Агнесса. Том 2, стр. 81

Агнесса облегченно вздохнула, когда Джек начал уходить из дома на весь день. Вообще-то, он ей не докучал, но все равно, так было лучше. Джек появлялся только вечером, и Агнесса не знала, где он пропадает: они почти не разговаривали. Джек теперь как будто тоже к этому не стремился. Агнессе (как ей самой казалось) были понятны его проблемы, своими же она с ним делиться не хотела и не могла. Она иногда думала: Джек прав, сказав, что они могут быть близкими как люди и особенно сейчас, но Агнесса боялась откровенничать с ним. Пусть у каждого из них будет свое одиночество. Она построила в своей душе стену и не хотела ее ломать, отчасти потому, что не знала, что откроется за ней: тихая заводь или бушующий океан. Порой она начинала опасаться: что будет, если Орвил решит приехать за нею и застанет в доме Джека? Но она с ужасом осознавала, что ничего подобного не произойдет. Она здесь, а Орвил там, и там останется; в такие минуты сердце ее разрывалось на части, а особняк начинал казаться тюрьмой. Она страшно тосковала по детям и думала, что худшего наказания, чем разлука с ними, нельзя было придумать. Детям Агнесса написала тоже, правда, позднее, фальшиво-спокойное, даже радостное письмо.

Вскоре Джек принес ей деньги, потом еще и еще. Она испугалась и не хотела брать, но, увидев, как он обиделся и разозлился, взяла, понимая причину его злобы: он подумал, что она заподозрила его в каких-то темных делах. Агнесса не стала расспрашивать, чувствуя, что ему неприятны эти разговоры, но однажды, возвращаясь со станции, куда ездила в очередной раз в надежде получить письмо, увидела в окошке кареты, как он идет домой со стороны порта. Агнесса заметила: Джек выглядел совсем чужим, почти незнакомым человеком; если бы экипаж не остановился в тот момент, когда он проходил мимо, Агнесса подумала бы, что обозналась. Он шел с видом вроде бы независимым и безразличным, но там, под внешней оболочкой, угадывалась такая глубокая, временами проступавшая настороженность… Он был похож на человека, идущего во тьме по незнакомой местности. С нею, Агнессой, Джек держался иначе, возле нее он как будто чувствовал себя в безопасности. Он вел себя так, словно мир делился на две части: она — и все oстaльнoе. Она не знала, правда ли то, что только с нею он мог бы стать счастливым. Она внезапно подумала, что если ее отверг Орвил, то это еще не конец, конец наступит, если от нее отвернется даже Джек. Если первое Агнесса могла себе представить, то поверить в последнее было невозможно.

Агнесса не сказала Джеку, что видела его днем. Она успокоилась: найти в порту какое-нибудь временное занятие было несложно; однако вечером, глядя в его усталое лицо, заметила, что лучше бы ему при теперешнем состоянии здоровья отказаться от тяжелой работы, тем более что в этом нет никакой необходимости. Джек резко ответил, что, во-первых, совершенно здоров, а во-вторых, его дела вообще никого не касаются, но потом добавил уже спокойнее, что скоро, возможно, найдет для себя более подходящее занятие, и Агнесса с удовлетворением отметила: в нем, оказывается, не умерло желание жить дальше; и хотя она не могла приписать себе заслугу пробуждения в нем таких стремлений, это очень ее порадовало. Джек мог думать что угодно, но Агнесса-то знала — ей далеко не безразлична его судьба. И, что греха таить, она каждый вечер ожидала его возвращения.

Днем Агнесса часто не знала, куда себя деть. Хлопоты по хозяйству недолго развлекали ее; после недельных поисков она нашла наконец подходящую служанку, немую женщину, жившую неподалеку. Агнесса договорилась, что та будет приходить днем и выполнять необходимую работу. Стефани приходила, но с нею нельзя было поговорить. С Джеком Агнесса тоже почти не разговаривала, но ощущение его присутствия в доме было необходимо. Она привыкла.

Время летело, хотя Агнессе казалось, что оно тащится медленно, как хромая кляча. Агнесса спала теперь с открытым окном и часто просыпалась в кромешной тьме южной ночи. Иногда она не могла уснуть и думала.

