Неустановленное лицо, стр. 47

Всю долгую дорогу от Москвы до Александрова мы с Севериным так и эдак прикидывали, как нам переиграть Луну. Разумеется, при условии, что мы его все-таки задержим. Но вот в том, что, когда это произойдет, нам придется именно сыграть с ним, мы не сомневались. Ставок в этой игре будет несколько, но одна из главных – время, вернее, темп. Ибо ситуация сложилась, прямо скажем, нестандартная: в процессе наших занятий выяснилось, что убийца, оказывается, не конечный объект розыска, а промежуточное звено, свидетель, от которого можно получить очень важные для нас сведения. Причем, по понятным причинам, получить их надо максимально быстро. Желательно – тут же, на месте.

А исходили мы вот из чего. Из того, что Троепольская, видимо, права: Шу-шу, конечно, не могла придумать эту аферу одна, не укладывается это в ее, так сказать, образ. Но нам теперь – к счастью или к сожалению – известно больше, чем Ольге, когда она субботним вечером торопясь дописывала последние страницы своего “дневника”. И ясно, что Шу-шу “работала в паре” не с похожим на хорька наркоманом, не с Кроликом, у которого тараканы в голове, а именно с кем-то третьим. Вот с этим “третьим” на свидание мы и ехали по запруженному автомобилями отдыхающих граждан Ярославскому шоссе. В том, что Луне известно, кто такой седой на белой “шестерке”, сомнений быть не могло. Целых два часа в машине мы вполне бесплодно муссировали вопрос: как заставить его нам об этом рассказать.

Оставалось прикидывать варианты. Что мы и делали, к концу пути основательно заморочив себе голову.

Строить планы было особенно трудно потому, что мы еще не знали, при каких обстоятельствах возьмем Луну. В какой, так сказать, кондиции. Окажет он сопротивление или все пройдет тихо-мирно? Обнаружатся при нем улики: пистолет, наркотики – или нет? Каждый вариант порождал новые варианты. Удастся ли с ходу развалить его на корыстное убийство и организацию кражи морфина? Маловероятно. Скорее всего Данилевский, как человек опытный, к тому же с профессионально крепкими нервами, начнет валять Ваньку. И тут снова не угадаешь, потому что валять Ваньку опять же можно по-разному.

Например, откровенное “я – не я, кобыла не моя” с целью выиграть время на раздумья – то самое время, которое хотим выиграть мы. И до покаянного разрывания на груди рубахи: убил, но без корысти, без предварительного умысла, на почве ревности. А в промежутке еще добрый пяток версий.

Перед самым Александровом мы устали гадать и закончили тем, с чего надо было бы начать: решили действовать по обстановке, помня при этом главное: Луна – игрок, причем не только по профессии, но и по натуре. А у каждого игрока есть по крайней мере одна сильная и одна слабая сторона. Первая – он реалист, умеет трезво оценивать козыри противника, подсчитывать шансы и психологически всегда готов к тому, что можно проиграть. Вторая – вопреки реальности, вопреки любой трезвой оценке игрок обязательно должен хотя бы в самой глубине души хранить надежду, что ему вдруг повезет. Он не может до последнего момента не лелеять мечту отыграться. Что бы ради этого ни пришлось поставить на кон. Вот с таким, если позволите, инструментарием, мы и готовились приступить к работе, стоя вокруг смятой постели и наблюдая, как позевывает, подергивает зябко плечами, почесывается со сна наш грозный противник. Часы пущены, кому-то из нас пора сделать ход.

Луна вдруг сладко потянулся и сделал попытку встать, но Северин остановил его, придержав за плечи.

– Вы чего, граждане начальники, совсем оборзели? – по-детски обиженно надув губы, глянул Данилевский на нас снизу вверх. – Что мне, так и сидеть тут перед вами голым? Дайте хоть одеться!

Лицо у него было словно выпиленное лобзиком – жесткое, с правильными чертами. Простодушная обида не шла ему, не вязалась она с холодными серыми глазами, глядящими исподлобья, с желваками, напрягшимися на острых скулах, с тревожной голубой жилкой, внезапно возникшей на левом виске под бледной кожей. Короткие черные волосы с ранней легкой проседью придавали ему совсем уж мужественный вид – хоть сейчас прямо на экран. Я поймал себя на неприязненной мысли, что женщины, наверное, оборачиваются, когда он идет по улице.

