Агнесса. Том 1, стр. 60
— Жаль, что ты мне не доверяешь! — произнес Генри. — Если бы ты знала, как нравишься мне! — Он осторожно приблизился к ней. — Я ничего не пожалею за то, чтоб ты стала моей!
— Ты слишком нетерпелив. — Гейл отвела его руки и сказала, как, бывало, Кинрою: — Еще ничего не заслужил.
Но сейчас она уже не выглядела злой, а улыбалась обманчиво и дразняще в ответ на его жадный взгляд. Ободренный тем, что она не рассердилась на его откровенные слова, Генри все-таки положил свою руку на руку Гейл. Она недоверчиво ухмыльнулась.
— Ты что же, мальчик, влюбился в меня?
— Не называй меня мальчиком, Гейл.
Всматриваясь в Генри, она думала о том, что ничего, в сущности, о нем не знает. Болтали, что он не из бедной семьи, но о том, как и почему он очутился здесь и чем хотел бы заниматься дальше, Гейл не было известно ничего. Она дала себе слово быть осторожной и держала его.
«Кинрой ли, Генри — все равно», — подумала она. Потом сказала:
— Зачем я тебе? Я тебя не люблю и не уверена, что смогу полюбить.
Генри улыбнулся.
— Достаточно, что ты мне нравишься.
— А мне недостаточно.
— Да? Но Кинроя ты тоже не любила. Он просто давал тебе деньги, и ты была довольна.
Гейл дернулась, как ужаленная, но, сдержавшись, произнесла спокойно:
— До поры до времени. К тому же теперь у меня будет собственное золото.
— И все же я предлагаю скрепить нашу сделку. Так мы будем больше друг другу доверять.
— За кого ты меня принимаешь? — холодно произнесла Гейл.
Генри пожал плечами.
— Ни за кого. Ты красивая женщина… Кстати, Гейл, а с кем ты…— он рассмеялся. — Ну, чтобы узнать, где золото Кинроя?.. Нет, Дэвид, Фрэнк и все прочие отпадают… С Линном?.. Или ты просто следила за Кинроем, вынюхивала его следы… Маловероятно…
Гейл поднялась с места, в глазах ее вспыхнули злые огоньки.
— Ах ты, мерзавец! Да ты дряннее Кинроя в сто раз!
Он скромно улыбнулся.
— Ты льстишь мне, Гейл!
Она взглянула в его лживые глаза почти с ненавистью и проговорила:
— Вот что: придешь ко мне завтра вечером. Сегодня я встречаюсь с Кинроем, расспрошу его обо всем, что нужно знать тебе. Только умерь свой пыл, а то мы можем с тобой вообще ни о чем не договориться.
— Хорошо, Гейл, не сердись. Можешь считать меня мальчишкой, мерзавцем — кем хочешь, мне все равно, но одно запомни: я привык добиваться своего! И мы договоримся, особенно после того, как поделим золото Кинроя!
На этот раз она не возразила, стерпев, и прошептала только:
— Не там ты ищешь, дружок!
А Генри так и не понял, что она имела в виду.
ГЛАВА IX
Агнесса вышла на крыльцо, остановилась, глубоко вздохнула и почувствовала, как кружится голова от свежего воздуха и ветра. Кругом все дышало наивной новизной переходного времени — невидимого моста между концом зимы и началом весны. Они еще не сомкнулись в борьбе, природа лишь таила ее предчувствие.
Опираясь на мокрые перила, Агнесса потянулась к нависшим под карнизом сосулькам, отломила кусочек льда, поднесла к глазам и увидела спрятанное в нем крохотное солнце. Капли побежали по ладони — прозрачные, невысыхающие, холодные… Агнесса взглянула на дорогу: к дому приближался всадник на белом коне. Керби, заметив его, сорвался с места и с приветственным лаем понесся навстречу. Джек остановил Арагона возле самого крыльца и прямо с седла перемахнул через перила к Агнессе.
— Агнес! — сдерживая улыбку, строго произнес он. — Тебе кто разрешил выходить?
— Больше не могу сидеть дома, Джекки. Я совсем здорова, правда.
Агнесса приблизилась к Арагону; конь потянулся к ней, и Агнесса прислонилась щекой к его морде. Арагон скосил на девушку доверчивые глаза и мотнул головой, отвечая на ласку.
Агнесса погладила коня, а гриву, расчесанную и длинную, заплела в косички.
— Можно, я прокачусь на нем?
— Конечно, можно. — Джек подал Агнессе руку. — Забирайся!
