Невероятные путешествия, стр. 10

По мере того как «Кон-Тики» отдалялся от острова, ветер становился все сильнее; в то же время убывали силы гребцов, но борьба продолжалась, необходимо было притормозить дрейф до возвращения Кнута с подмогой. Оставшиеся полинезийцы, обеспокоенные все большим отдалением от острова, решили возвратиться на берег. Их одарили сигаретами и передали записку, содержавшую инструкцию для Кнута: «Возьми с собой двух туземцев в пироге, а резиновую лодку веди на буксире. Не возвращайся в динги один». «Кон-Тики» остался наедине с океаном, а экипаж более критически взвешивал свои шансы добраться до острова. Продолжали подавать световые сигналы, которые должны были указать Кнуту дорогу, но когда он не возвратился к десяти часам, угасла надежда увидеться вообще в ближайшее время. Все же решили подавать сигналы всю ночь.

В половине одиннадцатого из темноты неожиданно появились три пироги, и Кнут с шестью туземцами взобрался на палубу. О буксировке, конечно, не могло быть и речи, но все радовались тому, что нашелся Кнут. У него было немало хлопот, прежде чем удалось вырваться с острова. Местные жители всячески старались задержать Кнута, полагая, что экипаж «Кон-Тики» сможет каким-то чудесным образом привести к острову самостоятельно свое полное всевозможных богатств судно. Находясь один среди туземцев, Кнут вынужден был употребить весь дар красноречия, жестов и даже силы, прежде чем ему удалось, отказавшись от предлагаемых ему соблазнов, уговорить туземцев доставить его на плот.

Об организации помощи не могло быть и речи, поскольку на острове располагали лишь теми четырьмя лодками, которые подходили к «Кон-Тики».

На следующий день остров исчез за горизонтом. «Кон-Тики» плыл к рифам, окружающим острова Рароиа и Такуме. Они представляли собой растянувшуюся без малого на 50 миль преграду. На протяжении трех дней плавания, несмотря на все усилия экипажа, достичь их не удалось. В последнюю ночь ветер переменился и понес плот к Такуме. Когда стало очевидным, что здесь рейс закончится, экипаж начал готовиться к высадке на риф. Договорились, что в момент столкновения «Кон-Тики» с рифом каждый моряк будет изо всех сил держаться плота. Была приготовлена резиновая лодка, в которой разместили продукты, баллоны с водой, аптечку и водонепроницаемый радиопередатчик. Был приготовлен также канат с поплавком, который, будучи наверняка вынесен через полосу прибоя к берегу, мог пригодиться для эвакуации экипажа.

На рассвете сто первого дня путешествия с мачты была замечена цепь небольших, поросших пальмами островов. Очевидно, они лежали уже за рифом Рароиа. Плот, вероятно, снесло в сторону северным течением. Острова быстро приближались. Функции были распределены, и каждый, таким образом, имел точно обозначенный круг обязанностей. Ветер гнал плот к рифу, который можно было узнать по бурлящей кипени разбивающихся о его массив волн. На палубе закончились последние приготовления. Ценные вещи — кинопленки, дневники и документы — были упакованы в непромокаемые мешки. Каюту снова накрыли брезентом и перевязали канатами. Перерезали все веревки, крепившие кили, которые не без труда удалось вытащить из их щелей, после чего уменьшилась осадка плота. Приготовили также временный якорь, наполнив пустые баллоны из-под воды тяжелыми батареями питания радиопередатчика и добавив к этому связанные крестом бревна из мангрового дерева. Весь экипаж одел спасательные пояса и обувь. Тем временем плот дрейфовал на запад, а мореплаватели, собранные и сосредоточенные, ожидали, как будут дальше развиваться события. Коротковолновый радиопередатчик по-прежнему поддерживал постоянную связь с радиолюбителем на Раротонге. Наконец наступил ожидаемый момент. Вот последние записи из бортового журнала: «9 ч. 45 м. Теперь ветер снослт нас в направлении предпоследнего островка, который виднеется за рифом. Нам уже явственно виден весь коралловый риф, он выглядит как стена с белыми и красными вкраплениями, которая, куда ни взглянешь, высится из воды перед цепью островов. Вдоль всего рифа белая, пенящаяся линия прибоя, которая взметается к небу. Бенгт подкрепляет нас горячей едой — последней перед великим событием! На рифе лежит как будто остов судна. Мы находимся уже так близко, что можем различить очертания других островов по ту сторону лагуны.

