Гремящий мост, стр. 17

– Водяные олени, – показал рукой Котик на второго зверя, всплывшего подышать.

– А где же их рога? – спросил Волк.

– Но земные олени тоже не всегда носят рога, – улыбнулся Котик. – Эти сбросили свои, когда ушли жить в море. Но они пасутся на дне моря, как земные олени пасутся в тундре.

Волк всмотрелся. Длинными раздвоенными ластами водяные олени захватывали ленты морской травы и обгладывали мягкие листья.

– И мясо у них очень вкусное, – сказал Котик, – мягче, чем у оленей.

– А как вы охотитесь на них?

– Мы не охотимся.

– Почему?

– Они плавают медленно. Они очень большие. Убить их легко. А детенышей рождают редко. Если бы Береговые люди охотились на водяных оленей, они бы давно их перебили. Разве только когда голод, – добавил Котик, подумав. – Тогда старейшины разрешают убить двух-трех зверей. Они очень вкусные. Вот. Теперь вы видели все, что хотел показать вам Котик. Пора домой.

И они отправились в обратный путь.

Серый Медведь встретил их неподалеку от стойбища.

– Где были? – спросил он хмуро.

– Охотились, – уклончиво ответил Калан.

– Шаман говорит, что кто-то из Птиц предупредил Береговых. Многие не верят ему, но некоторые верят. Особенно воины, которым пришлось оставить оружие. Над ними смеются, вот они и верят шаману. Раз среди Птиц есть предатель, значит, воины не так и виноваты.

– А если бы Волк предупредил Береговых, значит, он предатель? – вскипел Волк.

– Серый Медведь так не думает. Серый Медведь сказал бы, что Волк поступил правильно. Но что сказало бы племя? Ладно, идите. Серый Медведь сказал, что посылал вас за кремнем. Но… берегитесь.

Молодые охотники часто отлучались из стойбища на день, два, три. И никто не обращал внимания на их отлучки. Но на этот раз воины что-то заподозрили. Может, кто-то сообразил, что охотники отлучились как раз тогда, когда Птицы ушли в поход. А может, кто-то выследил их. Волк стал замечать косые взгляды тех, кто раньше смотрел на него открыто и дружелюбно. И несколько раз женщины обрывали разговор, когда он подходил к ним.

Молодые воины относились к нему по-прежнему. Правда, почти никто из них не был в походе. И Волк вспомнил, как обижались и ворчали молодые, когда старейшины запретили им идти. Теперь они радовались, что так получилось, и втихомолку посмеивались над потерявшими оружие воинами, старейшинами и шаманом…

Глава 17

УЖАС НОЧЕЙ

Волк проснулся мгновенно, и сразу же в руке у него оказался нож. Он не услышал еще ни слова, не успел рассмотреть неясной в сумраке фигуры, но он знал точно, что это не человек племени Красной Птицы. Знал: он появился только что.

– Тс-с-с, – услышал он шепот, – пусть Волк выйдет за стойбище. – И человек растворился во тьме. Волк по голосу узнал Поморника.

Они пришли к черным скалам и уселись на берегу.

– Никто не должен знать, что Поморник был здесь, – начал Поморник. – Особенно шаман. Он скажет шаману Лохматых, и тогда… Вот. Молодые охотники просят Волка помочь. Ужас ночей ходит в стойбище Лохматых. Не боится костров, ломает стенки землянок. Приходит ночью. Уже унес троих мальчишек, а недавно, – голос его задрожал, – унес Лань. И не убил сразу. Лань очень кричала. Поморник схватил копье, но старейшины ударили его по голове и отняли копье. А ведь Лань должна была зажечь костер для Поморника. И тогда Поморник пошел к Волку. Лохматые не будут убивать своего предка, иначе страшные несчастья ждут племя. Но Птицы-то могут. Хотя шаман говорит, что Лохматые не должны разрешать никому охотиться на медведей на своих землях. Но… Как кричала Лань…

– Хорошо, – кивнул Волк. – Пусть Поморник идет. Волк придет ночью и убьет большого медведя. Никто не узнает, кто его убил. Жди, Волк вызовет Поморника так. – И он провыл сигнал сбора стаи.

