Соблазни меня, стр. 13

В доме деда родились и выросли его дочери, мать и тетка Алекс, здесь почти от рождения жила Джиллиан, да и сама Алекс, можно считать, выросла в этом старом викторианском особняке.

Вскоре после того как она окончательно перебралась в Свифт-карент, дедушка предложил ей по выходным и в каникулы работать у него в магазине. Собственно, не в магазине, а скорее в лавке, тесной и пыльной, доверху забитой антиквариатом. Здесь Алекс узнала об искусстве больше, чем в любой из крупных галерей мира, которых за свою жизнь повидала достаточно. Постепенно дедушкина страсть передалась и ей. И хотя в отличие от него она не имела таланта к рисованию, зато сумела навести порядок в магазине. Хаотический набор ценных предметов превратился в систематизированную коллекцию. Для Алекс такая деятельность стала удовольствием. Она нашла свое призвание. Для библиотекаря нет ничего лучше умения правильно расставить все по нужным местам…

Натянув простенький свитер с капюшоном, Алекс сбежала по ступенькам черной лестницы (она снимала квартиру в небольшом уютном здании) и вскоре уже отпирала дверцу машины.

Улицы города и по вечерам бывали немноголюдны. Проезжая мимо муниципального комплекса, она ощутила невольную дрожь — подумать только, жил себе человек, жил, а теперь лежит в металлическом ящике в каком-нибудь морге, холодный, неподвижный!

Посыпанная гравием аллея привела ее к двухэтажному зданию под черепичной крышей. Некогда желтая краска на стенах поблекла до приглушенно-палевой, слегка поросла мхом, удивительно похожим на зеленые кустистые брови. При виде дома в душе шевельнулась привычная боль.

Рука потянулась к украшению. Делая ей подарок, дедушка сказал: «Это ключик к сердцу, дорогая, смотри не теряй его!» Алекс подобрала цепочку такой длины, чтобы ключик оказался напротив сердца, и с тех пор с ним не расставалась.

Ах, дедушка, дедушка! Почему ты умер?

Выходя из машины, она по-новому оглядела дом. Пора принимать решение. Как наследницы, они с Джиллиан должны решить, что распродать, а что сохранить как память. Трудно представить, что однажды под крышей их дома поселятся совсем незнакомые люди.

Здесь прошли ее самые счастливые годы. Все лучшее связано с таким дорогим ее сердцу домом. Он все еще очень крепок. Из окон должны выглядывать смеющиеся лица, по саду должны бегать дети и собаки, на зеленой лужайке по выходным должно аппетитно дымиться барбекю.

А вот одинокая женщина-библиотекарь ему совсем не подходит, не говоря уже о брошенной мужем наркоманке. Продать — вот единственное разумное решение.

Глава 6

Дункан не на шутку рассердился. Больше всего на свете он не любил представать в глупом свете, а именно так с ним в последнее время происходило с завидным постоянством. В чем дело? Тихая провинциальная дыра кажется мирной, как цветущая лужайка, но под зеленым ковром таятся ужасы в духе Стивена Кинга.

Плутая по кое-как заасфальтированным, плохо освещенным улицам, Дункан щурился на указатели и проклинал все на свете. Никто не потрудился составить карту Свифт-карента, а расспрашивать прохожих, где находится дом покойного Фрэнклина Форреста, неразумно, раз уж он собирался вломиться туда под покровом ночи.

Александре Форрест неоднократно задавали вопрос, знала ли она убитого, и каждый раз всем и Дункану в том числе она отвечала, что знать не знает и никогда не видела. Ему тоже задавал подобный вопрос методичный сержантик Перкинс. Приятно сознавать, что удалось обойтись без прямой лжи — с полицией ложь никогда себя не оправдывает. Когда Перкинс докопается до истины (а это не заставит себя ждать), можно будет с полным правом утверждать, что слышать о ком-то и быть знакомым — вещи разные.

Дункан слышал о Джерси Плотнике не раз. Он слыл мелким наркодельцом и скупщиком краденого. Им бы вообще никогда не столкнуться, если бы одно время Плотник не работал на сомнительного торговца антиквариатом, некоего Мендеса (тот подвизался на черном рынке, разыскивая по дешевым лавкам запущенные предметы искусства, подлатывая их и перепродавая по более высокой цене). Таких не встретишь на солидных аукционах вроде «Сотби» или «Кристи». Проходившие через его руки ценности чаще всего оседали в подвалах и задних комнатах.

