Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне, стр. 94

Запад: помочь России

Англичане начали новую страницу своей военной истории наступлением под Камбре. Колонна танков (324 машины) легко преодолела три периметра ограждений из колючей проволоки. По впечатлениям очевидца, это было «гротескное и устрашающее зрелище». В Англии раздался звон колоколов. Но, как размышляет первый авторитет по танкам генерал-майор Фуллер, никто не мог себе представить, что командиры поведут танки в узкие улочки старинного Камбре. Немцы же обнаружили, что нужно всего лишь подготовить связку гранат и метнуть ее под днище скованного в маневре танка. На время депеша петроградских комиссаров отошла в сторону, но, как только немцы остановили армаду танков и снег выпал неожиданно рано на Западном фронте, русская реальность нависла с прежней неотвратимостью.

В эти дня Запад получил предложение Японии «помочь» в разрешении русской проблемы и даже в восстановлении Восточного фронта. Японцы выразили готовность послать войска в Сибирь с целью защиты союзных интересов от посягательств Германии и большевиков. Более того, Токио предложил свои услуги по восстановлению Восточного фронта, прося Запад о выполнении трех основных условий: 1) интервенция будет осуществляться исключительно японскими силами; 2) западные союзники признают преобладающие интересы Японии в Китае; 3) Япония получит исключительные права на эксплуатацию природных богатств Восточной Сибири.

Военная ситуация, характеризуемая крахом Восточного фронта, не позволяла Западу быть излишне разборчивым. Все же Британия, Франция и США могли различить возникающую будущую опасность. Более других податливой к японским предложениям оказалась Франция, у которой желание избежать поражения и возвратить Эльзас-Лотарингию довлело над всеми прочими соображениями. Когда немцы были в ста километрах от Парижа, французскому правительству было легко отдать далекую Маньчжурию или Восточную Сибирь. Помимо прочего, миллионы вкладчиков в русские займы были шокированы отказом большевиков возвращать долги и надеялись, что любое другое правительство (будь оно хоть прояпонское) окажется более скрупулезным в отношении долгов.

Но даже эти соображения не могли полностью закрыть горизонт для французского правительства. Клемансо не менее Ллойд Джорджа понимал, что оккупация Сибири японцами нанесет непоправимый удар исторической тенденции связей России с Западом, укрепит позиции тех, кто видит в лице Запада исторического недоброжелателя России. Она будет брошена в объятия антизападных сил, окажется в коалиции восставшего Востока против мировой гегемонии Запада. Но зрелые мысли Клемансо были лишь проблесками — они тонули в море страха, охватившего французов зимой 1917-1918 гг. Трепеща за непосредственное будущее, французская политическая элита была готова принять японские предложения.

Иначе смотрела на дело Британия. Даже поражение Франции не означало для нее окончания войны, в которую включилась сверхмогучая Америка и еще полмира. Лондон был отделен от Европы проливом и флотом. В то же, время у англичан были значительные интересы в Китае. Преобладание Японии на Дальнем Востоке делало уязвимыми Гонконг, Австралию и Индию. Одно обстоятельство заставляло Ллойд Джорджа отнестись к японскому предложению серьезно: он опасался германо-турецкого похода в Индию. В этом случае Япония, согласно договоренности, обязалась послать в Индию свои войска. Ллойд Джордж и на этот счет не питал иллюзий. Еще неизвестно, что было бы опаснее для британского господства в Индии: наступление немцев и турок или появление на восточных границах Индостана «чемпионов Азии» — японцев. Паназиатская пропаганда японцев уже была ощутимой в Индии — японцы уже оказывали помощь индийским националистам. Не избежало критически мыслящих англичан и подозрение в отношении того, что Япония может показать худшую сторону своей «гибкости» и счесть выгодным для себя заключение соглашения с Германией за счет России, отныне эксплуатируемой совместно. Антирусские предложения Японии встречались в Лондоне скептически, но здесь не отвергли полностью идеи использования японцев вместо русских против немцев.

