Заложники обмана, стр. 62

– Вы понимаете, о чем вы спрашиваете меня?

Витторио не ответил.

Муха с жужжанием летала по комнате, и старик с беспомощным выражением следил за ней глазами. С каждой секундой он выглядел все более дряблым и опущенным. Но вот что-то произошло у него внутри, и Джьянни увидел, как человек восстанавливает себя усилием воли.

– Я ваш должник, – сказал старик. – Но то, что вы делаете, равносильно тому, чтобы я приставил к своей голове заряженный пистолет и спустил курок.

– Никто не видел, как мы входили сюда. И не увидит, как мы уйдем. И никто никогда не узнает, кто нам сказал.

– До тех пор, пока они не заполучат одного из вас живым. Тогда они это узнают достаточно быстро.

– Это не входит в наши планы.

– Человек предполагает, а Бог располагает, – возразил старик.

Витторио посмотрел на него долгим и твердым взглядом. Джьянни показалось, что целую минуту не было ни звука ни в комнате, ни в доме, ни во всем городе Неаполе.

– Вы приводите меня в замешательство, – произнес наконец Витторио.

Старик потянулся за своим вином. Но когда он поднял стакан, рука его так дрожала, что он вынужден был поставить вино обратно на столик.

– Но еще хуже то, – продолжал Витторио, – что вы позорите себя, и это не идет такому хорошему человеку.

Старик хотел проглотить слюну, но во рту у него явно пересохло.

– Сколько вам лет? – спросил Витторио.

– Мне семьдесят девять, – с удивленным выражением ответил старик.

– Моему сыну восемь.

– И это делает его жизнь более ценной, чем моя? Вы полагаете, что мой преклонный возраст – основание выбросить меня из жизни, как мусор?

Им всем было ясно, что Батталья произнес неверные слова. Они лежали в комнате, как большая дохлая крыса, отравляющая воздух, которым дышали трое мужчин.

– Я сожалею, – произнес Витторио с усталым жестом. – Приношу свои извинения. Я просто доведен до отчаяния, оно делает меня глупым и жестоким. Я вовсе не это имел в виду.

– Нет, именно это, – сказал хозяин. – Вы просто были честны. И кто мог бы осудить вас? Вы любите вашего сына и были бы счастливы продать десять таких старых пердунов, как я, чтобы спасти его. – Он вздохнул. – Такова одна из особенностей старости. Вместо того, чтобы делать вас умней, она превращает вас в трусов. Это род безумия. Чем меньше вам остается терять, тем больше вы боитесь потерь. И вы правы – я себя опозорил. Всего несколько лет назад я ни в коем случае не повел бы себя так недостойно. – Он склонил голову в коротком поклоне. – Это я должен извиниться перед вами.

На этот раз он смог выпить свое вино. Джьянни смотрел на его руку. Это была рука старого человека с высохшей, покрытой пятнами кожей, видна каждая косточка. Но теперь она казалась сильной.

– Босс, которого вы ищете, человек, пославший этих четверых, – Дон Пьетро Равенелли. Он живет в большом доме в десяти километрах на запад от Палермо, в стороне от прибрежной дороги на Пунта-Раизи. Я желаю счастья вам и вашему мальчику. Я рад, что мне семьдесят девять, а не восемь. Кому хотелось бы пройти сквозь все это еще раз?

Они снова были в машине и уезжали прочь от Неаполя.

– Я теперь уже не тот, что был раньше, – без выражения произнес Батталья. – Надеюсь, нам не придется расплачиваться за это.

– О чем это ты? – удивленно посмотрел на него Джьянни.

– Если бы я был умнее, то прострелил бы ему голову перед тем, как уйти.

– Зачем? Он сообщил тебе то, что ты хотел.

– Да-а. Но имеется более чем вероятная возможность, что он позвонит Равенелли, чтобы прикрыть свою задницу.

Глава 45

Генри Дарнинг пробудился при мягком свете утренней зари, посмотрел на лицо спящей Мэри Янг и улыбнулся. Значит, это не было еще одним несбыточным, невероятно эротическим сном.

Она спит, подумал он, с тем невинным выражением на лице, какое бывает только у юных, чистых и мертвых.

