Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне, стр. 44

А в Ковно, в своей штаб-квартире, Гинденбург и Людендорф размышляли об опыте 1915 г. и старались не предаваться иллюзиям. Россия оставалась первоклассной военной державой; ее армия представляла собой грозную силу; кризис ее снабжения был смягчен, а ее тылом была самая большая территория мира, населенная жертвенным и терпеливым народом.

Глава третья. Ожесточение войны. 1916 год

Беспечная, чарующая, доводящая до ярости Россия, где женщины, которым нечего есть, носят ожерелья из бесценных жемчугов. Россия, где при двадцатиградусном морозе не существует крытых повозок.

Граф Луи де Робиан, 1920

Начало нового 1916 г. несколько укрепило моральное состояние России — войска под командованием генерала Юденича осуществили прорыв на Закавказском фронте и к середине февраля вошли в город Эрзерум, захватив до десяти тысяч военнопленных. Но на немцев большее впечатление произвела забастовка на военной базе в Николаеве, за которой последовала забастовка 45 тысяч рабочих петроградских доков.

На Западном фронте англичане 29 января начали испытания нового оружия — танков. В течение года хранилось в тайне это детище Черчилля (деньги выделило его адмиралтейство вопреки косности армии), формировался его дизайн и военные характеристики. Сумеет ли танк преодолеть ненавистную траншейную войну? Немцы же открыли год первым в истории потоплением корабля посредством бомбардировки с воздуха.

Первые сомнения Запада

Возможно, что, если бы России удалось еще лет десять прожить без войны и осуществить земельную реформу 1906 г., если бы финансам страны была дана возможность расширить операции Крестьянского банка, если бы при помощи фискальных мер удалось поощрить крупных собственников земли к добровольной ее продаже — тогда крупная и средняя собственность были бы спасены. В противном случае, социалистические утопии становились все более привлекательными для упрошенного крестьянского мышления.

На счет последнего у Запада впервые появились серьезные опасения. Впервые в первые месяцы 1916 г. западные эксперты по России начинают приходить к выводу, что разруха и поражения войны не могут пройти бесследно для русского общества. Грозят воистину великие потрясения — и одной из жертв этих потрясений будет Запад. Палеолог доверяет в феврале 1916 г. дневнику следующую запись: «Русский исполин опасно болен. Социальный строй России проявляет симптомы грозного расстройства и распада. Один из самых тревожных симптомов — это тот глубокий ров, та пропасть, которая отделяет высшие классы русского общества от масс. Не существует никакой связи между этими двумя группами — их как бы разделяют столетия» {200} . Реформируя капитализм, Запад сумел создать достаточно обширный средний класс, который придал обществу необходимую стабильность. Ускоренная же поляризация в России размывала все, что поддерживало общественный статус кво. Дворянская Россия не нашла дороги к России крестьянской. Запад волновал раскол среди русских — он ставил под угрозу Западный фронт.

