Семена времени (сборник), стр. 17
— Нет! — вскричал я в восторге.
— Что значит «нет»? Будет. И я в тревоге. Никогда не слышала, чтобы с путешественниками во времени такое случалось. Дядя Доналд пришел бы в ужас, если бы знал.
— К черту дядю Доналда! — сказал я. — И к черту хроноклазмы! Мы отпразднуем это событие, дорогая.
Недели промелькнули быстро. Мои патенты были условно приняты. Я вплотную занялся теорией искривления луча и использования его для связи.
Все шло прекрасно. Мы строили планы: как назовем ребенка — Доналдом или Александрой; мы представляли, как скоро начнут поступать гонорары и можно будет попытаться купить Бэгфорд-хаус, как забавно будет впервые услышать обращение: «леди Лэттери», и толковали на прочие такие темы…
А потом пришел тот декабрьский вечер, когда я вернулся из Лондона после деловой встречи с одним промышленником, а она исчезла…
Ни записки, ни слова прощания. Только распахнутая дверь и перевернутый стол в столовой…
О Тавия, дорогая моя…
Я начал эти записки, потому что до сих пор испытываю чувство неловкости: этично ли числиться изобретателем того, что ты не изобретал? И мои записки должны были восстановить истину. Но теперь, дописав до конца, я сознаю, что такое «восстановление истины» ни к чему хорошему не привело бы. Могу себе представить, какой поднялся бы переполох, вздумай я выдвинуть свое объяснение для отказа от возведения во дворянство, и, пожалуй, не стану этого делать. В конце концов, когда я перебираю все известные мне случаи «счастливых озарений», я начинаю подозревать, что некоторые изобретатели таким же способом стяжали славу, и я буду не первым.
Я никогда не строил из себя знатока тонких и сложных взаимодействий прошлого и настоящего, но сейчас убежден, что один поступок с моей стороны совершенно необходим: не потому, что я опасаюсь вызвать какой-то вселенский хроноклазм, но просто из страха, что, если бы я пренебрег этим, со мной самим всей описанной истории никогда не случилось бы. Итак, я должен написать письмо.
Сначала адрес на конверте:
МОЕЙ ПРАПРАВНУЧАТОЙ ПЛЕМЯННИЦЕ, МИСС ОКТАВИИ ЛЭТТЕРИ (Вскрыть в 21-й день ее рождения, 6 июня 2136.)
Затем само письмо. Написать дату. Подчеркнуть ее.
«МОЯ ДОРОГАЯ, ДАЛЕКАЯ, МИЛАЯ ТАВИЯ, О МОЯ ДОРОГАЯ…»
Выживание
Пока космодромный автобус не спеша катил около мили по открытому полю, которое отделяло привокзальные строения от грузовых подъемников, мисс Фелтон внимательно смотрела поверх ровного ряда плеч вперед. Корабль возвышался над равниной словно огромный серебряный шпиль. На его носу она увидела яркий голубой свет, говоривший о том, что все готово к старту. На огромных хвостовых стабилизаторах и вокруг них суетились крошечные механизмы и точечки людей, завершавших последние приготовления. В этот момент мисс Фелтон глядела на открывающуюся перед ней картину с непередаваемым отвращением и горькой, безнадежной ненавистью.
Наконец ее взгляд оторвался от бесконечности и сосредоточился на затылке зятя, стоящего в ярде перед ней.
Его она тоже ненавидела. Она обернулась, бросив быстрый взгляд на лицо своей дочери, сидевшей сзади. Алиса казалась бледной, ее губы — крепко сжаты, а глаза смотрели прямо перед собой.
Мисс Фелтон поколебалась. Ее взгляд вернулся к кораблю. Она решилась на последний шаг. Под шум автобуса она проговорила: — Алиса, дорогая, еще не поздно, даже сейчас, ты понимаешь. Девушка на нее даже не взглянула. Она сделала вид, что ничего не слышала, только еще крепче сжала губы. Правда потом они разжались.
— Мама, прошу тебя! — сказала она. Но раз начав, мисс Фелтон уже не унималась. — Это для твоего же блага, дорогая. Все, что тебе нужно — это переменить решение. Девушка демонстративно промолчала. — Никто не станет тебя винить, — упорствовала мисс Фелтон. — Они и не подумают о тебе ничего плохого. Ведь каждый знает, что Марс не место…
— Мама, пожалуйста, перестань, — оборвала дочь. Резкость ее тона на миг выбила мисс Фелтон из колеи. Та заколебалась. Но лишь на секунду, не упустив случая ответить по достоинству.