9 ч. 50 м. Мы уже совсем близко. Дрейфуем вдоль рифа. Осталось 100 метров. Торстейн разговаривает с радистом на Раротонге. Все готово. Мне пора уже упаковывать журнал. Настроение у всех бодрое. Ситуация, похоже, грозная, но мы справимся».

Яростно грохочет прибой. В 10 часов брошен якорь, который зацепился за дно, и «Кон-Тики» разворачивается кормой к бурунам. Тем временем Торстейн все еще разговаривает с Раротонгой. Он договаривается, что Раротонга будет ежечасно выходить на связь. Если через 36 часов известия с острова не поступят, Раротонга должна уведомить норвежское посольство в Вашингтоне. Последние слова, переданные с плота, звучали так: «Все в порядке. Осталось 50 метров. Идем вперед. До встречи в эфире».

Радисты упаковали радиостанцию и выбежали на палубу. Волны вздымались все выше, бросая плот как игрушку. Члены экипажа были наготове, все держались за такелаж, только Эрик находился в каюте — искал ботинки.

Когда корма плота нырнула в пену прибоя, был перерезан якорный канат и «Кон-Тики» стремительно рванулся на риф, треща и вибрируя. Кто-то кричал. Внезапно движение плота прекратилось, и через мгновение волны начали обрушиваться на палубу «Кон-Тики», который застрял на коралловых глыбах. «Держаться!»— кричали все, и было ясно, что только в этом спасение.

Океан грохотал и ревел, мощные удары громадных валов разрушали плот. Когда прокатилась очередная волна, обнаружилось, что каюта разбита, мачта поломана и упала на крышу домика, такелаж свисал по бокам. Волна сорвала бамбуковый настил, вдребезги разбила рулевое весло и раздробила доски, которыми был обшит нос.

Временами каждому из членов экипажа казалось, что он единственный оставшийся в живых человек.

Постепенно у людей стали убывать силы. Однако плот, продвигаясь через полосу прибоя, все глубже садился на риф, что защищало его от набегающих волн. В какой-то момент Кнут соскочил на коралловый выступ, держа конец лежавшего на корме троса. Между двумя ударами волн он проскочил в более безопасное место. Теперь волнение стало меньшим, все по очереди сообщали о себе. Эрик выбрался из полуразрушенной каюты, где пережил ад прибоя без особых хлопот. Оказалось, что хижина была самым безопасным убежищем. Бенгт с трудом держался на ногах — падающая мачта ударила его прямо по голове. Все перескакивали теперь на риф, в то время как океан загонял на него плот все дальше и дальше.

Сразу же взялись за работу. С помощью резиновой лодки с плота эвакуировали все самые необходимые вещи. Подальше на рифе сложили радиостанцию, провиант и бутыли с водой. Продолжался отлив, и экипажу в течение нескольких часов не грозила никакая опасность. Внутри рифа, на расстоянии каких-нибудь нескольких сотен метров, находился небольшой поросший пальмами островок. Он выглядел, по словам Хейердала, как большая зеленая корзина, полная цветов. «Кон-Тики» превратился в развалину, но девять бальсовых бревен остались целы.

Короткое путешествие через голубые воды лагуны — и шесть человек, повалившись на песчаный берег, запустили руки в горячий белый песок.

Экспедиция была завершена.

Трудно вообразить более прекрасное место для этой шестерки отважных, которые сто дней прожили среди океанских волн. Кокосовые пальмы, увешанные спелыми орехами, нагретые солнцем скалы и буйная растительность — именно об этом они мечтали во время долгого путешествия.

Осталось сделать лишь одно: связаться с Раротонгой и сообщить миру об успешном завершении экспедиции, одной из самых замечательных в истории мореплавания. Однако осуществить это было непросто. Время текло быстро, а залитый во время прохождения полосы прибоя радиопередатчик никак не удавалось наладить. Вскоре уже только минуты оставались до момента, когда Гал — радиолюбитель с Раротонги — должен был привести в действие спасательный вариант. Буквально в последнее мгновение случайно удалось установить контакт с радиолюбителем в Канаде, но тот не хотел верить сообщению, передаваемому Торстейном, считая, что все это штучки коллеги с соседней улицы.