Бирюзовая маска, стр. 62

— Итак, ты надеялась получить мое наследство, Аманда? А сейчас ты хочешь получить Гэвина. Знаешь ли ты, что ты этого не получишь? Тебе некуда бежать. Это будет похуже плети, Аманда. И если я так решила, ты никогда не выйдешь из этого маленького домика, куда когда-то приходила и твоя мать. Пройдут годы, пока тебя найдут. А когда найдут, ты будешь похожа на донью Себастьяну в повозке смерти.

Нельзя стоять и дожидаться, когда она подойдет и ударит: я должна опередить ее — и бежать. Рванувшись к двери, я распахнула ее одним рывком и выскочила на крыльцо — прямо в руки к Гэвину Бранду.

XVII

Гэвин обнял меня, и на секунду я прижалась к нему с чувством бесконечного облегчения. В комнате никто не двигался, и когда у меня, наконец, перестали дрожать ноги, я обернулась и посмотрела на Элеанору.

Она держала в одной руке отколотую раму и смеялась:

— О Аманда! Я тебя сильно напугала, да? Ты так тихонько сидела, что я не удержалась. Гэвин, откуда, черт возьми, ты взялся?

Он ответил ей холодно:

— Хуан видел, как вы с Амандой сели в автомобиль и рванули с места на полной скорости, и забеспокоился. Когда Аманда крикнула, что вы едете в Мадрид, он велел Кларите позвонить мне и сказать, чтобы я ехал за вами.

Элеанора резко отбросила в сторону доску. Я легко представила ее с плетью в руке.

— Прошу тебя, уйдем, — сказала я Гэвину.

Он обнял меня за плечи, и мы пошли прочь от маленького домика, населенного привидениями, оставив Элеанору. Она теперь больше, чем когда-либо, была моим врагом, и я ничего не могла изменить. В машине я откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. Я чувствовала, что он сердит на Элеанору, по тому, как крепко он стиснул руль и как резко свернул на шоссе. Но он сердился и на меня тоже.

— Почему ты ехала с ней? Почему ты ей доверилась?

— Она сказала, что покажет мне что-то, касающееся моей матери, — сказала я ему. — И она показала. А ты знал о существовании этого дома? Ты знал, что моя мать встречалась здесь с Керком?

— Нет. Кларита просто сказала мне, где вас искать. Но какую пользу принесло тебе то, что ты узнала?

Я все еще держала в руках желтый кружевной чепчик, и показала его Гэвину.

— Может, это моя доля сумасшествия, унаследованного от Кордова, но я хочу собрать все, что можно узнать о своей матери.

Я свернула чепчик и положила его в сумку. Но что бы я ни узнавала, все только порождало новые вопросы, по-прежнему безответные. Я даже не была уверена, что Элеанора на самом деле хотела выполнить свои угрозы. Или она только искала выход своей злости и пугала меня?

— Дверь так и остается закрытой, — печально сказала я.

Гэвин не ответил, и я знала, что она закрыта и для него, а клин между нами становится все шире. Он был бы счастлив со мной, только если бы я уехала.

Когда мы подъезжали к Санта-Фе, я вспомнила о ключах у себя в кармане. Нужно было навестить коллекцию картин до того, как Кларита или Хуан узнают о моем возвращении домой, и теперь со мной пойдет Гэвин.

Мы въехали в город в полном молчании, нам нечего было сказать друг другу. Когда мы достигли дороги на каньон, я попросила его пойти со мной в хранилище и объяснила, что в картине меня беспокоит. Он припарковал машину, и мы вошли в патио через гараж. Если кто-нибудь и видел нас, никто не окликнул.

Когда мы подошли к дому с остроконечной крышей, я отдала Гэвину ключи и он открыл дверь. Мы вошли в темноту помещения и несколько секунд постояли, прислушиваясь. Нигде ничего не было слышно, ни внутри, ни снаружи. Он повел меня в полутьме к алькову в задней части комнаты и включил лампу над Веласкесом. В то же мгновение картину залил поток света.

Донья Инес смотрела на нас с картины своими странными, сумасшедшими глазами, которые теперь казались похожими на глаза Элеаноры, когда она грозила мне в городе призраков. Однако меня интересовала не карлица, а собака. Животное лежало у ее ног, серебристо-серое, с вытянутыми вперед передними лапами и поднятыми торчком ушами.

— Посмотри на собаку! — закричала я Гэвину. — Веласкес не нарисовал бы собаку так неумело.

Теперь, когда я внимательно рассматривала картину, не принимая на веру то, что слышала о ней, я стала замечать и другие детали.

