Тина и Тереза, стр. 21
Дарлин расспрашивала Тину о первом дне в новом доме; девушка старалась казаться веселой, сказала, что все хорошо, но мать легко догадалась, что это не так.
Простились в слезах. Тина обещала приходить каждый день до тех пор, пока не уедет в Сидней. В Сидней… Что она будет делать там, в этом неведомом городе, в чужом, незнакомом мире?
«О, мама, мама! — хотела сказать девушка. — Если б можно было повернуть время вспять, все бы было иначе! Слишком много я поняла и прочувствовала за эти два дня!»
Но она не могла решиться сказать так матери, как не хотела говорить о том, что все еще чувствует себя находящейся в странном состоянии между положением девушки и замужней женщины.
Господи! Еще и это! После всего рассказанного Джулией преодолеть саму себя будет еще труднее! Когда наступила ночь, Тина все так же дрожала от страха, но мысленно все же готова была покориться.
Она боялась напрасно — Роберт О'Рейли не пришел.
ГЛАВА V
Утро выдалось прохладным и чистым, сад сиял, омытый росой, переливался всеми оттенками зелени, от темного цвета сосен и туй до бледного — молодых, увешанных золотистыми кистями акаций. Тина смотрела в окно и видела — близко и вдалеке — лоснящиеся на солнце кроны сероствольных магнолий, серебристо-зеленые кожистые листья олив, оранжевые кисти кустарников бугенвиллей, что так пышно цветут в декабре… Было так хорошо кругом, дурные мысли уносились прочь, и день обещал быть радостным и светлым.
Тина нарядилась: надела отделанное белым кружевом светло-серое платье, подаренный Робертом кулон, серьги розового жемчуга и белые туфли.
С боязнью и любопытством ждала она приезда сына мистера О'Рейли. Ей интересно было взглянуть на этого юношу, в котором текла кровь тагалов, ирландцев и англичан, юношу, столько лет жившего в уединенном замке, подобно настоящему принцу.
Часов в десять, заслышав шум во дворе, Тина выбежала из комнаты, спряталась за мраморной колонной и принялась со страхом и любопытством взирать на происходящее. Она увидела, как в холл вошел юноша, с небольшим чемоданом в руках, одетый в скромный дорожный костюм.
Высокий, стройный, он казался даже худым, тем не менее под одеждой угадывались очертания сильного, натренированного тела. Кожа была красивого оливкового оттенка, почти прямые волосы — жгуче-черными, а миндалевидные глаза, судя по описанию Джулии, точь-в-точь как у покойной матери, незабвенной мисс Одри.
Вначале Тина испугалась взгляда его глаз — таких черных, что в них терялись зрачки. У Терезы тоже были темные глаза, но их цвет больше походил на цвет крепкого чая, эти же казались непроницаемыми, как ночное небо. Вообще все лицо Конрада походило на безупречно вырезанную маску: неподвижное, гордое и спокойное.
В холле его встретила обрадованная Джулия.
— Мистер Конрад!
Улыбнувшись, он подался вперед, и, увидев эту мальчишескую улыбку, Тина поняла, что под кажущейся непроницаемостью жизнь бьет ключом.
— Крестная!
Они крепко обнялись.
— Неужели вы все еще растете, мистер Конрад? Смотрите, когда-нибудь стукнетесь головой о притолоку!
— Надеюсь, такого не случится… Вы получили мое письмо?
— Да, вчера.
— Вчера?! Я отправил его два месяца назад! В прошлый раз отец упрекнул меня в том, что я явился без предупреждения, и я заранее написал, что приеду, но опять получилось то же самое. Ну теперь уж не по моей вине!
Потом вынул из кармана коробочку.
— Это тебе, Джулия.
— Мистер Конрад, вы неисправимы! Спасибо! — Она расцеловала его.
— Отец дома?
— Да! — раздался голос Роберта О'Рейли. Не заметив скрывавшейся за колонной Тины, он быстрым шагом спустился по лестнице к сыну. Тина заметила, что они не подали друг другу руки, а лицо Конрада снова стало серьезным, даже мрачным.
— Я пойду, пожалуй, в свою комнату, — сказал Конрад после каких-то незначительных фраз.
— Позже зайди ко мне, нам надо поговорить! Юноша кивнул, а когда отец ушел, сказал Джулии:
— Когда наконец он оставит этот официальный тон?
На что женщина с загадочно-печальным видом ответила:
— Что ж, иногда это бывает как нельзя кстати!
