – как будто выдергивали из воздуха самые мысли своих жертв.

Его, Халя, мысли. Вот что бесило молодого воина сильнее всего. Враги крали его же собственные мысли и использовали против него. Нельзя даже замыслить побег так, чтобы чародеи не проведали о его планах. И где же Брид? Халь страшно боялся за нее.

Время шло, а он только и мог, что горько наблюдать за чародеями, мучаясь от боли и гадая, что же они, во имя всего святого, делают? Постепенно из пара, что поднимался над варевом, проступило видение – смутные очертания фигуры, что стояла на качающейся палубе, вскинув руки вверх, точно отдавая кому-то прощальный салют. Чародеи затянули какое-то монотонное заклятие, обходя видение хороводом. Халю чудилось, будто где-то за ними, исходя слюной от нетерпения, затаилось огромное черное чудовище.

Часы сменялись часами – молодой воин давно потерял им счет в тягостной пытке ужасных снов. Ночь за ночью чародеи вызывали все то же видение – и каждый раз Халь знал, что это Каспар. Вот и сейчас он видел изображение своего племянника – тот съежился на дне лодки и время от времени досадливо потирал голову. Потом Каспар неуверенно поднял глаза и прищурился – он глядел прямо на чародеев и, хотя не видел их, явно чувствовал вкруг себя присутствие некой зловещей силы. Злобные духи все так же водили свой нескончаемый хоровод, над котлом поднимался уже не зеленый, а пурпурный дым. Каспар снова улегся на дно лодки – изображение его скользнуло прочь, теряясь во мгле между тенями чародеев, дым сгустился – и Халь более ничего не видел.

– Спар! – попытался позвать он, но так и не получил ответа.

От отчаяния молодой воин заскрипел зубами. Близился миг начала еженощного кошмара. Черный туман вокруг полянки исчез, а вместе с ним – и колодки. Халь стоял посреди изрытого копытами ристалища. Дрожа от гнева, он наблюдал, как трое рыцарей тащат через все поле Брид и привязывают ее к столбу. И каждую ночь он слышал, как Брид кричит, умоляя его спасти ее. В этот момент сна в руке его неизменно появлялся старый меч – и Халь, точно разъяренный медведь, сражался с многочисленными подлыми негодяями, что приходили предъявить права на его прекрасную возлюбленную.

Вскоре через арену проскакал черный рыцарь, во всеуслышание требующий отдать Брид ему.

– Она станет моей! Моей! А уже потом можно и жечь! – издевался он. – Конечно, очень уж она мала, но все равно приятно будет перед ужином насладиться ее девственностью.

– О, ты, недостойный даже целовать подошвы ее башмаков! За столь грязные речи я разделаюсь с тобой! Прощайся с жизнью! – загремел Халь.

Развернув коня, рыцарь бросился в атаку, нацелив стальное копье прямо в горло юноше. Халь, не дрогнув, выдержал этот натиск. Наконечник царапнул его по плечу, молодой воин пошатнулся, но сумел сохранить равновесие и нанести удар. Безрезультатно. Рыцарь, громоздкая махина мышц и металла, вновь повернулся и во весь опор понесся на Халя, на сей раз направляя острие ему в грудь.

Бросившись наземь, чтобы увернуться, Халь с размаху подрубил ноги проносящемуся мимо скакуну. Земля вздрогнула. В падении конь подмял под себя незадачливого всадника, перекатываясь на нем.

Халь, пошатываясь, поднялся на ноги и, обеими руками сжимая меч, поднял его над головой, точно собираясь рубить дрова топором. Тяжелый клинок с размаху опустился на шею противника. Удар разрубил доспех и впился глубоко в тело врага. Из раны фонтаном забила алая кровь.

Отшатнувшись, Халь в ужасе глядел на поверженного противника. Ему уже доводилось убивать людей прежде – грязное, неприятное занятие. Но тогда, в пылу борьбы не на жизнь, а на смерть, его мало волновало зрелище хлынувшей крови. Сейчас это было отвратительно. Рыцарь корчился в доспехах и пронзительно выл, не до конца перерубленная шея подергивалась, точно туловище гигантского червя. Халь ударил еще раз, чтобы прекратить страдания несчастного, и, перекатив тело, обнаружил, что это уже не рыцарь, а костлявый гоблин с длинными руками и ногами.

Черный конь, в свою очередь, обернулся тремя извивающимися гоблинами.

Ночь за ночью эти самые существа атаковали его: Халь уже убедился на деле, что самый быстрый способ уничтожить противника – убить широкогрудого черного коня. И каждый раз прекрасный конь и могучий рыцарь превращались в визжащих полуголых гоблинов. Такие же гоблины потом оттаскивали тела своих погибших собратий прочь. А Брид к концу сражения неизменно исчезала, просто таяла на глазах.

Затем в одну из подобных ночей ему явился все тот же черный рыцарь, но на другом коне. На сей раз он восседал на гнедой кобылке Халя, Тайне. Молодой воин никогда не испытывал никаких сентиментальных чувств по отношению к лошадям, но Тайна – это же совсем другое дело. Безупречно обученная, сильная, верная и бесстрашная. Убить ее было бы невыносимо.

Но это не она, твердо сказал себе Халь.

Привязанная к столбу, Брид взывала о помощи.

– Отвези меня домой, к Керидвэн! – кричала она. – Если мы не вернемся домой с Кимбелин, все пропало.

Халь не знал, настоящая ли это Брид или же просто морок, насланный чародеями. И неопределенность сводила с ума.

Черный рыцарь уже скакал к нему. Тайна с невероятной скоростью несла своего седока к юноше, стройные крепкие копыта гулко стучали по земле. Халь поднял меч. Тайна настороженно приподняла уши, а глаза ее, милые добрые глаза, были полны доверия.

Но это же не настоящая Тайна, заверил себя юноша, отводя меч назад и готовясь пронзить ей грудь. Настоящая Тайна осталась с Абеляром. Покрепче упершись ногами в землю, он ждал атаки, а потом, в последний миг перед тем, как рыцарь врезался бы в него, отпрыгнул в сторону и ударил вслед. Лезвие рассекло грудную клетку и переднюю ногу кобылки. Из раны, пятная землю, потоком хлынула кровь, почти отсеченная от туловища нога подсеклась – и несчастная лошадь тяжело рухнула, подминая под себя седока.

Грудь Тайны была залита пенящейся кровью, кобылка отчаянно била копытами и пронзительно ржала от боли. Вот она с усилием перекатилась на грудь и приподнялась, но тотчас же упала снова, задев горячим твердым боком Халя – он еле успел отпрыгнуть. Халь в ужасе следил за ее агонией. Тайна еще два раза пыталась встать, но падала и, наконец, без сил распласталась на земле. Бока ее тяжело вздымались, в обезумевших глазах застыла мука.