Помощник ушел, а Волк остался на берегу и стал думать. Огромной силы ужас ночей – большой медведь. Копья не пробивают его косматую шкуру. Костистая лапа дробит даже твердый камень. Нет, в одиночку его не убить. Надо позвать Калана. Пусть Калан возьмет копья смерти. Надо позвать волков. Пусть волки выследят ужас ночей. Вот если бы согласился Ворон. Он хорошо бросает копье.

Охотники вышли ночью, сопровождаемые всей волчьей семьей. Серый жался к ногам Волка, как будто чувствуя, что идут они не на обычную охоту. Днем отсыпались, а ночью снова шли. Не доходя до стойбища Лохматых, залегли в кустах, и Волк провыл сигнал.

Поморник пришел быстро, как будто бы и не спал. А может, и не спал. Даже в темноте Волк увидел, какое бледное у него лицо, как лихорадочно блестят ввалившиеся глаза.

– Покажи след, – велел Волк.

Поморник повел их к оврагу, заваленному камнями и заросшему кустарником. Волк обнял за шею Серого и слегка подтолкнул его к оврагу. Шея Серого напряглась, а шерсть стала дыбом. Он попятился, но пересилил себя и медленно, неохотно пошел к оврагу. Братья, поджав хвосты, шли за ним. Но вот Серый учуял врага верхним чутьем, и сразу исчезла его скованность, а охотничий азарт зажег помутневшие от страха глаза. Рассыпавшись полукругом, волки напали на медведя.

От громового гневного рычания, казалось, содрогнулись скалы. Серому удалось-таки цапнуть медведя за хвост, и теперь, уворачиваясь, он вел его за собой, а братья, наскакивая на разъяренного исполина с разных сторон, мешали схватить кого-нибудь одного.

Охотники, прижавшись друг к другу, сгрудились на вершине каменного столба, одиноко торчавшего у входа в овраг. В копье-металках неподвижно застыли копья смерти. И когда у выхода из оврага показалась огромная черная туша, в воздухе просвистели копья. Тонкие крепкие иглы ската-хвостокола пробили грубую шерсть и глубоко вонзились в тело медведя. Позабыв о волках, он с ужасным ревом бросился на столб. Под ударами железных когтей летели осколки камня и трясся столб. Калан упал на камень, крепко обхватив его руками. Волк оцепенел, не в силах поднять руки, и только Ворон хладнокровно продолжал метать копья – одно, второе, третье…

Медведь грыз камень, пена лилась из окровавленной пасти, но не мог достать людей, так больно жалящих его, не мог свалить каменное дерево, на котором они прятались. Наконец, поняв это, медведь отбежал от столба и залег за кустами, не обращая внимания на беснующихся волков, всем своим видом показывая, что не уйдет, покуда его мучители не спустятся на землю. Задом он прислонился к валуну и теперь мог не опасаться за спину, а спереди волки подходить не решались.

– Смерть не берет большого медведя, – сказал Калан испуганно.

– А скоро рассветет. Лохматые увидят Птиц и убьют, – мрачно заметил Ворон.

– Надо бы спуститься, – кивнул Волк, – разбежимся и будем бросать копья.

Медведь не двигался, пока охотники не отошли от столба на два десятка шагов, а потом с ревом кинулся на ближайшего к нему Ворона. Ворон побежал обратно к столбу, а остальные, бросив копья, в другую сторону. Загнав Ворона на столб, медведь повернулся к Калану и попытался отрезать ему путь к столбу, но Серый опять ухитрился цапнуть его за беззащитный хвост, заставил сесть на задние лапы, и Калан проскользнул. Медведь лапами и зубами обломал древка копий, торчавших в его туше, но наконечники остались в теле и жгли нестерпимо. Он не отходил больше от столба, отказавшись от погони за Волком, который успел отбежать довольно далеко.

В воздухе запахло утренней свежестью, и Волк решился. Взяв последнее копье, он медленно, шаг за шагом, приблизился к исполину и, тщательно прицелившись, изо всей силы метнул копье. Медведь, молниеносно развернувшись, кинулся на него, но задние лапы его вдруг подвернулись, и он теперь мог только подтягивать заднюю половину тела на все еще сильных передних лапах.