Прощание славянки, стр. 72

Я никогда не стала бы состязаться с достойными людьми, которые много сделали для страны: с Егором Гайдаром, с Константином Боровым, с Сергеем Ковалевым, с Глебом Якуниным, с Галиной Старовойтовой. Но у меня в округе были кандидаты, которые мизинца не укололи за эту страну, за ее свободу. Тельман Гдлян, например, лично объяснявший избирателям, что для таких экстремистов, как я, нет места в Госдуме. Он раздавал визитки с обещанием оказывать бесплатную юридическую помощь до 2001 года… То есть нес яйца. А я не обещала ничего, кроме борьбы с коммунистами и фашистами, кроме сохранения чести страны, кроме помощи бедным чеченцам… Всем стало ясно, что я отказываюсь нести яйца из принципа. Юлий Нисневич шел от «Выбора России». Что ж, в мирное время он прекрасный депутат. Но время еще не мирное.

Я не учла одного: что место в Госдуме — это не только право защитить честь страны и с чем-то бороться, это еще и теплое и сытное место. Я хотела отдавать; а соискатели шли брать. В результате был избран популист Гдлян, голосующий с левыми. У Нисневича оказалось второе место. Дальше был «яблочник». Потом — представитель блока Панфиловой из МВД(!). Коммунист, лужковец из НДР. У меня оказалось 7 место. 11 тысяч человек с хвостиком. В других округах Москвы было бы то же самое: демократы не способны уступить другому даже во имя общего блага, а большинство требует от депутата мяса, шерсти и молока… Я больше никогда не буду баллотироваться. Я живу для этих 11 тысяч человек — по московским и петербургским округам, для задушенной горсточки демократов в провинции, для угнетенных национальных меньшинств, которые дают мне продукты на рынке даром (уж они-то все голосовали за меня), для 4 процентов гайдаровского электората, для тех, кто отдал свой голос Боровому. Для своих.

Мой кубок за здравье немногих,
Немногих, но верных друзей,
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней…

В стране создана протобуржуазная среда («новые русские», банки, парвеню, журналисты, клубы, «челноки», торговцы, фермеры). Надо выращивать ее, как рассаду в ящике на окне. И никогда не быть на стороне левых. Нам не повезло: в своих экономических чаяниях дээсовцы — правые консерваторы, правее ДВР и ПЭС. Но в наших политических воззрениях (угнетенные народы и их права) мы — почти анархисты, потому что больше никто в Европе не готов признать право на самоопределение. Россия возвращается, как Иов, на свое гноище: к традиционализму черносотенцев и охотнорядцев, к Столыпину, а не к Джефферсону; к Манифесту 17 октября, а не к американской конституции. Мы были правыми в XIX веке (за исключением эсеров, анархистов, меньшевиков, большевиков), но мы не были вполне европейцами. А нам надо успеть и туда и сюда: поддержать доброго конституционного монарха Ельцина — и его же назвать военным преступником за Чечню; запретить себе эмиграцию из России — и одновременно проповедовать атлантизм; все отдать во имя чужой прибыли; лечь ковриком под чужие «мерседесы».

Я живу для того, чтобы все, кто работал и работает в КГБ (ФСБ), все, кто был членом КПСС и стал членом РКП или КПРФ, не знали покоя. Моя роль — это быть тенью отца Гамлета. Я буду появляться днем и ночью и напоминать тем, кто захочет меня услышать, кого убили Клавдии, взявшие за себя наших Гертруд. Только в отличие от тихой тени я буду кричать и требовать мести, как Электра, пока не придут Оресты.

В отличие от интеллигентного героя Сэлинджера я никого не хочу ловить над пропастью. Наоборот. Мы живем во лжи над пропастью правды, боясь в нее заглянуть. Я хочу бросать людей в пропасть правды, потому что разобьются на ее дне только слабые. У сильных вырастут крылья, они научатся летать. Они познают истину, и истина сделает их свободными. Свобода там, в пропасти правды. Чтобы полететь, надо броситься. Этот головокружительный полет — плата за освобождение от лжи. Мне никогда не скажут спасибо. Моя помощь народу выразится в том, что я извлеку его, отбивающегося, из зарослей лжи и швырну с обрыва в сияющую бездну правды. Пусть летит, авось по дороге войдет во вкус. Каждый правозащитник должен запомнить: народ имеет право на горькую правду. Народ не имеет права на утешительную сладкую ложь.