Странно, ночные размышления были совсем не похожи на те, в присутствии светлого дня. Точно под воздействием тьмы и запахов спящего сада ее душа раскрывала миру мрачного одиночества свою потаенную сторону. Агнесса казалась себе запертой в какую-то клетку, опутанной сетью мнимых обвинений и ненужных терзаний, несвободной; она ощущала малость мира, чувствовала неумолимое притяжение звезд, внушавшее ей безрассудные мысли. Порой ей хотелось выйти на улицу и гулять по саду или даже бежать к океану и дальше, если это возможно (а в тот миг она верила, что возможно), по лунной дорожке к темному краю небес. Она хотела, но боялась, а если решалась на поступок, то потом жалела об этом. Она вспоминала, как учила Джессику: «Не бойся, никогда не бойся, иногда сиюминутные порывы способны вывести нас на новые, еще неоткрытые дороги, порой они помогают нам взлетать на такие высоты, о которых мы не смели и грезить». Хотя самой ей чаще приходилось падать.

Она надеялась: ее дети будут счастливее. И в то же время подсознательно желала, чтобы они были похожи на нее.

Часто Агнессе снились странные сны: она видела, например, как перешагивает через маленький ручеек, а сама думает, что не надо бы этого делать, потому что в самом безмятежном журчании воды таится опасность, но она все-таки перешагивает, томимая болезненным любопытством, желанием изведать тайну, и вдруг берега раздвигаются, и тот, на котором она только что стояла, становится недосягаемо далеким, а ручеек превращается в бурную реку, через которую не перешагнуть, не переплыть, и Агнесса с тоской смотрит на покинутый берег, где осталась вся ее жизнь.

В другой раз ей приснился более конкретный сон: будто Джек был с ней в одной постели. Агнесса вскрикнула, увидев его рядом, и проснулась. После она несколько дней усиленно избегала его, не смела поднять глаз, потому что во сне почувствовала не только страх. Агнессе казалось после этих снов, что никакой утренний стыд и злоба на саму себя не изгладят ее вины. Но если бы Орвил был рядом, она прижалась бы к нему, а если бы он обнял ее, оставила бы на его груди все свои печали и тревоги. И Агнесса утешала себя мыслью о том, что если бы Орвил знал, как он ей нужен, то приехал бы обязательно.

Иногда ей казалось, что она изведется, прежде чем доживет до ответа Орвила. Она и так достаточно наказана, зачем еще эти сны? Сны о том, чего она вовсе не желала.

Несколько раз Агнесса порывалась вернуться домой, не дождавшись письма, но останавливалась, хотя уехать очень хотелось, хотелось прижать к себе детей, увидеть улыбку Орвила и понять, что все плохое позади. Она не уехала — мешала гордость и еще — непонятный страх, подобный тому, который испытывает человек, возвращающийся в город, покинутый полвека назад: боязнь увидеть нечто совсем чужое.

Она так и не узнала, что было бы, вернись она тогда, до прихода ответа, но она дождалась, и случилось то, что случилось, и чего она не забывала потом никогда, Событие, ознаменовавшее новый поворот судьбы.

ГЛАВА VII

Тот день Агнесса помнила во всех подробностях и после вспоминала не раз, пытаясь понять, с чего же все началось.

Когда она встала утром, дом пустовал. Стефани еще не пришла, а Джек куда-то ушел. Входная дверь была приоткрыта, и в нее вливалось, пересекая комнату, широкое полотнище солнечного света. Цвет предметов, попавших в него, словно бы изменился, но в то же время остался прежним; Агнесса никогда не могла понять этой загадки. Она медленно прошлась по комнате, думая о том, как странно бывает: иногда человек так сильно стремится куда-то, что начинает чувствовать присутствие собственной души уже не там, где находится тело, а совсем в других краях. Ее душа уже давно была в Вирджинии.

Агнесса оглянулась на дверь: раз она не закрыта, значит, Джек скоро вернется. Он и вправду вернулся, с волосами, еще влажными от океанской воды; лицо его, сейчас довольно спокойное, хранило следы приятного утомления; глаза блестели. В нем чувствовалась внутренняя собранность; похоже, он хотел сегодня что-то решить или намерен был отправиться куда-то по важному делу.