Там внимательно следили за процессом бывшего военного министра Сухомлинова. Нет сомнения, что Сухомлинов никогда не был предателем — вне зависимости от того, были или нет у него прогерманские симпатии. Суд над ним и обвинение в измене — прелюдия к квазиюстиции последующих русских и советских процессов XX в. Его вина — как и вина миллионов русских — заключается в преступно-беспечном расчете на «авось», в трагическом умолчании, в пассивности по отношению к грузу проблем, к решению которых необходимо приступать немедленно — по мере их возникновения. Сухомлинов разделял пороки своего общества, он отражал популярные воззрения. Постоянное осмеяние немецкой тяжеловесности привело к подлинно преступной русской легковесности. А когда возникла нужда, в молниеносном исправлении прежних догм, он замер, надеясь, что проскочит опасный исторический поворот. Не вышло. Косность и беспечность стали причиной огромных потерь и народных страданий. Сухомлинов был не прав, когда говорил, что немцы готовились к войне в течение жизни целого поколения, а русские — лишь с 1909 год (год его назначения, военным министром). Немцы тоже не рассчитывали на многолетнюю войну — они даже не создали первоначальных запасов на случай морской блокады. Но они грудью встретили сонм проблем, и их кризисное реагирование оказалось на уровне возникших нужд, чего нельзя сказать о России. Русский генералитет и командование по-своему отреагировали на недостаток военного и исторического предвидения. Следуя неистребимой русской привычке, Сухомлинов изыскивал «козлов отпущения», указывая на неправомерно большое потребление запасов фронтами, где оружие и снаряды исчезали в невиданных количествах. Что ж, возможно, является правдой то, что на некоторых участках безответственные командиры (и малообразованные русские солдаты), теряя чувство ответственности, относились без должного внимания и расчета к использованию техники и боеприпасов. По крайней мере, очевидцы свидетельствуют, что с полей битв русские (в отличие от немцев) оружие не собирали. Лишь год-полтора спустя, встав перед проблемой нехватки оружия, командиры стали выдавать премии за нахождение боеготовой винтовки. Сухомлинов — в этом его вина перед Россией — не сумел гибко отреагировать, видя, что уже в первые месяцы войны запасы страны катастрофически тают. Он предпочел быть милым двору и общественности, преступно закрыв глаза на неизбежный крах поезда впереди. В его случае судить нужно было не «немецкого шпиона», а российскую безалаберность и постыдную бесхозяйственность. Вина Запада заключается в том, что он поздно понял эту прискорбную русскую особенность и не сумел привнести хладнокровный западный анализ в пику русской браваде, столь дорого обошедшейся и России и Западу

Германская стратегия на 1916 год

Уверенность Центральных держав в том, что грядущий год не может не принести им победы, сказалась в том, что они уже начали обустраивать зону своего влияния и консолидировать силы германизма. Так, в январе 1916 г. в Чехии единственным официальным языком был объявлен немецкий язык. На улицах Праги за чешскую речь стали взимать штрафы. Несмотря на германские победы на Востоке, стратегию на новый год определял генерал Фалькенгайн, западная ориентация которого была хорошо известна. Двумя главными элементами германского стратегического планирования на 1916 г. были неограниченная подводная война и концентрация на французской оборонительной системе в одной точке. Такой точкой был избран Верден. Немцам было ясно, что французы будут отчаянно сражаться за эту крепость с ее разветвленными фортами, но этого и хотел начальник германского генерального штаба Фалькенгайн — обескровить противника боевыми действиями постоянного напряжения: «Если мы сумеем открыть глаза французского народа на тот факт, что в военном смысле им не на что надеяться, тогда мы достигнем критической точки, и лучший меч Англии будет выбит из ее рук». Фалькенгайн говорил кайзеру, что «вооруженные силы Франции истекут кровью в любом случае — сохранит она Верден или нет» {201} . Фалькенгайн полагался на особенности французской психологии и на мощь германской артиллерии. Стратегия истребительной битвы поражает и ныне. Как пишет английский историк Алистер Хори, «никогда еще в истории ни один командующий или стратег не предлагал уничтожить противника посредством кровопускания до смерти. Эта идея могла возникнуть только из самого характера Великой войны, в которой, полностью очерствев, лидеры смотрели на человеческие жизни, как на некие частицы» {202}.

Фалькенгайн мог планировать такое сосредоточение на узком участке Западного фронта потому, что не видел у потерпевшей серию поражений России воли и возможности угрожать Германии с Востока: «Даже если мы не можем надеяться на полномасштабную революцию, мы все же можем рассчитывать на то, что внутренние катаклизмы России заставят ее через относительно краткое время сложить оружие». На второй день, после того как Фалькенгайн написал эти слова Вильгельму Второму, Александр Гельфанд получил миллион рублей на проведение пропаганды внутри России. Эти деньги были выплачены после того, как германский посол в Дании убедил германских руководителей, что Россию можно оторвать от Запада только посредством революции.