Христианское воспитание, стр. 1

Роберт Пен Уоррен

Христианское воспитание

Мистер Джим Набб, преуспевающий фермер и глубоко уважаемый в нашем округе человек, был хозяином трехсот пятидесяти акров отменной земли; в его владения входили два больших красных амбара, большой дом, покрашенный той же красной краской, что и амбары, большая, толстая жена и умственно отсталый сын. Говорили, что человек он хороший, и, по всей видимости, так оно и было. Он был директором воскресной школы при городской методистской церкви. Помню, как в детстве я ходил в эту церковь, и каждое воскресенье он появлялся перед прихожанами – то запевалой, то с объявлением об очередном собрании молодых методистов – сегодня, в семь вечера, приходите все, милости просим, намечается интересный разговор. Роста он был скорее небольшого, но держался прямо в своем выходном костюме, и широкое лицо его, слишком крупное по сравнению с туловищем, всегда было гладким и розовым, как у подростка, хотя его аккуратные усики уже тронуло сединой. Голос его, по тембру напоминающий женский, не был ни пронзительным, ни слезливым, как у большинства людей, часто выступающих перед публикой, особенно у служителей церкви, он то воспарял над нашими головами, то растворялся в общем пении. Но, хотя голос у него и не был сильным, когда Джим Набб говорил, все внимательно слушали, потому что он пользовался здесь большим уважением.

Мистер Набб никогда не улыбался – почти никогда – лицо его всегда хранило печальное выражение. Не кислое, а именно печальное и смиренное, как будто он с покорностью несет свой крест, – так, кажется, говорят. Оглядываясь теперь в прошлое, я подозреваю, что причиной этой печали был его не вполне нормальный сын, да это любого опечалит, особенно если у тебя столько земли и такой славный дом, и деньги в банке, но некому все это оставить, когда придет пора переселяться в лучший из миров. Он, наверное, очень хотел ещё одного ребенка, который, как говорится, смог бы продолжать его дело и быть опорой неразумному брату. Помню, женщины судачили о том, как старается миссис Набб обзавестись малышом, да ничего у нее, бедняжки, не выходит, какие-то нелады со здоровьем, как это часто бывает у толстух, которые вечно хворают и глаза у них, чуть что, на мокром месте. Миссис Набб начинала лить слезы в церкви порой из-за сущего пустяка, а то и вовсе без видимой причины. Как бы там ни было, прошло ещё одиннадцать лет, пока наконец миссис Набб добилась результата и родила второго, тоже мальчика. Подругам она сказала, что это настоящее чудо, просто Господь внял их молитвам, и моя мама рассказала об этом моему папе во время обеда, а папа сказал, что такая болтовня про чудеса оскорбляет мужское достоинство мистера Набба, и чтобы моя мама, если когданибудь снова забеременеет, не вздумала описывать это в подобных выражениях.

Когда появился второй мальчик, мистер Набб, вопреки ожиданиям, не утратил своего печального выражения, хотя сбылась его давняя мечта. Вероятно, к тому времени его лицо просто срослось с грустной маской, а может, он не был до конца уверен, что второй ребенок получился нормальным, сразу-то не скажешь, пока они маленькие, цыплят по осени считают, верно? И покуда новенький, Алек Набб, дорос до того возраста, когда можно уже судить о разумности, случилась ещё одна вещь, давшая мистеру Наббу новый повод для печали.

Все сочувствовали мистеру Наббу, потому что он был хорошим человеком и старался жить так, как учит Библия. Христианское воспитание, говорил он, это самое важное на свете. И он старался правильно растить своего мальчика, того, что умом не вышел, а ведь это довольно трудно – пытаться дать хорошее христианское воспитание ребенку, который только хлопает глазами и пускает слюни. Когда замечаешь такой взгляд, кажется, что спускаешь в канализацию золотой песок.

Сайлас Набб не был идиотом, он был просто недоразвитым. Он ходил в тот же класс воскресной школы, что и я, и был переведен в следующий, когда подошел срок, хотя ни на один вопрос ответить не смог. Правда, иногда ему удавалось повторить избранный для урока отрывок из нагорной проповеди, если ему помогала мать, она была у нас учительницей. Когда у него получалось, она очень радовалась, но если он вдруг отвлечется и уставится на что-нибудь, по щекам у неё бежали слезы. Дальше его не стали переводить, и после того как он просидел во втором классе три года, отец забрал его из школы; пожалуй, это единственное твое преимущество, если ты родился недоумком.