Агнесса взяла в руки повод, и конь, повинуясь легкой всаднице, двинулся вперед горделивым шагом, чуть покачивая склоненной набок головой.
Когда девушка спустилась на землю, Джек, вспомнив, вынул из кармана конверт.
— Тебе письмо, Агнес!
— О, это от Терри! — обрадованно воскликнула она. — Как долго я ждала его! — Агнесса нетерпеливо разорвала конверт, но после, прочитав то, что было написано на листке, произнесла: — Это вовсе и не от Терри… Пишут какие-то Эмильтоны… Оказывается, они купили наш особняк еще осенью. Мать продала его и уехала неизвестно куда…
— Не огорчайся, Агнес! — сказал Джек. Он никогда не признался бы ей, но в душе был рад, что так получилось: ведь теперь — тайно надеялся он — у нее никого нет и не будет никогда, никого, кроме него одного.
— Да, но как же я смогу теперь хоть что-нибудь узнать?
— Узнаешь, может быть. Сколько случайностей происходит на свете! Не переживай, идем лучше домой!
Джек открыл ключом дверь комнатки. Они вошли внутрь. Агнесса переоделась в домашнее платье, легла на кровать, закинув руки за голову… Вот и все оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с прошлым. Пусть туда не было возврата, а все же она подсознательно цеплялась за мысль о том, что дом — пусть чуждая по своей сути, но все-таки кровная связь, и связь иная, дружеская, — с Терри… А теперь все потеряно. И, возможно, навсегда! Да, теперь у нее в полном смысле слова был один лишь Джек, только Джек.
Он сел рядом, как в дни болезни, наклонился к ней и, глядя в зеленое зеркало ее серьезных глаз, спросил:
— Что случилось, Агнес? Ты так изменилась вдруг!
— Когда?
— Да вот сейчас.
Она приподнялась, села, обхватив колени руками, и обратила к нему вспыхнувшее румянцем лицо.
— Но ты тоже изменился, Джекки!
Он вздрогнул, как от удара, и лицо его странно потемнело.
— Ты меня в чем-то подозреваешь?
Агнесса непонимающе смотрела на него.
— В чем я могу подозревать тебя, Джекки? Просто я вижу, что ты часто возвращаешься с прииска сам не свой! Ты стал таким встревоженным… Может, что-то беспокоит тебя? Что у тебя на душе, милый, скажи мне, неужели я не пойму?! Если это все из-за золота, то не стоит! Не надо так много работать и изводить себя; мне кажется, нам и того золота, что уже есть, хватит надолго!
— О, Агнес! — Он ничего не произнес больше, только привлек ее к себе, крепко обнял и держал, словно бы впитывая исходящие от нее свет и тепло.
— Что мучает тебя, Джек? — повторила она, не отрывая от него взгляда.
— Не знаю… Скажи мне, Агнес! — воскликнул он вдруг, глядя на нее пронзительно, так, как не смотрел никогда (Агнессе подумалось вдруг, что такой взгляд бывает, наверное, у человека, приговоренного к смерти). — Скажи, а ты бы смогла любить меня по-прежнему, если бы я совершил что-нибудь такое, чего ты не смогла бы понять?
— О чем ты, Джекки? Разве ты можешь сделать что-то дурное? Да никогда в это не поверю! — усадила его на кровать и прильнула к нему. — Успокойся, любимый. Скажи, что с тобой?
Но он, не слушая девушку, чуть ли не бросился к ее ногам и все повторял:
— Агнес! Агнес! Обещай мне, что даже если весь мир и весь свет будут против меня, даже если я буду проклят людьми безвозвратно и навсегда, то даже тогда в твоем сердце найдется для меня уголок! Обещай, пожалуйста, обещай!
— Джекки, — прошептала она отчаянно, испуганная его странным состоянием и вообще этим неожиданным разговором, полным неясных намеков. — О каком уголке ты говоришь? Мое сердце целиком принадлежит тебе!
— Только с тобой мне по-настоящему хорошо и спокойно, Агнес, — произнес он, отводя взгляд. — Но я должен быть уверен, что ты всегда будешь со мной.
— Я всегда-всегда буду с тобой, что бы ни случилось, Джек, клянусь тебе! Если бы ты знал, что значат для меня твои любовь и поддержка, ты бы никогда не сомневался ни в чем.
— Знаю, Агнес, знаю…— Джек подумал о том, что сказала бы Агнесса, если бы открыла вдруг правду… Нет, отныне он всегда вынужден будет скрывать от нее ужасную правду, которую нужно забыть. Да, забыть и никогда не вспоминать больше. Он станет думать, что ему приснился кошмарный сон, который теперь кончился. Все позади!