Отмеченный богами, стр. 56
— Но… но почему? Разве это не даст Домдару дополнительного времени на подготовку?
"Домдар готовился к обороне тысячу лет. Чтобы сломить её, следует нанести удар, только когда все будет готово”.
— Не понимаю.
"Ты и не должен понимать”.
— Но как я могу повиноваться, если не понимаю? Как я узнаю, что настало время вступить на мост у Дривабора?..
"Те не будешь переходить реку у Дривабора. Найди другое место”.
— Но другого места нет! Это же единственный мост!
"Мост тебе не потребуется. Средства переправы окажутся в том месте, которое ты изберешь”.
— Лодки? Нам придется строить лодки?
"Средства переправы у тебя появятся, когда наступит срок”.
— В разгар лета?
"Да”.
— Как же я узнаю, что день наступил?
"Так же, как ты узнал о том, что следует отправиться в Фадари Ту, как узнал о том, что следует искать пещеру”.
— Ты мне скажешь? Значит, ты будешь часто общаться со мной? Неужели я должен стать твоим оракулом?
"На оракулов для меня наложен запрет. Возможно, я буду говорить с тобой, а возможно, и нет. Пока я не могу этого предсказать”.
На самом деле Назакри почувствовал облегчение. Ему страшно не хотелось становиться ни жрецом, ни оракулом. Он был более чем удовлетворен тем, что является Военачальником Олнами.
"Да, и ещё кое-что, Ребири Назакри”.
— Слушаю.
"Я не требую, чтобы ты неукоснительно придерживался традиционного образа жизни. Оставаясь в шатре во время приближения зимних ураганов, ты подвергаешь себя смертельной опасности. Находи себе укрытие, когда того требуют обстоятельства. Гибель ради бессмысленных традиций, совершенно не подходящих для этих мест, вовсе не означает воздаяния почестей предкам”.
В этот миг вдруг что-то исчезло. Ребири Назакри смотрел прямо перед собой на янтарные угли умирающего костерка, зажженного в центре черного шатра. Узкая лента дневного света под нижней кромкой шатра сгинула, а на её месте возникла полоса занесенного внутрь и начинающего подтаивать снега.
Бог, дух или иная бывшая здесь только что сущность улетучилась. По крайней мере на время. Ребири не мог объяснить, как он это узнал, но то, что он это знал, не вызывало никакого сомнения.
В его памяти навсегда отложились все услышанные им слова. Он должен ждать, он не смеет пересекать реку до верхушки лета… Когда настанет час, ему об этом сообщат. Реку следует переходить не по мосту в Дриваборе, а форсировать в другом месте.
Он протянул руку к черной доске с кристаллами, поднял её и внимательно всмотрелся в темно-алый, вечно клубящийся магическим дымом кристалл.
Он меня раздражает, произнес голос. На оракулов для меня наложен запрет, сказал дух.
Но какой, с позволения сказать, бог может произнести такие слова? Как может примитивная магия смертных беспокоить бога? И кто волен что-то запрещать божеству?
Неужели тьма, заключенная в кристалле, — нечто большее, чем простая магия? Может быть, её могущество превосходит могущество богов? И почему необходимо ждать? С какой стати следует обходить стороной Дривабор?
Тайны и загадки. Назакри ненавидел тайны.
Тем не менее, что бы ни говорила эта божественная сущность, она была, вне всякого сомнения, могущественной, обладала сведениями, выходящими за пределы знаний простого смертного и, очевидно, желала помочь Назакри в его стремлении к мести. А может быть, с ним беседовал один из олнамских богов, ослабевший за столетия домдарского ига от отсутствия поклонения, и этой враждебной тьмы, заключенной в кристалле, оказалось достаточно, чтобы вывести его из себя? А запрет на оракулов, видимо, наложили боги Домдара.
Существо это явно было знакомо с олнамскими традициями, если заявило, что следовать им нет никакой необходимости. Это говорило о его мудрости.
Ребири обратил внимание и на то, что дух не запретил Бредущим в нощи пересекать реку по мосту у Дривабора. Только живым душам это не дозволялось. Что ж, это очень интересно и открывает определенные возможности.
Он выпрямил ноги, поднялся и поправил на себе мантию из медвежьей шкуры. Опустив руку с колдовским прибором, уставился на огонь невидящим взглядом.