Запад должен был учитывать и то, что в Сибири находились 200 тысяч военнопленных немцев. Не нужно было фантазии, чтобы представить себе этих немцев, обученных передовым методам ведения войны, выступающих на стороне большевиков. Большевики могли с легкостью вооружить этих немцев с военных складов во Владивостоке, на Урале и в Туркестане.

Неопределенное будущее, в котором Гинденбург и Людендорф несомненно постараются сокрушить Запад, делало японское вмешательство меньшим из зол. В результате Лондон и Париж в январе 1918 г. согласились с японским предложением, оговорив его лишь поддержкой Соединенных Штатов. Игнорирование США в вопросе получения Японией новой мировой роли невозможно. Правительство Вильсона играло собственную партию в русском вопросе. Вашингтон послал в Россию т. н. Комиссию Стивенса для укрепления ее самого слабого места — транспорта. Американские специалисты-железнодорожники укрепляли единство огромного русского пространства, улучшая работу железнодорожных магистралей. Обозначилось и японское желание в конечном счете овладеть ключевыми позициями в России. Японцы начали препятствовать работе Стивенса. Но и американцы распознали своих противников — они «заблокировали» идею предоставления Японии права двигаться по России вперед вплоть до создания нового Восточного фронта.

Секретные договоры и вопрос о признании

Среди документов, опубликованных большевиками, наиболее сенсационным был проект русско-германского договора в Бьорке (1905), англо-русское соглашение 1907 г. о Персии, соглашение Сайкс-Пико о разделе Турции (1915). Публикации советским правительством тайных договоров сделали более сложным для Запада изображать себя жертвами империализма Германии. Война стала видеться как схватка за преобладание в Европе и в колониальных регионах. Оказывается, еще до их выхода в мировую политику мир уже был поделен. О некоторых тайных договорах своих союзников президент Вильсон узнал из публикаций народного комиссариата иностранных дел. Резидент английской разведки в Вашингтоне Уайзмен сообщил, что на президента особое впечатление произвел Лондонский договор Антанты с Италией. Мораль дипломатии Антанты предстала в далеком от официальной благопристойности виде.

Полковник Хауз указал, что публикация подчеркнула неспособность старой империалистической Европы выдвинуть привлекательные цели войны, необходимые для мобилизации сил. Лишь Америка способна очертить привлекательные горизонты, обозначить в качестве цели предотвращение войн в будущем. Хватит пустого бряцания оружием. Сверхусилия народов можно вызвать лишь победой в войне идей. Все это произвело на Вильсона большое впечатление. Он принял решение перехватить инициативу и дать новое направление психологической войне, закрепляя за США положение не только военного, но идейного лидера. Президент постарался одним ударом достичь нескольких целей. Во-первых, хотя бы частично нейтрализовать эффект советских публикаций. Во-вторых, показать Англии и Франции, что теперь именно США определяют характер войны. В-третьих, заручиться поддержкой малых стран. В-четвертых, создать новую идейную среду, способствующую интенсификации массовых военных усилий. В-пятых, осуществить создание предпосылок по стимулированию возврата России в ее прежнюю коалицию. Для этого следовало во всем объеме показать те угрозы, которые несет с собой германское доминирование: несовместимость общественных свобод и пруссачества. В-шестых, актуальной задачей становился раскол германского общества. Нужно было посеять недовольство населения в целом (и германских социалистов прежде всего) военными целями кайзера, вызвать разложение в стане противника. Разумеется, сказались и личные амбиции Вильсона — ведь теперь на него пала задача определить, за что идет громадная мировая схватка.

Президент поручил Хаузу мобилизовать свой «мозговой центр» — проанализировать проблемы, которые выйдут на первый план будущей мирной конференции. Вильсон хотел, чтобы западные союзники ощутили особенность политики Америки — не Соединенные Штаты присоединяются к прежним договорам Антанты, а союзники ищут общую с новым мощным членом коалиции платформу. Представитель Вильсона в России Э. Сиссон торопил президента — время приобретало критическое значение. Задуманный документ должен быть лаконичен и состоять «почти из плакатных параграфов». Еще до его написания обсуждался вопрос о переводе и засылке миллионов его копий в Германию и Россию.