Сильнее Скотленд-Ярда, стр. 1
Эдгар Уоллес
Сильнее Скотленд-Ярда
Глава 1.
Человек, не знавший жалости
Сидя за высоким деревянным барьером, подсудимый слушал саркастическую речь прокурора и время от времени бросал ободряющие взгляды бледной молодой женщине, сидевшей во втором ряду зала.
— Обвиняемый берет на себя… э… смелость утверждать, будто мистер Стедленд является… э… вымогателем и получил от него крупную сумму денег… э… незаконным путем. Что ж, допустим, как это ни парадоксально, что мистер Стедленд действительно… э… оказывал некоторое давление на обвиняемого… Но кто может это подтвердить? Где, хотя бы косвенные, доказательства? Мало того, уважаемая защита не в состоянии сообщить суду, какие именно аргументы выдвигал мистер Стедленд в целях… э… шантажа обвиняемого, заявление которого, мягко говоря, э-э… голословно…
Блестящая речь прокурора точно соответствовала духу почтенных судебных традиций и произвела должное впечатление на присяжных, которые без должных колебаний вынесли обвинительный вердикт.
По залу заседаний пробежал шумок, а судья, водрузив на нос очки в роговой оправе, принялся сосредоточенно писать.
Решение присяжных не произвело ошеломляющего впечатления на подсудимого. Он чувствовал лишь легкое нетерпение. После вердикта он испытывал одно желание: как можно скорее покончить со всеми формальностями и избавиться от назойливого любопытства зала, от тупого равнодушия защитника и от театральной напыщенности судьи в красной мантии и в белом напудренном парике… А тут еще эти два незнакомца в первом ряду, глазеющие на него, будто на слона в зоопарке… Кто они? Иностранные журналисты, ищущие новых впечатлений? Просто зеваки?
Оба были гладко выбриты, одеты в безукоризненные черные костюмы и на коленях держали мягкие черные шляпы с широкими полями.
Голос судьи заставил его оторваться от размышлений о незнакомцах в черном.
— Джеффри Сторр, — произнес судья, — я полностью согласен с вердиктом присяжных заседателей. Вы утверждаете, будто мистер Стедленд обманом лишил вас личных сбережений, и вы вторглись в его дом, имея целью вернуть отнятые у вас личные деньги и какой-то документ, о содержании которого вы предпочли умолчать. Подобные бездоказательные утверждения не могут быть приняты во внимание судом. Они скорее напоминают газетные репортажи о похождениях пресловутых «Четырех Справедливых», которые в течение ряда лет преступно присваивали себе функции карающего меча правосудия в тех случаях, когда официальное правосудие не усматривало оснований для вмешательства. Как и они, вы тем самым совершили преступление, а то обстоятельство, что при задержании у вас изъято огнестрельное оружие, лишь отягчает вашу участь. Я приговариваю вас к семи годам тюремного заключения.
Джеффри Сторр склонил голову и, не взглянув на молодую женщину в зале, направился к двери, ведущей в камеру.
Два незнакомца в черном покинули здание суда одними из первых.
Надевая шляпу, один из них произнес:
— Подождем ее здесь.
— Когда они обвенчались? — спросил второй.
— На прошлой неделе. Тебе не кажется забавным упоминание судьи о «Четырех Справедливых»?
Второй усмехнулся.
— А тебе не кажется забавным, что именно в этом зале тебя когда-то приговорили к смертной казни, Манфред?
— О, эти впечатления незабываемы… Но вот и она…
Бледная молодая женщина вышла из здания суда с гордо поднятой головой, без следов слез на красивом лице.
Манфред и Гонзалес последовали за ней. Когда она свернула за угол, Гонзалес, приподняв шляпу, произнес:
— Миссис Сторр! Я прошу извинить нашу бесцеремонность и уделить нам минуту внимания.
Она резко обернулась и подозрительно взглянула на незнакомцев.
— Если вы репортеры… — начала она.
— Нет, мы не репортеры, — ответил, улыбаясь, Манфред. — Мы даже не имеем оснований утверждать, что являемся друзьями вашего мужа…
— Хотя подобное заявление послужило бы оправданием нашей навязчивости, — добавил Гонзалес.
Откровенность незнакомцев произвела на женщину хорошее впечатление.
— Поймите, господа, мне очень тяжело обсуждать сейчас…
— Мы всё понимаем, — сказал Манфред, — но, не являясь друзьями вашего мужа, мы, тем не менее, хотим помочь ему, поверьте. Мы не сомневаемся в правдивости его показаний, не так ли, Леон?
— Он говорил истинную правду, — твердо произнес Гонзалес. — Я внимательно следил за его глазами. Когда человек лжёт, он непроизвольно моргает при каждом повторении своей лжи. Кроме того, дорогой Джордж, как тебе известно, мужчины не могут лгать со скрещенными руками, тогда как женщины…
Миссис Сторр изумленно взглянула на разглагольствующего Гонзалеса и закусила губу. Даже если бы она знала, что перед нею стоит автор трехтомного исследования психологии преступлений, ее реакция не была бы иной в эту минуту.
Манфред уловил настроение молодой женщины и поспешил вмешаться.
— Мы полагаем возможным, миссис Сторр, вызволить вашего мужа из тюрьмы и доказать его невиновность. Но для этого нам необходимо знать все обстоятельства дела.
Она, мгновение поколебавшись, произнесла:
— Мой адвокат говорит, что нет смысла подавать апелляцию…
Манфред кивнул.
— Да, высшая инстанция утвердила бы приговор. Если не будут представлены доказательства невиновности вашего мужа, дальнейшее обращение в суд бесполезно.
На глазах миссис Сторр блеснули слезы.
— Мне казалось… Вы сказали…
— Что мы должны знать все, — твердо закончил Гонзалес.
— Вы сыщики? — спросила миссис Сторр.
— Нет, — улыбнулся Манфред, — но мы располагаем самыми полными сведениями о преступном мире, в том числе о преступниках, ускользнувших от руки правосудия.
— Я снимаю две меблированные комнаты неподалеку отсюда, — нерешительно проговорила она, — и… если вы проводите меня…
Друзья молча поклонились.
Квартира миссис Сторр была очень мала и как нельзя более соответствовала обычному представлению о меблированных комнатах.
Все трое заняли места вокруг небольшого овального стола в скудно обставленной гостиной. Некоторое время они молчали.
— Не знаю почему, — сказала женщина, — но я чувствую, что вы поможете мне… Полиция была очень внимательна к нам и сделала все, что было в ее силах. Казалось, они давно подозревают мистера Стедленда в каких-то нечистых делах и ждали от нас подтверждения его вины. Но… мы не смогли этого сделать…
— Почему? — спросил Гонзалес.
— Что вы хотите услышать?
— То, о чем вы промолчали на суде, — сказал Манфред.
— Хорошо, — сказала женщина, решившись. — Я расскажу все.
Ей, видимо, нелегко было начать свою исповедь.
— Хочу заявить, миссис Сторр, — сказал Гонзалес, — что мы безоговорочно верим вам, не так ли, Манфред?
Манфред кивнул.
— Когда я училась в школе, — начала она, — в Суссексе, я… влюбилась в одного юношу, сына местного мясника… Поймите меня правильно, я тогда была совсем ребёнком, впечатлительным и любопытным…
— Монтегацца дает подобным явлениям довольно точное определение в своей «Психологии любви», — словно про себя заметил Гонзалес. — Но, прошу прощения, я прервал ваш рассказ.
— Между нами не было ничего предосудительного. Просто… он казался мне героем, воплощением мужественности. Думаю, он действительно был самым красивым и самым лучшим из мясников, — сказала она со слабой улыбкой. — Так или иначе, это увлечение все равно бы прошло, не оставив следа, если бы я не вздумала писать ему письма… Самые банальные любовные письма… Сейчас, когда я перечитываю их…
— Письма у вас? — спросил Манфред.
— Кроме одного, копию которого мне предъявил мистер Стедленд. Оно тогда попало в руки матери того юноши… Она отнесла письмо моей учительнице, а та, возмутившись его содержанием, пригрозила написать моим родителям в Индию. Правда, взяв с меня слово никогда больше не встречаться с сыном мясника, успокоилась и обещала никому об этом происшествии не рассказывать… Каким образом письмо попало к мистеру Стедленду, я не знаю… У Джеффри были скромные сбережения, около двух тысяч фунтов, и мы собирались обвенчаться, когда нас вдруг поразил этот удар…