Он поступит так, как приказало ему божество, сделает все, чтобы пережить зиму и весну и форсировать Гребигуату в пик лета где-то севернее Дривабора.
И прежде чем кончится год, он уже будет стоять под стенами Зейдабара.
Ребири жестоко улыбнулся, а рубиновый кристалл на черной доске вспыхнул ярче, зашипев по-змеиному.
Глава двадцать девятая
— Значит, Апирис высказался в пользу Лорда Дузона? — спросил Маллед, глядя сверху вниз на Дарсмита, своего соученика.
Молодые люди подкреплялись, сидя за самым дальним столом в общей комнате отдыха учеников, расположенной в недрах Арсенала. Несмотря на яркое пламя в двух очагах, зимний холод, проникавший сквозь каменные стены, гулял по ногам.
Ученики принимали пищу посменно, в зависимости от времени окончания работы. В этот день — первый день триады Дирвы — Маллед и Дарсмит оказались единственными из всей группы, питавшимися так поздно. Человек восемь более юных учеников весело болтали у очага в западной стороне комнаты, но эти двое не обращали на них внимания.
Дарсмит, услышав вопрос Малледа, пожал плечами и, откусив от куриной ножки, произнес:
— Я такого не слышал. Апирис вообще вслух никогда не высказывается.
Заявив это, Дарсмит принялся обгрызать косточку.
Маллед нахмурился. Он ощущал себя здесь круглым идиотом. И не потому, что вновь был низведен до уровня ученика, — обучался он быстро и уже успел самостоятельно изготовить несколько вполне сносных клинков. Маллед слыл отличным мастером, а ковка мечей не очень отличалась от работы, которой ему приходилось заниматься в прошлом. Она требовала терпения, уверенной руки, точного глаза и умения чувствовать металл, его температуру и степень закалки. Всеми этими качествами он обладал и не сомневался, что очень скоро станет ковать мечи не хуже остальных.
Нет, он ощущал себя глупцом, так как имел весьма поверхностное представление о происходящем вокруг него. Другие ученики, казалось, знали все — от самых свежих слухов до наиболее пикантных сплетен. Им в мельчайших подробностях было известно, что творится не только в Палате Совета, но и во всех закоулках Императорского Дворца. Соученики Малледа умели мгновенно оценить последствия любого события, а он все ещё толком не мог запомнить, как зовут внуков Императрицы, не говоря уж о четырех внучках… Имена последних, по его мнению, вообще звучали на один лад. Маллед понятия не имел, где его однокашники черпают эти сведения, чтобы затем притащить их сюда и разобрать по косточкам. Иногда ему казалось, будто они вдыхают информацию вместе с воздухом Зейдабара.
В Грозеродже ему становилось известно буквально все, но столица настолько отличалась от деревни, что он ещё до сих пор учился некоторым тонкостям поведения, дабы не попадать на улицах в курьезные ситуации. Его несколько раз навещал Вадевия, но старик не приносил никаких слухов и не предлагал советов. Зато продолжал настаивать на том, чтобы Маллед объявил кому-нибудь о своей богоизбранности. Старик так донимал его, что кузнец отослал его прочь и теперь отказывался встречаться.
Однако же кроме Вадевии Маллед никого в Зейдабаре не знал, и это означало, что новости он мог узнавать лишь от своих соучеников.
На его взгляд, этот источник был не хуже других, даже если способ получения информации оставался ему не известным. Имело значение лишь содержание слухов, а оно-то как раз и давало повод для размышления.
Он узнал, что на титул Богоизбранного Заступника появилось множество претендентов. Маллед испытал нечто вроде шока, услышав, что после объявления Лорда Грауша о поисках Богоизбранного Заступника к нему толпой повалили заступники, и поток этот не прекращается до сих пор. Но по размышлении здравом Маллед пришел к выводу, что удивляться не стоит. Хмар неизменно твердил, существуют и другие отмеченные. Что ж, служители богов могли и соврать, или их самих ввели в заблуждение… Во всяком случае, ученики-оружейники называли несколько дюжин людей, которых могла коснуться милость богов. Это были абсолютно разные люди, начиная с внука Императрицы, Принца Багара, и кончая типом, который всего год назад нищенствовал на улицах столицы.