Тина и Тереза, стр. 62
Разговор глубоко затронул чувства Терезы. Было время, когда кое-кто не считал ее за человека, а теперь так же станут смотреть на ее ребенка? Какая разница, рожден он в браке или нет? Прежде всего он живое существо, имеющее право на хорошую жизнь! Только вот кто даст ему эту жизнь? «Я?»— с удивлением подумала Тереза и вдруг ощутила глубокую ответственность за судьбу малыша. Она обязана, должна… Только хорошо бы все это основывалось на любви! Любовь! Самое простое и самое сложное чувство, неуловимое, неподдающееся никаким силам, а разуму тем более.
Тереза в последнее время училась в основном ненависти. Она изменилась. Теперь без малейшей нерешительности сумела бы оскорбить Дорис, надавать пощечин Фей, плюнуть в лицо Филу Смиту, даже, быть может, схлестнуться с Люсиндой… Все хорошее тонуло в глубине души, а на поверхность выходила способность защищаться, и с нею рука об руку шли наглость, хитрость, притворство, ложь.
«И все же корни души остались прежними, — говорила она себе, — настоящая Тереза не умерла, она победит. Она снова воспрянет духом».
ГЛАВА X
Тереза продолжала свой промысел. Мужчины неизменно обращали внимание на трогательно-беспомощную юную девушку, наивную, глупенькую, как они полагали. Впрочем, несколько раз ей не везло: клиенты предпочитали снимать номер в гостинице — в таких случаях она отказывалась продолжать дело. Бывало также, что несколько дней подряд не удавалось подцепить ни одного мужчины. Тогда Тереза, проклиная все на свете, ложилась спать голодная. Счастье еще, что удавалось вовремя расплачиваться с миссис Вейн! Барни подрастал и, судя по всему, чувствовал себя не так уж плохо.
Тереза пыталась разнообразить свою деятельность: стягивать мелкий товар с прилавков магазинов и лавок, а также шарить по карманам покупателей. Опыта у нее не было, мешал страх, поэтому в последнем ей не везло. Лишь однажды удалось вытащить бисерный кошелек из кармана шикарного манто какой-то дамы — содержимого этого кошелька хватило на то, чтобы безбедно прожить целый месяц и даже купить себе кое-что из одежды: вечера стали холодными, и Тереза нещадно мерзла в своем легком летнем наряде.
Она боялась расплаты, но не своей собственной совести. Иногда, впрочем, бывало стыдно — когда на ум приходили слова матери, учившей их с Тиной жить честно. «А если я голодна? — мысленно спрашивала Тереза. — Что мне съесть ее, эту драгоценную совесть? Если эти богатые, имеющие все люди не хотят поделиться со мной, я возьму свою долю сама! Чем я хуже их, чем?!» И все же она, скрепя сердце, признавала, что Тина скорее умерла бы от голода, но не стала бы зарабатывать деньги таким способом, каким это делала она, Тереза Хиггинс.
Она не думала о том, что будет, если она вдруг попадется. А это должно было случиться и случилось.
Один из ее «клиентов», очевидно, что-то заподозрив, вернулся раньше, чем она успела уйти, застал Терезу роющейся в шкатулке с украшениями и, сразу все поняв, рассвирепел:
— Ах ты, маленькая дрянь, воровка!
Он схватил девушку своими сильными руками и не отпускал. Она стала кричать, сбежалась прислуга, и хозяин объявил, что Тереза незаметно пробралась в дом, чтобы совершить кражу.
Сбегали за полицией. Немолодой, с виду суровый инспектор мельком взглянул на скорчившуюся от страха Терезу, на солидного господина, стоявшего с видом оскорбленной добродетели, и сел за стол писать протокол задержания.
— Ваше имя?
— Эмори Фонтейн.
— Твое? — обратился он к девушке.
— Мери… Мери Келли.
Инспектор записал. Потом оглядел помещение со светлыми стенами, полное палисандровой мебели, нежных персидских ковров и ваз с цветами.
— Расскажите, мистер Фонтейн, что произошло. Тот повторил показания. Инспектор повернулся к девушке, и та вся сжалась.
— А ты что скажешь?
Глаза Терезы мигом вспыхнули.
