Рэй задним ходом, стр. 8

– Я не могу найти твое… погоди. Вот оно.

– Мое сердце, – сказал он.

– Я знала, что у тебя есть сердце. Знаешь, все сердца стучат по-разному. – Казалось, она прислушивалась к своему. – У каждого свой тон, своя индивидуальность. Ты знал это, Рэй?

– Нет. – Внезапно на него накатила тоска. – Я думал, они все стучат более или менее одинаково.

– Ты никогда не прислушивался, – сказала она.

– Да, верно.

– Тебе следует прислушаться.

– Хорошо. Теперь буду прислушиваться.

– Я имею в виду, одни стучат как маленькие барабаны. Другие – как двигатели машин. А некоторые – как сердца мелких животных, а не человека новее. Твое… – Ким умолкла и приподняла голову, напряженно думая. – Твое стучит как граммофонная иголка в самом конце пластинки.

И она попыталась изобразить голосом означенный звук. – Нет. – Она помотала головой. – Скорее так.

Она попыталась еще раз, остановилась, начала снова, потом еще раз и еще. И хотя Рэй хотел уйти, уже давно хотел уйти, он задержался на несколько минут – до тех пор, пока у нее не получилось.

ОСЕНЬ 199З-го

Его мозоли

Дженни ушла, когда Рэй состригал кожу с подошв ног маникюрными ножницами. Он ска-зал ей, что это не больно, совсем не больно и у нее нет причин уходить. Отвердевшая мертвая кожа, почти чешуйчатое образование, наросшее за последние несколько месяцев от ходьбы, от ботинок, носков, пота и совместной жизни с ней. Вот где все кончается, сказал он жене, показывая на свою ступню. Все слезы, все упреки и обвинения скапливаются к самом низу наших тел и затвердевают подобием воска, который стоит срезать. Однако у Дженни ступни были на удивление мягкими. Даже большой палец, подушечка большого пальца, пусть и не такая мягкая, как вся остальная подошва, все же оставалась именно мягкой; до такой ступни стоило дотрагиваться, очень даже стоило. Но ступни являлись далеко не главным достоинством Дженни; у нее было много других поистине замечательных достоинств. Например, волосы и глаза, нос и губы, и все остальное в ней, что находилось ниже, еще ниже и заканчивалось совсем неплохо: мягкими подошвами ног, желтоватыми или розоватыми. Все зависело от освещения. Переступая именно этими ногами, она ушла, когда Рэй срезал ножницами мертвую кожу со своих собственных, – и, как он сказал ей, как заверил ее, он не чувствовал никакой боли.

ЛЕТО 1992-го

Дом, который он построил

Это был шалаш на дереве, сооруженный из фанерных планок размером один на двенадцать, с диагональными Попс речинами, укрепляющими стены. Покрытый кровельной дранкой, надежно защищенный от непогоды, он опирался только на ветви самого дерева, густолиственной магнолии, которой, по слухам, было пятьдесят с лишним лет (гораздо больше, чем Рэю), когда он построил на ней шалаш. Там имелось одно просторное помещение, рассчитанное на добрый десяток человек, но также маленькая комнатка, за так называемой фальшивой стенкой. «Потайная комната!» – сказал он своему сыну Джимми, для которого все и строилось. Чтобы проникнуть в потайную комнату, требовалось поднять несколько хитроумно посаженных на петли планок и вползти в отверстие на четвереньках. Даже окошко там было замаскировано, и никто, находись он снаружи или внутри, не мог догадаться о существовании маленькой комнатки. «Твоя мать даже не знает о ней, – сказал он Джимми. – Даже твоя мать! Вот что значит настоящая потайная комната».

Поскольку ветви дерева служили своего рода ступеньками, ведущими к шалашу, там не было пи лестницы, ни веревки. «Это плохо, – сказал Рэй сыну, – поскольку ты лишаешься возможности предотвратить появление нежеланного гостя». Он высказал мысль, что в нежеланного гостя можно бросать сверху разные предметы, но Джимми в конечном счете забраковал предложение: так ведь недолго и зашибить человека ненароком, смотря что бросаешь.

Был необходим пароль. Они двое стояли под деревом, когда Рэй объяснял это. Если ты не знаешь, пароля, ты не можешь войти туда.

– Нужно придумать пароль, – сказал Рэй. – И он должен держаться в тайне. Иначе какой в нем смысл?

Джимми смотрел вверх, в пышную крону магнолии.

– Давай сегодня, – сказал Рэй, – паролем будет слово «пожалуйста». Хорошо?

– Хорошо, – сказал Джимми. – Пожалуйста. И они вскарабкались на дерево.

В шалаше имелось плетеное кресло, сплошь покрытый пятнами старый матрас и портативный радиоприемник. А также пожелтевшая от времени фотография Уинстона Черчилля, которую Рэй нашел в подвале.

– Мы с ним были вот так, – сказал Рэй, указывая на фотографию, а потом скрещивая пальцы. – Как братья.

Джимми, в последнее время получивший множество поводов для сосредоточенных размышлений, лишь кивнул. Он не просил шалаша на дереве и даже не думал просить, но неожиданно получил. Отцу потребовалось четыре недели, чтобы построить домик; он трудился по выходным и вечерами после работы. Все это время Джимми задавался вопросом, чем же таким занимается отец там, в ветвях магнолии. Он задавался вопросом, но не настолько живо, чтобы выйти и посмотреть.

Они стояли в шалаше. Рэй нагибал голову, поскольку был слишком высокого роста.

– Ну как, тебе нравится? – спросил он.

Джимми кивнул.

– Я имею в виду – на самом деле. Тебе на самом деле нравится?

Джимми снова кивнул, на сей раз чуть энергичнее. И все же отец казался разочарованным. Он определенно казался разочарованным, невесть почему.

– Ну и что ты скажешь? – спросил Рэй. – Тебе строят шалаш на дереве – и что ты говоришь?

Джимми задумался.

– Спасибо, – сказал Рэй. – Ты говоришь «спасибо».

– Спасибо, – сказал Джимми. – Большое спасибо.

В понедельник Рэй вернулся домой после работы и услышал музыку. Музыка неслась из кроны магнолии. Улыбнувшись, он стремительно вошел в дом и прошагал на кухню, где Дженни готовила ужин. Ликуя, он схватил ее за локоть.

– Ты видела? – спросил он. – Ты видела его там?

– В чем дело? – спросила она. – Что случилось?

– Ничего, – сказал он, отступая от нее. – Ничего ие случилось. Просто он сидит в шалаше на дерене. – Усилием воли Рэй воскресил радостное чув-сво, с которым входил в дом. – Ему нравится, – сказал он. – Мне кажется, ему нравится это.

– Ты напугал меня до смерти, – сказала Дженни.

– Ему нравится, – повторил он. – У него радио играет, и все такое прочее.

– Надеюсь, он не свалится оттуда, – сказала она.

– Он не свалится, – сказал Рэй. – Парни в этом возрасте – чистые мартышки. – Он рассмеялся. – Джимми – мартышка.

– Джеймс, – сказала Дженни.

– Что?

– Он хочет, чтобы теперь его называли Джеймсом, – сказала она. – Он говорит, что ему уже десять лет и он достаточно взрослый, чтобы зваться Джеймсом. Именно так он говорит.

– Во-первых, это я уже слышал, – сказал Рэй. На несколько мгновений он застыл на месте там, на кухне, и задумался. – Ему еще нет десяти, верно ведь? – спросил он. – Десять-то еще не стукнуло?

– Нет, – сказала Дженни. – Пока еще нет.

Сняв галстук и повесив его на дверную ручку, сняв пиджак и повесив его на плечики в стенном шкафу, Рэй отправился в ванную комнату, ополоснул лицо холодной водой и немного продышался. Потом он налил себе выпить и вышел наружу. Был прохладный июньский вечер. Звучала музыка. Он стоял у подножия дерева и смотрел на дом, который построил для своего сына. Он смотрел на него, пока не допил свой виски и не выбросил льдинку в заросли кустов за спиной.

– Эй там, наверху! – крикнул Рэй. – Есть там кто-нибудь?

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем последовал ответ.

– Привет! – сказал Джимми.

Потом радиоприемник увернули и наступила полная тишина.

– Папа? – сказал Джимми. – Это ты?

– Я, – сказал Рэй. – Я поднимаюсь.