Потом все разошлись, и Тина тоже тихонько удалилась к себе — обдумывать увиденное и готовиться к неминуемой встрече.
Спустя час Роберт О'Рейли встретился с сыном в гостиной.
— Как живешь? — несколько небрежно произнес Роберт.
Он стоял, опираясь рукой на спинку кресла, а Конрад, отвернувшись к окну, глядел на синеющий внизу океан.
— Нормально, — ответил юноша и добавил:— Кажется, тебя меньше всего интересуют мои дела.
Мистер О'Рейли пропустил замечание мимо ушей — он действительно был занят сейчас только своими мыслями. Через несколько минут, собравшись с духом, несколько нервно произнес:
— Хочу сразу же сообщить тебе: я женился! Конрад круто развернулся и уставился на отца.
— Женился?!
— Да, — твердо произнес Роберт, — на молодой девушке.
Конрад несколько секунд молча смотрел на него. Что-то дрогнуло в лице юноши, а в глазах отразились обида и боль.
— На молодой девушке…— медленно повторил он. — Сколько же ей лет?
— Шестнадцать.
Конрад едва не пошатнулся от изумления.
— Господи! Отец! Ты что, с ума сошел? Откуда она взялась, эта девушка?
— Она здешняя, из Кленси. Мы обвенчались два дня назад в этом доме, — спокойно сообщил Роберт. Он успел полностью овладеть собой и уже ничего не боялся, ни насмешек, ни упреков. Конрад же все еще не мог прийти в себя.
— Зачем тебе это понадобилось, скажи? — растерянно произнес он.
— Зачем женятся нормальные люди? Что я, по-твоему, уже не мужчина?
Конрад усмехнулся; на сей раз в тоне его прозвучало презрение:
— В твоем возрасте, отец, не женятся на шестнадцатилетних! Я еще мог бы понять, если б ты выбрал какую-нибудь вдову или, на худой конец, старую деву. Но взять в жены девушку, которая годится тебе в дочери?! Ты не чувствуешь себя растлителем малолетних?
Роберт О'Рейли вспомнил позапрошлую ночь и поморщился.
— Не дерзи! — с угрозой произнес он. — Мое дело, на ком мне жениться, тебя это не касается!
— Как не касается? Ты что мне — не отец? — Роберт вздрогнул, черты его лица странно исказились, а Конрад, ничего не заметив, продолжал:
— А если б я решил жениться, тебе тоже было бы все равно? — Потом расстроенным тоном добавил:— Впрочем, тебе всегда была безразлична моя судьба…
Роберт прошелся по комнате. Он всегда чувствовал угрызения совести, если сын говорил что-нибудь подобное, и все же никогда не упускал возможности уязвить юношу: то был своего рода мазохизм.
Он прятал вину глубоко в тайниках души, на словах же и с виду всегда бывал прав.
— Оставь свои упреки. Я заботился о тебе целых семнадцать лет, разве этого мало?
— Джулия обо мне заботилась, Мартин, другая прислуга, учителя, но не ты!
— Их забота была куплена на мои деньги.
— Ничего подобного! Настоящую заботу ни на какие деньги не купишь, так же как и любовь!
Роберт промолчал, а Конрад, подумав немного, продолжил:
— Кстати, о деньгах… Хотя о них с тобой тоже лучше не говорить! Теперь я понимаю: появилась та, которой ты все оставишь. Для этого ты и женился?
— Не только. Я хочу иметь семью, детей.
Конрад внимательно вглядывался в лицо отца, силясь понять нечто, кажущееся непостижимым. Он тихо повторил:
— Детей?
Роберт выдержал этот пронзительный взгляд.
— Да. Надеюсь, Тина родит мне ребенка или даже двоих.
— Боже! Отец, но чтобы не включать мое имя в завещание, тебе ведь совсем необязательно заводить младенцев. Опомнись, тебе пятьдесят один, это же смешно!
— Что смешно? Я не старый, не думай! Да, в прошлый раз ты сказал, что у меня есть деньги, власть, жизненный опыт, но никогда уже не будет твоего козыря — молодости, но ты ошибся! Я-то еще сумею начать жизнь сначала, добиться многого плюс к тому, что имею, а вот кем станешь ты?! Со своей молодостью, но без моих денег, без моей помощи, без меня? Что тебе дает твоя молодость? Возможность заводить легкомысленные интрижки?