Плач Абалона, стр. 37

Глава 11

Каспар держал Папоротника за руку. Хотел и Брид тоже взять, но та вся погрузилась в себя.

Их вели на восток, глубже в лес. Следом за ними, перескакивая с ветки на ветку, двигался, щебеча, черный дрозд. Землю под мягкой тенью деревьев повсюду, насколько мог видеть человеческий глаз, покрывал пышный ковер из нарциссов и колокольчиков. Дикие примулы и тюльпаны яркой россыпью окружали стволы дубов и буков.

К удивлению Каспара, ладошка Папоротника стала меняться, делаться не такой грубой на ощупь. Короткие черные ногти становились мягче, как у человека, хотя кожу по-прежнему покрывал желтоватый пушок. Папоротник тоже разглядывал, свои руки и моргал, огромны ми скорбными глазами. Он хотел, было опять заговорить про Петрушку, однако слова утонули в потоках слез. Каспар сжал его руку чуть покрепче.

Стражники, ведшие их, шагали легко и надменно, напевая каждый свою мелодию. Их тонкие голоса сплетались, и вместе получалась могучая и магическая песнь.

По человеческим меркам лесничие были невелики, зато прекрасно сложены, молоды и полны здоровья. Халю бы они тут же поперек горла встали, подумал Каспар. Халь вообще ненавидел чванство.

– Мне страшно, Спар, – хныкнул маленький лёсик.

– Не бойся, – ответил Каспар, стараясь говорить как можно спокойнее. – Брид с нами. Она Дева и сможет о нас позаботиться. Вот увидишь.

– Вот у оленей, – фыркнул Папоротник, – у самца есть рога, потому что он должен защищать детенышей. А у людей по-другому?

– Конечно, по-другому, – ответил Каспар. – У Брид рогов нету.

– Она на меня злится, – сказал Папоротник и прижался к Каспару потеснее.

Из-за деревьев послышался плеск воды. Наверное, Белоструй, подумал Каспар, или то, что в Иномирье вместо Белоструя. Звук был громкий, и Каспар догадался: раз тут стоит весна, растаявший горный снег питает ручьи, сбегающие по желтым утесам в Кабаний Лов.

Папоротник замер и стал принюхиваться, беспокой, но шевеля ноздрями и вертя головой.

– Что такое?

– Кровь. Пахнет кровью. – Его глаза сделались еще больше. – И им! Я его чую!

– Кого чуешь? – не понял Каспар.

– Короля.

– Папоротник, ты не мог бы говорить понятнее?

– Короля леса. – Папоротник повис у Каспара на руке и принялся раскачиваться, будто позабыл, что их окружает целый отряд лесничих.

Те, заметив возбуждение лёсика, стали внимательно вглядываться в бурлящую реку. Один указал рукой, и Каспар на миг увидел белую шерсть и рога. Олень с трудом брел вниз по течению по отмели, опустив голову, его бока тяжело вздымались, а ноги омывала ледяная вода; на задней ноге виднелась пурпурно-кровавая рана.

Каспар моргнул. По фигуре оленя бежала такая же рябь, как по струям реки. Может, это солнце играет на бурной воде?.. Он моргнул еще раз и больше оленя не видел.

У Папоротника по щекам текли слезы. Лесничие двинулись дальше, но лёсик ухватил Каспара за руку, не пуская.

– Он же ранен, надо что-нибудь сделать!

– Мы не в силах. – Брид, до сих пор молчавшая, взглянула на них. Ее темно-зеленые глаза блестели от слез, а руки едва заметно дрожали, хотя она сумела справиться с голосом и выражением лица. – Он не в этом мире, мы видели лишь его тень. Я ничем не могу ему помочь.

– Кто он? – спросил Каспар.

– Тот, кого просили о помощи кобольды. Старый белый олень, отец лесов. – Брид оглянулась через плечо. – Он защищает их.

Процессия свернула на север и двинулась вдоль стремительной реки. Песня лесничих сделалась громче и настойчивее. Все они видели оленя, и было ясно, что это зрелище их сильно взволновало.

При виде открывшейся картины Каспар позабыл обо всем, дыхание перехватило. У слияния двух рек стояли кругом огромные, больше ста футов высотой, дубы, расправив одетые весенней зеленью листья. Но это еще что! Посреди них был замок, крохотный замок, сложенный, словно из льдинок, припорошенных снегом. Шпили сияли, над каждой крышей бился яркий стяг. Решетка была сработана из чистого золота, а барбакан над воротами сверкал статуэтками и башенками, выложенными перламутром. Земляного вала возле замка не устроили, зато его окружал ров.