Здесь, в моей постели.

Рядом с ним на столике зазвонил телефон, ударив по нервам, и без того взбудораженным. Никто и никогда не позвонит в шесть утра, чтобы сообщить нечто приятное. Потом он вспомнил, что в Италии сейчас на шесть часов позже, и поднял трубку.

– Хэнк! – Это голос Брайана Уэйна.

– Что случилось?

– Включи телевизор. И побыстрее. Через минуту будет выступать Нил Хинки.

Дарнинг почувствовал, что Мэри Янг, просыпаясь, шевельнулась рядом с ним.

– Что это еще за чертов Нил Хинки?

– Сын Джона Хинки. Он, очевидно, действует по указаниям отца. Мне не нравится, чем все это пахнет, Хэнк. Я позвоню тебе, когда кончится передача.

Директор ФБР повесил трубку.

Дарнинг нажал кнопку дистанционного управления телевизором в спальне. Потом поцеловал Мэри в щеку.

– Доброе утро, – произнес он. – Вы даже спите красиво. А это одно из самых трудных дел.

Ожил экран встроенного в стенку телевизора, и Дарнинг увидел худого, нервического молодого человека рядом с комментатором Си-эн-эн.

– Вы всегда начинаете свой день с “ящика”? – спросила Мэри Янг.

– Нет. Я его терпеть не могу. Но сейчас передадут то, что я должен увидеть.

Министр юстиции включил звук, так как интервью уже началось. Впрочем, скоро выяснилось, что это не обычное интервью по форме “вопрос-ответ”, а сообщение важной новости по заранее подготовленному тексту.

Комментатор только и сделал, что представил гостя передачи Нила Хинки, сына и коллегу известного всей стране адвоката Джона Хинки. Он должен сделать весьма важное заявление с далеко идущими последствиями.

Еще ничего не услышав, кроме этих слов комментатора, Дарнинг уже понял, как скверно все оборачивается. А поняв, принял как данность. Собственно говоря, что он еще мог в данный момент?

Хинки заговорил юношеским голосом, высоким от накала чувств. Он присутствует сегодня утром в студии и обращается к миллионам телезрителей, потому что его отец и женщина, которая была не только его клиенткой, но и близким другом, исчезли примерно три дня назад и, как можно предположить, уже мертвы.

Голос молодого человека сорвался на слове “мертвы”; ему понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.

Заговорив снова, он объяснил, что отец оставил ему инструкции, как поступать в том случае, если с ним самим что-то произойдет. Теперь он просто следует этим инструкциям. Выступая сегодня утром по национальному телевидению, он надеется сделать общеизвестными факты по делу, прежде чем эти факты будут похоронены теми порочными силовыми структурами, которые погубили отца и его клиентку.

После этого Хинки обратился к деталям.

Загадочное исчезновение пяти агентов ФБР, обнаружение трех трупов, безуспешные попытки миссис Бикман узнать, что произошло с ее мужем, стена, которой отгородилось ФБР, – все это укладывалось камень за камнем, пока в конце концов не была возведена стена их собственного обвинительного акта. А когда выяснилось, что все пропавшие агенты получили предписание выполнить личное задание директора ФБР, стало невозможно отрицать, что все это крепко пахнет гнилью.

Дарнинг взглянул на Мэри Янг и обнаружил, что она наблюдает за его лицом. Глаза их встретились, задержались, и обоим внезапно показалось, что им мало что неизвестно друг о друге.

Хинки все продолжал свой перечень беззаконий, но они уже не слушали его.

– Мне кажется, что эта история оборачивается слегка неприятно для вас, верно? – сказала Мэри.

Дарнинг взял ее за руку и почти физически ощутил, как перетекает в него ее безмятежная ясность. Но скольких же из трех агентов, посланных допросить ее, она прикончила собственноручно? Не имеет значения. Если бы не она их убила, то они убили бы ее. Больше всего ему было по сердцу, что она не выказывала никаких явных признаков радости по поводу того, что обстоятельства обернулись против него. Скорее даже она сделалась как-то теплее и мягче. Господи, да уже одно это – великое благо. Несмотря на ее заряженный пистолет.