Появление Плотника наверняка не простое совпадение, мрачно размышлял Дункан. Плотник тоже объявился в Свифт-каренте, штат Орегон, и притом в то же самое время скорее всего из-за Ван Гога.

Но вот Плотник мертв. Что означает его смерть? Будь он простым обывателем в погоне за сокровищем, тогда понятно, но Плотник чуть не с детства отирался на задворках общества, среди всевозможной шушеры. Он был верткий, как угорь в стае пираний. Более того, он полезен тем же пираньям, и им нет никакого смысла спроваживать его на тот свет. Что же изменилось? Какой неверный шаг стоил Джерси Плотнику жизни? Может, попытался облапошить босса? Или просто не потянул и списан за ненадобностью?

Как ни хочется поверить в симпатичную теорию Алекс, что все произошедшее — лишь случайная цепь событий: и само убийство, и мертвое тело в библиотеке, — интуиция подсказывает, что труп Джерси Плотника подсунули ей намеренно.

Слухами земля полнится. Если Саймон прослышал о том, что ценнейшее полотно не погибло, а преспокойно ждет, когда его обнаружат, с тем же успехом о нем мог прослышать и Гектор Мендес. Правда, такая мысль проливает свет лишь на то, как Плотник оказался в Свифт-каренте. А вот как он оказался на том свете? Кто его туда спровадил? И какое отношение к нему имеет Алекс?

Может ли быть, что игривая кошечка в нескромном прикиде водит за нос его, Дункана Форбса, человека бывалого? Дункан заметил, что ногой выбивает по полу машины нетерпеливую дробь. Помимо злости, им владело радостное возбуждение. Раз уж события приняли такой серьезный оборот, значит, слух небезоснователен! В застойных водах вопреки всем законам природы прячется раковина-жемчужница.

Бесценное полотно в пределах досягаемости. Невероятно!

А почему, собственно, невероятно? Дедуля не мог забрать его с собой в могилу. Он просто обязан был кому-то его передать, а кому и можно довериться, как не любимой внучке?

Да, но внучка сбила его с толку, затуманила мозги токсической смесью чопорности и бесстыдства!

Внезапно свет фар выхватил из тьмы облупленный, покосившийся указатель. Дункан напряг зрение. Так, перекресток Лаванда-лейн и Гиацинт-драйв. Он, конечно, не ботаник, но хочется верить, что Примула-авеню где-то рядом. Именно там жил Фрэнклин Форрест. Что, если полотно в доме? Висит себе на стене, как ни в чем не бывало среди копий и подделок. Почему бы и нет? Человек порой такое может отчудить, особенно если с головой не все в порядке…

Хотя на столь легкий вариант лучше не рассчитывать. И то хлеб, если отыщется какой-нибудь намек.

Мысли вернулись к Алекс, Дункан нахмурился.

Нельзя поддаваться вожделению. Пусть думает, что заарканила его, а главное, пусть считает тем, за кого он себя выдает, — профессором в ходе работы над книгой по искусству. Может, тогда она разговорится и расскажет подробнее о дедушке. Хорошо бы она припомнила его рассказы о друзьях времен Второй мировой. Рано или поздно в них проскользнет имя Луи Вендома, и тогда с помощью ловко поставленных вопросов можно будет перевести разговор в нужное русло. Скорее всего, Фрэнклин Форрест никогда не держал в руках пейзаж Ван Гога. Так уж ведется, что тот, кто припрятал сокровище, умирает, не успев поделиться своим секретом. Но на то и опыт, чтобы по обрывкам складывать картину.

Существует и более грустная возможность: полотно выкрали, и оно исчезло без следа. Тогда надежда только на записи, дневники, письма или мемуары покойного — на все то, где можно найти хоть какой-то ключик. Он-то и наведет на утерянный след.

Законные владельцы пейзажа обратились к Дункану лет десять назад, когда важная находка принесла ему известность. Он тогда разыскал одно из полотен старых мастеров, «откупленное» нацистами в 1930-х годах, когда они принуждали немецких евреев за гроши распродавать имущество. Бесценный Рубенс пылился в запаснике незначительной американской галереи. Дункан помог доказать его подлинность и вернуть наследникам. Он занялся поисками не во имя торжества справедливости, просто он испытывал удовлетворение, если получалось слегка подправить исковерканную фашизмом историю.