Банкир, стр. 182

Палмер хотел отвезти ее домой на такси. Но было уже 6.30 утра, и поэтому он неохотно разрешил ей уйти из квартиры Бернса раньше него. После 15 минут превращения квартиры в «чистый дом» Палмер спустился на лифте в цокольный этаж и вышел через боковую дверь. Он поймал такси, поворачивавшее с автострады Ист Ривер, с сердитым шофером, который возил пассажира в Айдлуайлд, но обратно никого не нашел. Всю дорогу до своего дома с бетонноажурным фасадом Палмер выслушивал горькие жалобы шофера. Он подождал, пока машина не скрылась из виду, и пошел к дому. Улица была тиха, воздух очень морозный. Небо, хотя и со слабыми признаками восходящего солнца, висело плотным монолитным свинцовым листом.

Тот же сомнительный свет, почти такой же серый, как и небо, с которого он пробивался, уже просачивался в огромную пустую гостиную, когда Палмер вешал пальто, шляпу и шарф. Все вокруг него выглядело застывшим. Теплый натуральный дуб лестницы казался грязным в этом уродливом свете. На втором этаже Палмер на мгновение задержался, чтобы снять ботинки, и подумал, почему это жизнь всегда копирует комические картинки из журналов. Он снял верхнюю одежду в ванной рядом с главной спальней. Сначала он несерьезно отнесся к дикой мысли притвориться только что вставшим. Это было бы не слишком трудно, если Эдис еще спала. В сущности, все, что ему нужно сделать, — это привести постель в беспорядок, вернуться в ванную и пустить душ, который разбудил бы ее.

Он заглянул в спальню. Эдис вроде бы спала. Его постель была разобрана. Ступая на цыпочках босыми ногами, он подошел к ней, на ходу снимая нижнюю рубашку. Потом медленными осторожными движениями взъерошил подушку и простыни.

Вернувшись в ванную, он снял трусы и посмотрел на себя в зеркало в полный рост. Это была идея Эдис поставить здесь такое зеркало. Она была уверена, что оно сыграет большую роль, помогая им обоим следить за своим весом. Сейчас оно представило Палмеру ужасающую информацию: прямо под пупком у него был синеватобагровый укус. Он стал рассматривать его на более близком расстоянии и обнаружил, что по форме невозможно установить его происхождение. Кивнув почти глубокомысленно, он повернул ручку душа и установил ее на шкале посередине между горячим и холодным. Шум воды заполнил комнату. Он встал под душ и начал намыливаться.

Он уже кончил мыться, вытерся и надел банный халат, когда Эдис появилась в дверях — сонная, хмурая, с двумя вертикальными морщинками между почти невидимыми бровями.

— Доброе утро, — мягко сказал Палмер.

— Хм. Когда, во имя Христа, ты явился?

Он изучающе посмотрел в ее светло-карие глаза. Без косметики они казались маленькими, выцветшими. — Интересно, — ответил он вопросом на вопрос, — что случилось? Ты рано заснула?

Риторическая уклончивость сбила с толку невыспавшуюся Эдис.

— В час я еще не ложилась. И ты не приходил.

— Ты не могла не спать в два, — ответил на это Палмер, — ты спала мертвым сном.

Если Эдис и заметила, что он не ответил на ее первоначальный вопрос, то не подала виду. Вместо этого она подошла к умывальнику и протянула руку за зубной щеткой. Она начала чистить зубы, а Палмер, намочив кисточку для бритья, сделал в стаканчике пену. Слабый аромат лаванды, смешанный с мятным запахом пасты, медленно заполнил ванную комнату. Сильно нагретые стеклянные панели с вафельной поверхностью светились в стене слабо-оранжевым светом. Палмер намылил лицо и начал бриться. Время от времени он поглядывал на жену — не собирается ли она возобновить расспросы. Вдруг, сообразив, что довольно давно не видел ее в таком виде, он стал разглядывать ее. Когда они жили в отеле, в ванной комнате мог поместиться только один человек. С тех пор как они переехали в этот дом, она почему-то мылась каждое утро раньше него.

Мягкая пижама из эластика свисала с ее плеч, как блуза у беременной женщины. В падающем сверху мягком бело-розовом свете люминесцентных ламп ее зелено-голубой цвет казался темнее, чем на самом деле. Эдис подняла по возможности выше брючины пижамы. Ее узкие босые ноги и тонкие лодыжки выглядели жалкими и озябшими, несмотря на раскаленные нагревательные панели в стене. Наблюдая, как она, кончив чистить зубы, стала умывать лицо какой-то молочного цвета жидкостью из высокой синей бутылки, Палмер увидел, что от движений ее торса штаны начали медленно соскальзывать с бедер. Брючины складками ложились вокруг ног, пока не остались видны только пальцы.

— Ты худеешь? — спросил он. Она ничего не ответила, и он молча продолжал бриться.

Наконец:

— Я не заметила. — Она вытерла лицо и встала на весы. Рывком подтянув брюки пижамы, она долго смотрела на шкалу. — Нет, — объявила она. — А что?

— Наверное, это впечатление создает эластик.

— Это 12-й размер, — сказала она, возвращаясь к зеркалу.

— И что же?

— Ради длины, — объяснила она. — Талия всегда бывает слишком широка.

— А-а.

— Неполадки с пижамой происходят у меня вот уже двадцать лет или что-то в этом роде, — добавила она. — Очень интересно, что ты вдруг заметил.

— Не тявкай.

— Разве это тявканье? Мне кажется, это прозвучало ровно и разумно.

Еще какое-то время он брился молча, напрягая челюсть, так как заканчивал подбородок. Затем:

— Это прозвучало как тявканье.

— Почему?

Он сделал неопределенный жест бритвой:

— Просто прозвучало.

— Встал с левой ноги?

— Да нет.

— Плохой вечер?

— Не хуже любого другого, проведенного в обществе Бернса.

— Твой билль об отделениях? — спросила она.

— Не мой. Сберегательных банков. На периферии складывается не очень приятная обстановка.

— Это еще ничего, — сказала она, — по сравнению с тем, что происходит в центре.

— Что?

— В комнате такой величины трудно поверить, что ты не слышал.

— Я слышал. Просто не понял.

— Это означает, что положение вещей еще хуже в городе Нью-Йорке.

Он повернулся и посмотрел на нее:

— Каких вещей?

— Всех. — Она кончила красить лицо.

— Всех?

— Вудс, в этой комнате ужасно надоедливое эхо. — Она выглянула из ванной.