И чем ближе подходил отряд, тем больше делался сияющий замок, превращаясь в огромное строение, тянущееся к небу. Деревья росли вместе с ним, так что к тому времени, когда путники достигли кольца дубов, каждый ствол в обхвате оказался уже больше пятидесяти футов.

Замок нависал над ними, но, как ни велик он был, Каспару подумалось, что есть в нем что-то неуловимо женственное. Замысловатые фасады украшали вытесанные из камня цветы и птицы. Витиеватые шпили взмывали ввысь. Как непохожа их легкость, почти хрупкость, на мощь Торра-Альты!

Талоркан прошелся взад-вперед вдоль рядов лесничих, строя их в ровные шеренги. Песня становилась все громче, и вдруг оказалось, что поют они уже в один голос. Каспар понял, что сходит с ума. Песня подавляла волю. Юноша пытался сопротивляться, но песня затягивала; пытался не забыть, кто он есть, но понимал: не получится. Папоротник стоял рядом, не двигаясь.

Брид Каспар знал это, боролась. Она боролась всегда. Он чувствовал, как искрит ее сознание, отражая натиск колдовской музыки. Брид опустила глаза, смотрела себе под ноги, лишь бы не глядеть на замок.

Кажется, Талоркан пел для нее одной, и голос его слегка выделялся из общего хора: настойчивый, соблазняющий. Каспар ощущал его могучее вожделение, вожделение, направленное на Брид, но ничего не мог сделать. Он весь кипел от ненависти. Как смеет лесничий так смотреть на Брид? Как смеет он испытывать на ней свою холодную иномирную магию? Каспар видел, как девушка пытается не поддаться, как гневно отворачивается прочь. Потом на миг Брид расслабилась, взглянула на лесничего, и по ее губам скользнула ласковая улыбка.

– Нет, Брид, нет! – Каспар подскочил к ней, схватил за руку, потащил к себе.

Талоркан выступил вперед, внезапно оборвав песню, оттолкнул Каспара и тонкими длинными пальцами взял Брид за подбородок.

– Десять тысяч лет не видел я смертной девы, что была бы прекраснее тебя. Ты будешь меня любить, – объявил он, словно произнес слова пророчества.

– Не будет! – Каспар снова дернул Брид к себе.

– Почему же? – рассмеялся лесничий.

– Потому что она любит… – Каспар запнулся, чувствуя, как сияющий взгляд Талоркана проникает в глубины души. – Потому что я люблю ее! – Что-то в этом месте не позволяло говорить ничего, кроме самой истинной правды. – Я люблю ее!

– Итак, ты ее любишь, – кивнул Талоркан. – Что ж. Многие, многие мужи должны любить столь красивую девушку, но это ничего не значит. Она свободна и полюбит меня, ибо моя магия сильна.

Каспар властно стиснул ладонь Брид, и та посмотрела на него почти беспомощно. С приязнью, с дружбой, но без любви.

Талоркан вновь запел, и Каспар почувствовал, как Брид оцепенела. И все же она гневно повернулась к лесничему спиной и стала смотреть в лес. Там стоял огромный ясень, и его изящные листья танцевали на легком весеннем ветру, так что на землю тут и там ложились тени. Брид моргнула.

Тихо, без скрипа и лязга механизма, подъемный мост замка опустился и лег на воду почти там, где две реки мирно сливались в одну, на камень между двумя огромными обелисками. С того берега донесся раскатистый аккорд труб. Песня лесничих переменилась и против его воли повлекла Каспара вперед. Он пытался сопротивляться, мотал головой, силясь понять, куда же смотрела Брид, и вдруг понял: на гладкой серебристо-серой коре были выцарапаны глубокие отметины. Тут же ясень заслонили от него марширующие лесничие.

– Видел? – тихо спросила Брид.

– Руны, – ответил Каспар. – Что, тут пользуются рунными заклятиями?

Взглянуть на надпись он успел лишь мельком, одна ко теперь, закрыв глаза, попытался восстановить ее в памяти.

– Руна Тиу, – начал он, – потом Рад… – И тут вспомнил: – Дальше – Ос, а последняя – Гифу.

Каспар попытался разобрать, что это может быть за заклятие. Значение каждой руны в отдельности ему было известно: