Банкир, стр. 122

Глава тридцать пятая

В квартире Мака Бернса, стоя у окна, выходящего на Ист Ривер, Палмер раздумывал над тем, что Бернсу нельзя доверять, в сущности, ни в чем и особенно нельзя верить ему, когда он говорит, что пробудет десять дней в Олбани.

Долгой тренировкой приученный проверять факты, Палмер сделал все, что мог, чтобы удостовериться в правильности указанного в записке Бернса десятидневного срока. Помог звонок в контору Бернса. Секретарша ждала его не раньше рождества, до которого было одиннадцать дней. Палмер позвонил также Калхэйну по какому-то незначительному поводу и смог выяснить, что политический деятель не ждет Бернса в Нью-Йорке в течение по меньшей мере десяти дней.

Стоя теперь у окна в гостиной Бернса, наблюдая, как лучи автомобильных фар расплываются вдоль Ист Ривер-драйв сплошным желто-белым потоком на фоке черноты невидимой реки. Палмер размышлял, почему он так легко смог отогнать от себя мысль о возможном предательстве Бернса. Не то чтобы он не принимал в расчет эту мысль, а просто Палмер смог едва заметным усилием отодвинуть ее в своем мозгу на задний план.

В самом деле, думал сейчас Палмер, все, что он делал или собирался делать, кажется, не слишком волнует его. И это не потому, признавался он себе, что владевшее им желание лишало все остальное какого-либо значения. Нет. Перспектива предстоящего вечера не заполняла его напряжением, способным задушить все другие чувства. Короче говоря, как выразилась бы Джерри, он, видимо, очень хладнокровно относился к своей новой роли.

Три легких стука в дверь.

Палмер подошел к двери и приоткрыл ее на несколько сантиметров. Из коридора ему улыбалась Вирджиния Клэри. Он открыл дверь, впустил ее, закрыл дверь и запер. Потом повернулся и посмотрел на нее. Она стояла в полутьме, глаза блестели, на ее высоких скулах — слабый румянец, губы все еще в приветственной улыбке. Палмер знал, что у него на лице была такая же широкая, глуповатая, радостная ухмылка.

— Я бежала, — сказала она.

— Не надо было.

— Надо было. Я даже не покрасила губы.

— Помада почти вся съедена.

— Как всегда к концу дня, — сказала она.

— Выпьем что-нибудь?

— Немедленно. — Она пошла в гостиную. Палмер направился к бару, она остановила его и указала на длинную софу. Он сел и стал смотреть, как она готовит коктейли.

— В ведерке лед, — пробормотала она, — некоторые мужчины думают обо всем.

— Мой отец называл это умением все предусмотреть.

Она принесла стаканы к софе и села около него. Они чокнулись. Комната была освещена маленькой лампой на дальней стене у окна. Идея Палмера: достаточно света для них двоих, недостаточно для любого наблюдающего за окнами с противоположной стороны улицы. Кроме того, само расположение лампы делало наблюдение почти невозможным. Она освещала полупрозрачные шторы, образовывая световой щит между внешним наблюдателем и людьми в комнате.

Хладнокровное рассуждение, отметил он. Откуда такое хладнокровие?

— А как, — спросила Вирджиния, — твой отец назвал бы это?

— Идиотством.

Она кивнула:

— Я присоединяюсь к нему.

— Тогда давай выпьем и уйдем. Я совсем не уверен, что Мак действительно в Олбани.

— Я уверена.

— Почему?

— Я звонила ему в Олбани, как раз перед уходом с работы, — сказала она. — Поскольку у меня была вполне объяснимая причина попытаться встретиться с ним завтра. Он ответил, что вернется только через десять дней. Q.E.D. [Что и требовалось доказать (лат.)]

— Почему ты проверила его?

— Это казалось разумным.

— Волнуешься?

Она серьезно кивнула:

— Перепугана до смерти. У меня очень много причин для беспокойства. Я одинока. У меня деньги в банке. Я могла бы получить работу в газете в любое время, если бы мне понадобилось.

Он улыбнулся:

— В каком банке ты держишь свои деньги?

— Секрет. — Она отпила немного из своего стакана. — У тебя много денег, Вудс?

— А что?

— Достаточно, чтобы выстоять большой грязный скандал?

— Да.

— Тогда нам обоим не о чем беспокоиться. — Она снова легонько чокнулась с ним. — Но и в следующий раз я все равно буду проверять дважды. — Отпила виски и поставила стакан на массивное стекло коктейльного столика.

— Сегодня днем со мной приключилась на редкость смешная история. Некий мужчина остановился у моего рабочего стола. Пока мы с ним что-то обсуждали, он показал мне листок ватмана с прикрепленным к нему ключом. В ходе беседы он ни словом не обмолвился ни о ключе, ни о бумажке, я также. Ты думаешь, он пытался что-то сообщить?

— Не думая, я сказал бы да.

— У тебя есть какая-нибудь идея, что он имел в виду?

— Ничего хорошего.

— И если уже это было смешно, — продолжала Вирджиния, — то после я совершила уже совсем невероятный поступок. Я позвонила человеку, приглашавшему меня пообедать с ним вечером, и сказала, что плохо себя чувствую.

— Ты не должна была этого делать. Я говорю серьезно.

— Я знаю, что ты серьезно.

— В следующий раз так не делай.

— Почему?

— Это… это несправедливо по отношению к нему. Кем бы он ни был.

— Он меня не интересует, — сказала она. — Я пытаюсь решить относительно себя самой.

— Я думал, ты решила. Мне кажется, ты признала, что это идиотство.

— Да. — Она выпрямилась и посмотрела на него более пристально.

— И мне кажется, я предложил выпить и разойтись.

— Я не обратила внимания на это предложение.

— Оно все еще в силе.

Вирджиния взяла его руку, и он почувствовал теплоту ее тонких пальцев.

— Давай не говорить об этом, — попросила она. — Давай вообще помолчим. Немного. — Она повернула его руку, взглянула на ладонь, поднесла ее к губам и поцеловала.

Он обнял ее, когда она, медленно наклоняясь, легла к нему на колени. Поцеловал ее в щеку, потом в губы и почувствовал, как они приоткрылись под его губами. Она сказала что-то непонятное: слово утонуло у него во рту. Ее рука неожиданно напряглась, и Вирджиния прижала его рот к своему с такой силой, что поранила ему губу. Спустя момент она расслабила руку. Их губы разделились.

— Не говори ничего, — выдохнула она.