Мировая холодная война, стр. 68

Грю сделал ошибку большого исторического калибра. Локальный конфликт по поводу небольшого приграничного городка Триеста он воспринял и представил как начало новой фазы исторического развития, как авангардные бои русского империализма, как преамбулу крупного — мирового конфликта, в который вторгается мир после второй мировой войны. И вторгается, считал Грю, неизбежно.

Грю было легче повлиять на ту часть западнорусских отношений, где он был признанным авторитетом — на сотрудничество на Дальнем Востоке. Он ужесточил американский подход к СССР. В уже упоминавшемся меморандуме он указывал на возможные последствия вступления Советского Союза в войну на Тихо океане: «Тогда Монголия, Маньчжурия и Корея постепенно попадут в орбиту русского влияния, за ними последует Китай и в конечном счете Япония». Из этого следовало, что войну против Японии следует заканчивать как можно раньше — до вступления в нее России.

С постоянной занятостью Стеттиниуса Грю стал фигурой национального масштаба в мае 1945 г. Югославский кризис начинает бросать благодаря ему тень на американо-советские отношения. Грю с помощью Гарримана собирает совещание под провокационным названием: «Следует ли поддерживать то, что было достигнуто в Ялте?» Речь шла, прежде всего, об «уступках», сделанных Советскому Союзу, собирающемуся вступить в войну против Японии. Против горячих голов госдепартамента выступило реалистически мыслящее военное министерство. Мелким клеркам и ангажированным дипломатам было еще трудно противостоять фигурам типа Стимсона и Маршала.

Стимсон сумел доказать, что Советский Союз, если его пытаться нейтрализовать на данном этапе, сумеет завладеть всем, что ему обещано союзниками и без их поддержки. Альтернативой может быть лишь война против СССР. Рационально ли это в условиях неоконченной войны с Японией? Военное министерство категорически отказалось делать что-либо, препятствующее вступлению России в войну против Японии, ибо советская помощь «совершенно определенно материально сократит период ведения военных действий и таким образом сохранит американские жизни». Стимсон считал глупым поднимать столь провокационный вопрос до того, как выяснится значимость атомного фактора, который единственно мог рассматриваться как альтернатива советскому участию в войне.

По мнению М. Шервина, «Стимсон не намеревался пугать Советский Союз новым оружием, но он определенно он ожидал, что, будучи продемонстрированной, эта мощь заставит Советы быть более готовыми к приспособлению к американской точке зрения». Гар Альпровиц полагал, что «противоположно общепринятому мнению, военное министерство не протестовало извлечению политических вопросов, потому что боялось, что это может поставить под вопрос советскую помощь в войне против Японии». Но Альпровиц не приводит доказательств.

Экономические рычаги

Напомним, что, когда в январе 1945 г. сенатор Ванденберг предложил использовать американскую экономическую мощь для давления на русских в Восточной Европе, президент Рузвельт ответил: «Наша экономическая позиция не представляет собой силового переговорного инструмента, который в настоящее время касается только ленд-лиза, который, будучи оборванным, принесет нам вреда столько же, сколько и русским».

Очень важное значение имело мнение Трумэна и Гарримана о том, что Советский Союз уязвим для экономического нажима, что экономические рычаги могут оказаться самыми действенными. Выступая пред руководством госдепартамента, Гарриман красноречиво развивал ту мысль, что «для департамента важно получить контроль над действиями всех агентств и организаций, имеющих дело с Советским Союзом, для того, чтобы в случае необходимости оказать давление». Дебаты концентрировались вокруг послевоенных американских займов и кредитов Америки России, вокруг выплат по ленд-лизу и репараций.

Немедленный ответ русским, утверждал заместитель госсекретаря по экономическим вопросам Уильям Клейтон, будет означать «потерю единственного рычага, способного воздействовать на русских в связи с политическими и экономическими проблемами, которые могут возникнуть между нашими двумя странами». Необходимость в замедлении скорости была подчеркнута в апреле. Из Москвы Гарриман слал телеграмму: «Наш опыт неопровержимо доказал, что не следует складировать всю добрую волю в Москве». Его главный советник — Джордж Кеннан энергично настаивает «не зависеть» от русских заказов. «Русские не поколеблются, если им это будет выгодно, использовать нашу зависимость от их заказов — вместе с их влиянием на организованные рабочие группы, для достижения политических и экономических целей, которые не имеют ничего общего с интересами нашей страны».

Американская сторона приготовила Молотову контрпредложения, обусловленные созданием «благоприятных» политических условий. Но деятели типа Грю полагали, что такое революционное государство как Россия принципиально неспособно создать благоприятные политические условия. В мае 1945 г. Грю жестко говорит, что «с величайшим нежеланием рассматривает вопрос о каком-либо шаге на пути взаимозависимости с Россией в будущем». В этом было его отличие от Гарримана, который все же верил в силу переговоров, в использование Америкой своих благоприятных позиций, в то, что проблему займа можно было эффективно использовать в широком переговорном процессе. И когда в мае Молотов спросил его, почему американская сторона не отвечает на запрос, сделанный еще в январе, Гарриман ответил: «Мне не представляется необходимым давать какое-либо объяснение советскому правительству». В январе 1945 г., когда немцы крушили американские войска в Арденнах и главная надежда возлагалась на русское контрнаступление, американский посол в Москве просто был неспособен ответить таким образом.

А в Вашингтоне лета 1945 г. замгоссекретаря Грю ответил Стеттиниусу, что вопрос о займе всерьез не рассматривается. Вопрос был отложен в дальний ящик. Недовольство этим выразил даже временно исполняющий обязанности министра финансов Дональд Нельсон, обсуждавший перспективы двусторонних отношений со Сталиным в 1944 г. В конце июля 1944 г. он жалуется президенту Трумэну на кунктаторскую политику государственного департамента. Но Грю продолжал оставаться главой сугубо антирусского фронта в госдепартаменте, он настаивал на необходимости нажима на русскую сторону посредством ленд-лиза. Всем было ясно, что такой поворот был бы полной изменой курса Рузвельта.

Грю полагал, что манипулирование экономической помощью может эффективно повлиять на русских, Словесная жесткость 23 апреля получит адекватное реальное воплощение. Грю наладил эффективную связь с главой Внешней экономической администрации Лео Кроули, чтобы заставить президента Трумэна подписать приказ от 11 мая 1945 г. о прекращении поставок России товаров по ленд-лизу. Джозеф Грю заявил, что «помощь по ленд-лизу является единственным инструментом нашего правительства в отношениях с Советским Союзом».

Это было жестокое решение. По приказу Кроули и с одобрения Грю даже вышедшие уже в море корабли были возвращены назад. Это вызвало шок не только у советских союзников Америки, но даже у таких проводников американской внешней политики как государственный секретарь Стеттиниус и посол в Москве Гарриман.

Сталин назвал решение американского правительства «брутальным». Советское правительство отчетливо показало, что оно понимает происходящее как форму давления. Протест вызвал некоторую коррекцию, товары, которые были уже в пути, было решено довести до цели. И все же это было жестокое и несправедливое решение. Ситуация приобрела такую остроту, что посол Гарриман решил использовать старые методы, к которым он обращался при Рузвельте — минуя государственный департамент обратился 21 июня 1945 г. непосредственно к Гарри Гопкинсу, все еще рассматривавшемуся как специальный советник президента. «Тяжко обеспокоен задержками с поставками русским по ленд-лизу… Сделайте все что можете для незамедлительных действий».

(Среди американских историков до сих пор идет спор по поводу того, что вызвало это фатальное решение Вашингтона. Автор специальной и детальной работы Герман Герринг все же считает, что прекращение поставок Советскому Союзу по ленд-лизу было результатом бюрократической ошибки и внутриамериканского давления. Но более серьезные исследования (прежде всего Д. Йергина) убедительно говорят о том, что главенствующим был геополитический фактор.