Валерия Новодворская

Публикации в газете «Новый взгляд»

Не отдадим наше право налево!

Несть числа утратам человечества. Вера, надежда, любовь и невинность утрачены на тернистых путях НТР. Но вклад России в мировые процессы всегда был несоизмерим с количеством ее пристойных дорог, компьютеров и джентльменов. За последние 7 лет человечество утратило с нашей помощью такой золотой эталон, как фундаментальный критерий «прав человека». Оказалось, что человек далеко не универсален и что права — не ваучер, их нельзя раздавать всем поголовно. Я лично никогда и тешила себя такой погремушкой. Я взрослый человек. Я всегда знала, что приличные люди должны иметь права, а неприличные (вроде Крючкова, Хомейни или Ким Ир Сена) — не должны. Право — понятие элитарное. Так что или ты тварь дрожащая, или ты право имеешь. Одно из двух.

Вон в Алжире мусульманские фанатики законно пришли к власти. Бывают такие задушевные минуты у избирателей, когда хочется отрастить хвост и влезть обратно на дерево. Имеют они на это право? Боюсь, что нет. Право на хвост в Алжире было оспорено с военных позиций армией, оказавшейся почему-то более европеизированной, чем гражданская часть страны. Какой скандал! Военный переворот! Нарушение всех демократических норм! Однако я холодна, как кока-кола из «Макдоналдса», и на митинги протеста меня не приглашайте. Потому что мне начхать на права мусульманских фанатиков. Невзоров, умница, первый додумался до корня проблемы. Есть «наши» — и есть «не наши». И каждый по части прав человека стоит за своих. Большего и требовать нельзя.

Невзоров для меня чужой. Так что пусть, в случае чего, не взыщет. После того как Приднестровье, над участью которого мы пролили столько горьких слез, отвоевав свою законную территорию, оставило на ней коммунистическую символику и стало развлекаться политическими процессами (дело И.Илашку), мне стало глубоко безразлично, что сделает Молдова с этой частью своей территории, советской до последнего садика. Если Румынии нужно такое приданое, пусть забирает. Я бы завернула в бумажку.

Например, меня совершенно не волнует, сколько ракет выпустит демократическая Америка по недемократическому Ираку. По мне, чем больше, тем лучше. Так же, как меня совершенно не ужасает неприятность, приключившаяся с Хиросимой и Нагасаки. Зато смотрите, какая из Японии получилась конфетка. Просто «сникерс». Семерка в Токио заседает, парламент либеральный имеется. Игра стоила свеч. Я была бы просто счастлива, если бы США сохранили все мыслимые и немыслимые приоритеты и не забывали вовремя что-нибудь бросать на тех, кто уклоняется от либерального пути и плохо себя ведет. Неотвратимость наказания — единственное, что может удержать человечество от политического и нравственного регресса. И не надо про совесть. Нет у человека никакой совести. У отдельных продвинутых экземпляров — есть, а у большинства нет. Так что на Аллаха надейтесь, а верблюда привязывайте.

В следующий раз мне будет все равно, сколько снарядов придется в Бендерах на 1 км2. Для коммунистов нет самоопределения.

Вот свобода Чечни меня волнует. Чечня — это красиво, это смело, это благородно. Здесь независимость завоевана, как олимпийская награда. А Татарстану на что? И главное, за что? За поддержку ГКЧП? Когда я слышу о выходе Якутии из состава России или о суверенитете Тувы, меня разбирает дикий смех. Для меня это не вопрос права, а вопрос заслуг и достоинств. Чем эти ребята прославились? Чем пожертвовали? Какими великими деяниями могут похвалиться? Шаймиев — не Дудаев, он не достоин чеченскому вождю ботинки чистить. Обычная номенклатурная птичка-невеличка.