Но кое-что Сайлас все же усвоил. Миссис Набб пыталась внушить нам, мальчишкам из воскресной школы, несколько простых истин, без которых невозможно стать хорошим христианином: кроткий ответ отвращает меч, если тебя ударили по одной щеке, подставь другую, и кроткие наследуют землю. И ещё – свои деньги беднякам отдавать. Эти нехитрые правила она и вдалбливала в нас изо всех сил, но поскольку денег у нас все равно не водилось, – мы ведь были всего-навсего дети, – то с последним правилом мы трудностей не испытывали. Деньги, выданные на воскресную школу, мы клали в ящичек для пожертвований, иначе гореть тебе в аду. Сайлас всегда приносил в школу десять центов, сунет за щеку и сосет, пока мать не заставит вынуть. Потом она стала ему класть монету в карман и пришпиливать карман булавкой, и он мучился с этой булавкой во время сбора пожертвований, и тогда она ему помогала. Зато он лучше всех научился подставлять другую щеку.

Ребята его немного поддразнивали: знали, что он не станет давать сдачи. Его никогда не били и всерьез не обижали. Ну, разве что столкнут с дороги, пока мы все толпимся перед церковью, ждем, когда воскресная школа откроется, или потрут по голове костяшками пальцев, – если вам такое когданибудь делали, сами знаете, как это противно. Не больно, но злит по страшному. Называлась эта процедура “голландский шампунь”.

Обычно мы приходили в школу заранее, потому что от этой учебы была единственная радость – побеситься перед началом занятий. Мы толпились во дворе, нарядные, в лучших костюмах, и дергали друг друга за галстук или портили прическу. Потом кто-то замечал повозку Наббов, и все принимали невинный вид.

Мистер Набб ехал на переднем сиденье и держал вожжи, миссис Набб – рядом. Сайлас сидел сзади, прислонясь к спинке и глядя, как позади повозки клубится пыль. Миссис Набб говорила нам всем доброе утро, называя каждого по имени, а потом спрашивала сына: “Сайлас, не хочешь поиграть с ребятами?” И оставляла его нам.

Всерьез его не обижали, только в шутку. Спихнут с обочины, так что он окажется по щиколотку в пыли, или в грязи, когда грязно. Он говорил: “Не надо”, и выбирался обратно на дорогу, а его снова спихивали. Даже малыши его толкали, помню, мелюзга лет четырех-пяти лезла толкнуть Сайласа, которому было тогда десять, а то и двенадцать, и для своего возраста он был крупным мальчиком. Это бывало смешнее всего. Его спрашивали: “Сайлас, почему ты не дашь им как следует? Я бы никому не позволил толкаться”. Иногда он отвечал: “Бог не велел драться”. Если вообще отвечал.

Ему говорили: “Неужто Боженька так и сказал? И почему это я не слышал, чтобы Он это говорил? Или, может, я Его не так понял?”

Но вывести из себя его никогда не удавалось, разве что до слез довести. Если он начинал плакать, все пугались, что он наябедничает, и утирали ему нос, и успокаивали изо всех сил. Мне это бывало противно, и сам я, как только немного подрос, перестал его толкать. Конечно, когда малышня его пихала, было действительно весело. Но иногда мне хотелось, чтобы Сайлас хоть разок кого-нибудь поколотил.

Каждое лето в воскресной школе устраивали большой пикник. Женщины готовили еду, жареных цыплят, мясо, яйца со специями, пекли печенье, лимонные и сырные пироги, домашний хлеб, делали фруктовый чай. И приносили с собой лед в сумках для чая и мороженого.

В то лето, когда Сайласу было тринадцать или четырнадцать, мистер Набб предложил провести пикник у них, а место там и вправду было отличное, лучше не придумаешь. Большой пруд или озеро, не какой-то там грязный лягушатник с тиной и коровьими лепешками, нет, вокруг росли большие деревья и заросли, где здорово прятаться, и повсюду трава. А ещё была лодка, с которой удили рыбу, хотя мистер Набб сам не рыбачил. Он держал лодку для тех, кому придет охота закинуть удочку, и это, наряду с другими достоинствами мистера Набба, давало горожанам ещё один серьезный повод уважать его.