Крошечная рука карлицы, которую она положила себе на грудь, лицо, — все было не совсем таким, как надо. Сам мазок — то, что невозможно подделать, — был другим.

— Да, эту картину писал не Веласкес, — согласился Гэвин.

— Нужно сказать об этом Хуану!

Я выключила свет. Заперев дверь, мы вместе пошли в дом.

Мы нашли дедушку в кабинете, и, когда ворвались туда, он пригвоздил меня к месту холодным взглядом.

— Это ты взяла мои ключи, Аманда?

Я положила их на стол перед ним, но когда Гэвин хотел заговорить, я остановила его прикосновением руки.

— Когда вы занимались живописью, — спросила я Хуана, — вы когда-нибудь пытались копировать старых мастеров?

— Да, конечно. Я ходил в музеи в разных странах и сделал много копий. Это хороший способ научиться живописи. Когда я приобрел Веласкеса, я сделал копию и с него тоже. Хотя собака у меня не получилась — всегда плохо рисовал животных.

Мы с Гэвином переглянулись. Кларита услышала наши голоса и поднялась в кабинет.

— Веласкеса в коллекции нет, — сказал Гэвин. — Картина, которая висит на его месте, — это, наверное, та, которую вы написали много лет тому назад.

Старик не пошевелился и ничего не сказал. Он застыл в своем кресле, глядя Гэвину прямо в глаза. Кларита издала тихий стон и упала на стул, хотя мне показалось, что она в то же время внимательно наблюдает за отцом.

— Теперь, я считаю, нужно вызвать полицию, — сказала я Гэвину.

Он отрицательно покачал головой.

— Поднимется невероятный шум и скандал. Если картину найдут, ее могут у нас забрать.

— Это правда, — холодно сказал Хуан. — Я этого не потерплю. Пока я жив, она моя. Что случится после моей смерти, меня не интересует.

— Тогда как вы ее найдете? — спросила я.

— Я ее найду. Где Элеанора?

— Мы оставили ее в Мадриде, — сказал Гэвин. — Я прибыл туда как раз вовремя, чтобы помешать ей мучить Аманду.

Хуан посмотрел на меня.

— Поэтому я и послал за тобой Гэвина. Я не хотел, чтобы она поддалась настроению и сделала что-нибудь такое, что ей может навредить.

— Она могла навредить мне, — сухо сказала я.

— Тогда зачем ты с ней поехала?

Кларита начала что-то говорить, как будто хотела помешать мне ответить, но я не стала ничего скрывать.

— Элеанора хотела показать мне кое-что. Вы знаете, что дом, где когда-то встречались моя мать и Керк, все еще цел, и что в нем есть обставленная мебелью комната?

— О чем ты говоришь? — яростный, мрачный взгляд Хуана леденил меня, требуя от меня всей правды, но тут вмешалась Кларита.

— Пожалуйста, пожалуйста, ничего страшного не случилось. Я могу все объяснить.

Хуан обратил мрачный взгляд на свою старшую дочь.

— Тебе уже многое пришлось сегодня объяснять. Ты помнишь, что я сказал Кэти? Ты помнишь, что я приказал снести этот дом и уничтожить все, что в нем было?

Кларита наклонила голову, но прежде чем она это сделала, я уловила выражение злобы на ее лице, обращенном к Хуану, и поняла, что если Хуан и должен бояться врагов, то таким врагом была Кларита. Однако ответила она достаточно покорно.

— Да, я помню. Но мама не захотела этого делать. Все остальные вещи Доро были уничтожены или унесены из нашего дома. Осталась только эта хижина, и мама хотела ее сохранить. Хотя Доро никогда не ходила туда после того, как Керк уехал из Санта-Фе.

— Значит, дом нужно снести сейчас, — сказал Хуан. — Я не позволю оставить его.

Я вмешалась.

— Но, тетя Кларита, Доро должна была посещать этот дом некоторое время спустя после того, как Керк уехал. Из-за вот этого.

Я открыла сумку и, достав оттуда желтый кружевной чепчик, положила его на стол перед Хуаном. Он бесстрастно посмотрел на чепчик, а Кларита шумно вздохнула, и тут произошло нечто удивительное. Она встала со стула и сразу преобразилась, как будто покинув свое прежнее тело и прежнюю душу. В удивлении и смятении я увидела перед собой женщину, которую я на очень короткое время ощутила однажды за обеденным столом, женщину, в платье из бордового бархата, державшуюся с высокомерной уверенностью Кордова. Даже в своем обычном черном платье она, казалось, выросла у меня на глазах, и так же выросло ощущение легкой угрозы, исходившей от нее.