— Ты не приспособлена к той жизни, что тебя ожидает, дорогая.
Совершенно примитивной. Не достойной ни одной женщины вообще. К тому же, милая, это была бы разлука с Дэвидом всего-то на пять лет. Я уверена, что если бы он по-настоящему любил тебя, то посчитал бы, что тебе здесь спокойнее и безопаснее…
— Сколько можно твердить об одном и том же, мама, — оборвала девушка.
— Говорю тебе, я не ребенок. Я все обдумала и решила. Сама.
Мисс Фелтон несколько минут сидела молча. Автобус вырулил на открытое поле и теперь казалось, что космический корабль вздымается до самого неба.
— Когда у тебя будет ребенок, — пробормотала она, как бы самой себе, — тогда еще вспомнишь мои слова, поймешь, каково…
— По-моему, тебя вообще вряд ли кто поймет, — ответила Алиса. — Во всяком случае, это чересчур сложно. Мне и без того тяжко, а ты…
— Дорогая, я же люблю тебя. Я тебя родила. Я тебя воспитала, и знаю тебя лучше, чем кто-бы там ни был. Я знаю, что эта жизнь не для тебя. Будь ты сильной, стойкой, мужественной девушкой, тогда ладно, быть может… но ты не такая, милая. Сама же знаешь, совершенно не такая.
— По-моему, ты знаешь меня не так хорошо, как тебе кажется, мама.
Мисс Фелтон покачала головой. Она уставилась ненавидящими от ревности глазами в затылок своего зятя.
— Он похитил тебя у меня, — проговорила она уныло.
— Неправда, мама. Но даже если и так, ведь я больше не ребенок. Я взрослая женщина и у меня есть собственная жизнь.
— Бог тебе судья, я бы пошла… — как бы размышляя сказала мисс Фелтон, — но теперь это ни к чему, понимаешь. Одно дело, когда имеют в виду племена древних кочевников, и совсем другое в наши дни — когда речь заходит о женах солдат, моряков, летчиков, космонавтов…
— Как ты не понимаешь, мама. Это совсем другое. Я уже по-настоящему взрослая и должна…
Автобус подрулил к остановке, маленький и игрушечный, на фоне корабля, который казался чересчур большим, чтобы подняться в небо.
Пассажиры выбрались наружу и встали кучкой, озираясь, около сверкающего борта. Мистер Фелтон обнял дочь. Алиса прижалась к нему со слезами на глазах.
— До свидания, моя дорогая, — пробормотал он дрожащим голосом. — Счастливого пути.
Он отпустил ее и пожал руку зятю.
— Береги ее, Дэвид. Ведь она…
— Я знаю. Постараюсь. Не беспокойтесь.
Мисс Фелтон крепко поцеловала дочь и заставила себя протянуть зятю руку.
— Просим всех пассажиров подняться на борт! — сказал голос из подъемника.
Двери подъемника закрылись. М-р Фелтон старался не встречаться с женой взглядом. Он взял ее за талию и молча повел к автобусу.
Вернувшись вместе с дюжиной других машин под защиту стен космопорта, мисс Фелтон поочередно промокнула глаза кончиком носового платочка и бросила быстрый взгляд на громадный, безмолвный и одинокий остов корабля.
Ее рука коснулась руки мужа.
— Я все еще до сих пор не верю, — сказала она. — Это так на нее не похоже. Думал ли ты когда-нибудь, что наша маленькая Алиса?… ОХ, зачем только она вышла за него замуж?… — Ее слова перешли в рыдания.
Не говоря ни слова, муж сжал ее пальцы.
— Ничего удивительного, если бы это произошло с другими девушками, продолжала она. — Но Алиса всегда была тихой, застенчивой, я даже беспокоилась из-за ее скромности. Я боялась, что она может стать каким-нибудь синим чулком, робкой и угрюмой занудой. Помнишь, как остальные дети звали ее Мышкой?
И вот! Пять лет в этом чудовищном космосе. Ой, она не выдержит, Генри. Я знаю, что она не сможет, у нее не тот характер. Почему ты не вмешался, Генри? Она бы тебя послушала. Ты мог бы их остановить.
Муж вздохнул.
— Всегда так бывало: одни дают советы, Мэриам, хотя вряд ли в них кто нуждается, а другие пренебрегают ими, стараясь жить собственной жизнью.
Алиса теперь взрослая женщина со своими собственными взглядами на жизнь и правами. Да кто я такой, чтобы решать за нее, что лучше, а что хуже?