— Он привел меня сюда, сказал, что поможет, даст денег… Я его попросила, потому что у меня никого нет, кроме маленького ребенка, за содержание которого нужно платить. А этот господин пытался меня обесчестить! Я ничего у него не брала! Стала кричать, звать на помощь…
— Так, — сказал инспектор, — сколько тебе лет?
— Пятнадцать, — не моргнув глазом, ответила Тереза.
Маленькая, худенькая, она и впрямь могла сойти за пятнадцатилетнюю, хотя в глазах ее затаилась далеко не детская хитрость.
— Ложь! — заявил возмущенный Фонтейн. — Чтоб я ее… Да у меня дети старше! Она сумасшедшая, господин инспектор, не слушайте ее! И, прошу вас, заберите отсюда…
Однако сам заметно струхнул.
Инспектор оценивающе смотрел на них. У него самого была дочь не старше Терезы… Он чувствовал, что обе стороны лгут, и решил по возможности упростить дело. Девушка получит свое, но и этому любителю малолеток не следует давать спуску.
— Вот что, мистер Фонтейн, я забираю девушку, а вы придете завтра в участок с письменным заявлением. Свидетели есть? — Он кивнул на прислугу.
— Да… То есть мне бы не хотелось…— Фонтейн страшно смутился. — Просто уведите ее, и дело с концом!
— Значит, вы отказываетесь писать заявление?
Тот поморщился.
— Поймите, инспектор, я уважаемый в городе человек… Эта девчонка плетет Бог знает что! У меня прекрасная репутация и…
— Я вас понял! Но тогда девушке не будет предъявлено соответствующее обвинение.
Мистер Фонтейн махнул рукой.
— Главное, заберите ее отсюда!
Дрожащую от испуга Терезу вывели на улицу.
— Ну, Мери Келли, — обратился к ней инспектор, — где ты живешь и кто твои родные?
— Никого у меня нет, и нигде я не живу, — прошептала Тереза.
Ее слезы не смутили инспектора.
— Мне придется тебя задержать за бродяжничество и нарушение общественного порядка.
— Но сэр! — Она умоляюще сложила руки.
— Ты и так легко отделалась, запомни!
В ответ Тереза разразилась рыданиями. Ее отведут в участок, быть может, посадят в тюрьму! Что будет с нею и с Барни, маленьким беззащитным созданием?!
Она почувствовала отчаяние, страх, стыд и неожиданную глубокую нежность к своему малышу.
Месяц спустя Тереза бежала по улицам города к дому миссис Вейн.
Утренний свет ложился на лицо девушки и придавал ему мягкость, нежность, то, что оно, казалось, уже утратило… Она сама удивлялась тому, как сильно соскучилась по своему ребенку. Как он, должно быть, вырос! Тереза тихонько засмеялась. Она представила, как возьмет его на руки, прижмет к груди, поцелует…
В самом деле, кто есть у нее сейчас, кроме него? Когда-нибудь он вырастет, станет красивым сильным парнем и будет ее защищать. И какая разница, чей он сын, главное, это ее ребенок, ее кровинка, ее Барни. Возможно, со временем удастся найти хорошую работу и взять его к себе насовсем. И матери она в конце концов напишет…
Тереза так размечталась, что не заметила, как подошла к дверям квартиры миссис Вейн. Женщина была дома, она смотрела на девушку, как на незнакомку.
— Что тебе надо?
— Я… пришла за своим ребенком.
Денег Тереза не принесла, поэтому не знала, как лучше сказать.
На лице женщины возникло неприязненное выражение. Она сложила руки на груди.
— За каким еще ребенком?
Терезой вмиг овладели нехорошие предчувствия.
— За моим, — прошептала она, не сводя тревожного взгляда с лица миссис Вейн, — за Барни.
— Нет у меня твоего ребенка, — спокойно ответила та, и у Терезы разом пересохло в горле.
— Как это… нет?
— Так. Нет и не было.
— Не было?!
Женщина кивнула головой.
— Как! — вскричала Тереза, вцепившись руками в дверной косяк. Глаза ее испуганно бегали. — Мы же принесли его вам вдвоем с подругой, и я платила вам деньги! За мной долг, но я верну…
— Я тебе все сказала.
— Но у меня есть свидетели!
— Кто? Такая же шлюха — твоя подружка? — Женщина засмеялась. — Тебе никто не поверит!
Тереза едва не бросилась на нее с кулаками.
— Стерва! Отдай моего сына! Ты… ты продала его, я знаю! — Она зарыдала.