– Оденешься, – жестко отвечал ему Северин, поискал глазами по комнате, увидел на кресле рубашку с брюками, тщательно ощупал карманы, вытащил из брюк ремень и бросил одежду Данилевскому на колени.

Но Луна скептически осмотрел все это и отложил в сторону.

– Не пойдет. Вы ж меня, господа хорошие, отсюда, чай, не в театр повезете, а прямо на кичу. Так что надо мне прикинуться поосновательней.

Тут он снова как ни в чем не бывало попытался встать по направлению к шкафу, но опять Северин остановил его легким толчком в грудь. Совершенно неожиданно Луна от этого толчка не просто сел на место, а повалился навзничь.

– Ну, вы даете! – приговаривал он, лежа на спине и обалдело крутя головой. – Десятеро одетых на одного голого! Вы бы еще взвод автоматчиков привели. – Он сел, сердито глядя на нас. – За кого вы меня держите, а? За убийцу детей Ионесяна, что ли?

Вот в этот момент я и понял вдруг, что Луна уже, оказывается, начал свою партию. Что все эти сладкие потягивания, надутые губы, это деланное возмущение и недоумение не могут быть спроста. Не тот он парень, чтобы ломать комедию, тратить силы на пустом месте, без всякого расчета. Но в чем этот расчет?

Я глянул на Стаса – он выглядел озабоченно. Похоже, как и я, что-то почувствовал. Оглядевшись по сторонам, он взял от стола стул, перенес его в дальний пустой угол комнаты, потом подхватил Данилевского под руку выше локтя и пересадил туда.

“Грамотная работа”, – мысленно похвалил я Северина. Когда не знаешь, что делать, делай по правилам! В любом случае Луна должен быть сейчас изолирован от любой возможности оказать сопротивление, уничтожить улику, сделать попытку убежать.

Но, оказавшись в углу, Данилевский только уселся поудобней закинув руку за спинку стула, всем своим видом выказывая ироническое отношение к нашим предосторожностям.

– Цирк – да и только! – криво ухмыльнулся он, оглядывая столпившихся в дверях хмурых оперативников, задерживая взгляд на любопытствующих лицах понятых. – Вы скажите прямо, чего нужно, я сам отдам. “Джеф”, что ли? Так вон он, в шкафу, на полке за шапками. Берите, только не забудьте оформить: выдал добровольно!

Стас кивнул мне, я подошел к шкафу, открыл дверцу и запустил руку на верхнюю полку. Через секунду я извлек оттуда для всеобщего обозрения тугой кулек из белого непрозрачного целлофана, перетянутого скотчём. Взвесив его на руке, я прикинул: около килограмма.

– Девятьсот тридцать граммчиков – все тут, до единого! – весело заявил из своего угла Данилевский и махнул беспечно рукой: – Эх, жизнь! Опять мне не быть богатым! Только размечтался... Так вы мне дадите одеться или нет?

– Дадим, дадим, – успокоил я его, бережно передавая кулек Северину. В распахнутом шкафу висели на плечиках два костюма, модная матерчатая куртка с крыльями и джинсы. Я снял с вешалки один из костюмов. – Годится?

Он отрицательно мотнул головой:

– Нет. Лучше джинсы. И не те, что висят, а другие. Там, в шкафу, сумка внизу стоит, дай ее сюда, а то сам не разберешься.

Луна даже руку нетерпеливо протянул, но я, не обращая внимания на это предложение, вытащил на пол спортивную сумку, расстегнул на ней “молнию”. В ней действительно лежали на дне еще одни джинсы, а больше ничего. На. всякий случай я ощупал ее бока, но безрезультатно. И тут. Данилевского прорвало:

– Да вы что? – захлебываясь возмущением, заорал он.

– Правда, думаете, что это я Шурку пришлепнул? Очень надо мне было руки марать! Тем более, так и так половина тут моя была. – Он дернул головой в сторону стола, где лежал морфин. – Что я, фрайер жадный – за вторую половину подрасстрельную статью себе шить?!

Мы со Стасом смотрели друг на друга, я видел отчетливо, какие старания он прилагает, чтобы не измениться в лице, ибо сам сохранял спокойствие только усилием воли. Среди множества вариантов, прокрученных нами по дороге сюда, такого не было. Такого мы и представить себе не могли: