Дюссельдорфский убийца, стр. 15

— Если я могу ему быть чем-нибудь полезной… — смягчилась Рут.

— Конечно, можете. Иначе, как на полезного сотрудника, он на вас и не смотрит. Не забывайте, что у него — усталое сердце, — лукаво прибавил он.

Простившись, он побежал догонять начальника.

Горн стоял, прислонившись спиной к дверце автомобиля и небрежно вскинув монокль, рассеянно слушал разговор шефа полиции с доктором Миллером.

Доктор, в старомодном сюртуке и цилиндре, из-под которого выбивались седые пряди, расспрашивал о письме убийцы.

— Неужели же он на самом деле находится здесь, на кладбище, господин комиссар? — обратился он к Горну.

— Совершенно верно, так же, как мы с вами, — был ответ.

— И вы находите его поведение естественным?

— Я вообще не считаю его человеком, — сухо ответил Горн.

— То есть? — изумленно переспросил Мяч.

Шеф полиции поднял брови.

— Очень просто, — нехотя начал Горн, закуривая папиросу, — убийца, по моему мнению, хотя и обыкновенного земного происхождения, но представляет собою существо, одаренное высшей, может быть, демонической силой. Это делает его неуязвимым и в то же время зависимым, он жаждет крови. Вспомните о вампирах, вурдалаках, упырях.

— И вы говорите это серьезно? — спросил шеф.

Горн окинул полицейского таким ледяным взглядом, что у того сразу отпали все сомнения, относительно нормальности верховного комиссара.

— Вам случалось их видеть, доктор?

— Право, затрудняюсь ответить вам на этот вопрос.

— Когда у меня найдется свободное время, я навещу вас, если позволите, чтобы поговорить о некоторых интересующих меня деталях этого вопроса, — любезно произнес Горн. — Профессор Нат, ученый чудак, всю жизнь провел в Карпатах для изучения местной, так называемой демонологии. Вы не встречали его?

— Нет, я жил там довольно уединенно, — пробормотал доктор. — Боюсь, что не смогу удовлетворить вашего любопытства.

— Не здоровы, вероятно?

— Да, годы уже не те. Они дают себя знать. Застарелый ревматизм, лихорадка… До свидания.

Прощаясь, Горн так крепко сжал руку доктору, что тот невольно поморщился и пошел к выходу нервной, припадающей к земле походкой.

— «Жил некогда в Испании Великий Инквизитор»… — вполголоса пропел Мяч, втискивая свою несуразную фигуру в автомобиль.

— А в Германии сыщик Горн, большой мистификатор, — в тон ему ответил комиссар. — Он нервно рассмеялся. — Полгорода завтра будет говорить о том, что сыщик Горн на «ты» с самим дьяволом.

— Какого черта вы пробовали на докторе свою силу?

— Если бы он снял перчатку, то этого не произошло бы, — объяснил Горн. — Мне просто хотелось узнать, носит ли он кольцо с изумрудом.

Мяч молча пожал плечами и включил вторую скорость.

— Вы говорите самым простым тоном ужасные вещи, Горн, — произнес он через несколько минут, — или щеголяете самой изысканной любезностью, от которой мороз по коже дерет.

— Раньше я вешал людей за склонность к философии, — ответил комиссар, откинувшись на спинку сиденья. — К счастью для вас, Мяч, теперь это уже невозможно. Сколько агентов следят за Рут?

— Два, — мрачно ответил Мяч.

— Поставьте четверых, — приказал Горн. — Пусть будут рядом с ней днем и ночью. Ночью в особенности.

— Разрешите вам заметить, господин комиссар… что…

— Что она ни при чем, — перебил его комиссар, — я в этом никогда и не сомневался, но меня интересует один молодой негодяй, и я боюсь, что он в свою очередь интересуется Рут.

— Я рассказал вам все, что знал об этом романе, — примиряюще произнес инспектор. — Этот мерзавец отравил девушку, но не ее самую, конечно, а душу ее отравил.

— Кокаин?

— Нет. Я долго бился, прежде чем мне удалось вырвать ее из этой апатии и сознания какой-то обреченности. Я так и не смог узнать, что же он сделал с ней.

— Завтра я расскажу вам все остальное.

Горн не произнес больше ни слова, но Мяч, скосив глаза, заметил, что глубокая складка прорезала его лоб.

Глава 15.

ПЕРЕПОЛОХ

В прокуренном помещении пивной столяр Шлеман и разносчик Якоб с волнением обсуждали создавшееся положение.

Пиво давно уже сбежало мыльной пеной из высоких кружек на грязную скатерть, но они не обратили на это ни малейшего внимания.

— Этот филер у тетки Румпель может испортить все дело, — заявил Якоб. — Куда я ни пойду — он всюду за мной.

— Ко мне он тоже сунулся, — произнес столяр. — Но я его скоро отвадил.

— Так это ты, — протянул Якоб.

«Плут Якоб», как его называли в Дюссельдорфе, маленький, черный, скользкий, как угорь человечек, по происхождению еврей из Галиции, был вездесущ. Он составлял прошения, скупал краденое, занимался контрабандой и торговал в разнос наркотиками и фальшивыми паспортами. Одним словом, брался за все, ничем не брезгуя, и дела его шли совсем неплохо.

Якоб удачно балансировал на нейтральной зоне между преступным миром и полицией, выдавая иногда мелкие тайны тех и других, оставляя при себе самые важные сведения. Говорили, что он к тому же и ростовщик, субсидирующий некоторые предприятия, но он тщательно скрывал эту сторону своей деятельности.

— Пора бы ликвидировать типографию, — произнес он, помолчав. — Теперь, пока все заняты другим делом, — распродать ее по частям и конец. В газете как раз было объявление.

— А может быть, это опять дела проклятого Горна? — недоверчиво заметил Шлеман.

— И всюду тебе этот Горн мерещится. Чего ради он приходил к тебе?

— Черт его знает. Старуху навестил и лекарство ей принес.

— Разве ей так плохо? Не нравится мне это.

— Да, не вовремя. С тех пор, как начала кашлять, помнишь, ты ей еще малины приносил… Теперь совсем плохо, помирает.

— Причем тут малина. Малину продают и в аптеке. Навязала мне баба этот пакет, чтоб она перевернулась.

— Какая баба? — спросил столяр.

— Да Румпель. Иду я от тебя в аптеку, а она из-за угла ко мне подходит и предлагает малину. «Мне, говорит, она не нужна, дешево отдам». Ну, я и купил. Чего зря в аптеку так далеко тащиться.

— Ладно, бог с ней. Ты лучше подумай, что нам дальше делать.

Из темного, плохо обозримого угла поднялся какой-то человек и направился к выходу. Якоб вздрогнул.

— Лягавый-то оказывается был здесь, — прошептал он, наклоняясь через столик к столяру.

Агент, по-видимому, выяснил все, что его интересовало, он спокойно вышел на улицу и направился домой. Там полицейский вызвал в свою мансарду хозяйку квартиры.

Тетка Румпель, толстая хитрая старуха, была очень недовольна своим новым жильцом. Ее наметанный глаз сразу же определил в молодом, аккуратно платящем за квартиру человеке сыщика, и она с подозрением наблюдала за ним.

— Фрау Румпель, — обратился он к ней, шагая взад и вперед по комнате. — Верно, что жена столяра умирает?

— Гордячка, даром, что сын бродяга, — кратко определила старуха, складывая руки на животе под передником.

— Сын? Когда его видели в последний раз?

— А никто его не видел. Сбежал мальчишкой, тому лет двадцать. Эльза уверяла, что видела его несколько месяцев назад. Хорошо одетым. Только, наверное, это ей померещилось. С чего ему скрываться? Все знают, что хулиган, а другого такого за ним ничего не водилось.

— Как он выглядит?

— А роста с вас, рыжий, лицом в отца, только не такой красивый, и глаза другого цвета. Я господина доктора еще студентом знала, сама тогда еще молода была, вся его история любовная на моих глазах произошла.

— Вы часто покупаете малину, фрау Румпель?

Старуха остолбенела.

— Какую малину? Что вы плетете?

— Если вы мне не ответите, кто дал вам пакетик сушеной малины, которую вы потом продали по приказанию этого человека Якобу, то я вас арестую, и у вас будут большие неприятности. А скажете — получите вот это.

На столе появились две новенькие хрустящие бумажки.

Глаза старухи загорелись.

— Если уж Якоб разболтал…